– Вы тут все уже настроены на смерть, а мы думаем про жизнь, – сказал мне один из них, когда я в голос удивилась, что они отличаются от нас…
…Орлан взял с собою Скоба, а его связные вернулись того ж вечера в свои места, договорившись со Скобом о встрече ночью с 9 на 10 июля. Чумак да Олесь подались на связь, а Орлан со мною, Бурым и Скобом вернулся к нашей краевке в лесу.
В наших тяжелейших условиях люди в большинстве выглядели старше своих лет, через это тяжело было угадать их возраст. Однако Скоб неплохо держался. На вид ему было между 1918–1920 годом рождения. Родом с окраин Галича, учитель по специальности. Вступил в подполье в час немецкой оккупации. У него были жена и сын. Жену вывезли в Сибирь, а сына МВД поместило в детдом. В сороковых годах подпольный провод назначил Скоба на подпольную работу в Хмельницкую область. Все это он мне поведал в момент совместного пребывания в бункере.
Те несколько дней мне приходилось крепко сдерживать себя, чтоб ничем не выдать, что, невзирая на столь почтенный подпольный стаж, Скоб произвел на меня плохое впечатление. Он был худой, среднего роста, с остатками редкого светлого волоса на почти лысой голове. Линялой краски очи бесперерывно бегали, перескакивали с предмета на предмет. Собственно глаза его, а также претенциозные манеры, такие неестественные в наших условиях, да еще и иные, нечетко очерченные субъективные признаки вызывали во мне антипатию к нему…
…Как обычно, харчи в бункере были поганые. Скоб кривился, не мог есть их, отговорился, что болен язвой желудка. У него была запасная нейлоновая сорочка, недоступный для подпольщиков люкс и свежий новый рушник с вышивкой, сделанной, возможно, женскою рукою…
…Седьмого июля нас четверо, Орлан, Скоб, Чумак и я, вышли с Кременецких лесов. Взяли с собою стольки припасов, чтоб нам хватило на три дня, пока не встретимся со Скобовыми связными.
…Встреча была назначена в леске за старым польско-советском кордоном. Мы добрались туда, уже как развиднелось. Скоб ушел на встречу, потом вернулся, приведя с собою трех связных. Третий был из местных, молодой, здоровый, недавно принятый в подполье.
– Почему вы так сделали? Я ж вам внятно сказал, что на встречу могут прийти лишь те два, каких я видел, – резким тоном спросил его Орлан.
Скоб смолчал на то. Потом посоветовал Орлану, сказав, что нас тут слишком много, чтоб разом расквартироваться, нехай Чумак пойдет ночевать с тем молодым на другое место. Орлан согласился.
Те люди решительно не были осторожны. До места нашего постоя уже вытоптали тропку, какую не только что опергруппа, а даже пастухи могли нас выследить. Мне стало охватывать беспокойство…
На месте ночевки нас ждали свежий хлеб, сало и даже белые коржики. Какая роскошь – мы и на Пасху белого хлеба не видели. Скоб не ел, лишь сразу улегся спать. Голодные, мы оба поели с аппетитом, и сон нас свалил прямо на месте.
Еще подложила под голову свою «котомку», переложила кобуру с пистолетом, чтоб не давила мне в бок, и сразу заснула каменным сном…
Только я крепко заснула, как меня разбудил один из связных.
– Что случилось? Облава, может?
– Вы агенты, вы ликвидировали проводника Уласа, и мы берем вас под следствие, – ответил он мне.
Сон сняло волшебной палочкой. Глянула на Орлана, а возле него уже их двое. Еще когда он спал, Скоб отбросил от него автомат, а теперь отцеплял пистолет. Другой «связник», сильный, спортивный, держал Орлана за руки. Мой пистолет они забрали еще в момент сна. Нам связали руки шнурками. Уверенные в своей «работе», агенты с завидной быстротой управились с нами.
– Хлопцы, вы обезумели? Мы и не видели Уласа, – словно громом пораженный, еще не понявший ситуации, сказал Орлан.
Однако я сразу все поняла:
– Кому ты поясняешь? Неужели не видишь, что мы попались в руки агентов?
– Да, мы агенты. Вы в руках МГБ и не пытайтесь пробовать бежать. Лесок сей плотно окружен войсками, мы тут уже сколько дней вас ждем, – подтвердил тот, что раньше называл себя Олесем.
Не было надобности им, отдохнувшим, вооруженным, бояться нас, вкрай истощенных дорогою, без оружия, со связанными руками. Я сидела и даже не пыталась встать. В голове шумело от сонного порошка, каким накормили нас вместе с вкусным хлебом и коржиками.
Страшные минуты, когда действительность хуже, чем наикошмарнейший сон. Тяжко передать весь драматизм тех первых минут. В них сгустилось так много разочарований, боли, ужаса, отчаяния, что их хватило б на всю жизнь. Те минуты были для нас страшнее смерти… Досл. перевод. – Прим. С. С.)
Если говорить на тему «женского вопроса», так мне кажется, что тот же Охримович полетел не столько по заданию установить связь с подпольем, сколько к своей невесте, сидевшей в бункере в Карпатах. Он, вероятно, хотел вывести ее с Украины на Запад, считая, что каналы еще есть. А они на тот момент в основном были нами перехвачены.
В книге я написал, что его брали в бункере – поднимал авторитет нашей службы. На самом деле Грузина (Охримовича) брали на улице, на воздухе, и только потом спустили в бункер. Там с ходу начали работать с ним, ломать его. Но он хотя и был в шоке, не сломался. Применяли к нему и проверенные методы «перековки»: магазины, поездки на Днепрогэс, походы в кино, в оперу… Вроде бы сговорились: он будет сотрудничать, если его невесту не тронут. Ждали, ждали, рассчитывая, что весной боевка «расконсервируется» и можно будет их взять, но похоже, что у кого-то из начальствующего состава кончилось терпение. Решили применить новейшую систему – усыпляющий газ. Мне рассказывали, что шланг просунули в вентиляционный канал бункера, но из баллона газ пошел с громким хлопком. Под землей прозвучали взрывы гранат.
Когда Грузину показали фотографии погибшей невесты, он послал всех подальше. После суда его расстреляли. Так что женщина имела большое значение. Вообще, любовь – это вещь…
(Охримович Василий Остапович, он же Философ, Бард, Кузьма, Грузин и пр. (1914–1954) – краевой руководитель ОУН, член УГВР, руководитель политико-информационной службы ЗП УГВР.
В мае 1951 года В. Охримович десантировался с американского самолета на территорию УССР. 6 октября 1952 года был захвачен завербованными агентами. Согласно воспоминаниям ветерана КГБ В.В. Чубенко, агенты ожидали курьеров от Грузина. Однако на встречу явился сам… Охримович. Решение было принято немедленно. Когда Охримович после нескольких минут разговора сел на пенек писать «грипс», старший группы подал соответствующий сигнал. Из автоматов скосили сопровождение, а несколько человек бросились на Охримовича.
По свидетельствам оперативников, Охримович был глубоко шокирован произошедшим. К сожалению, один из боевиков смог скрыться, сообщив о провале Грузина В. Куку.
Главной задачей эмиссара было получение от В. Кука мандата доверия для ЗП УГВР. Кук, являясь председателем Генерального секретариата УГВР, согласился выдать мандат доверия, написанный Грузином на папиросной бумаге еще 5 сентября 1952-го. Более того, еще и наградил Грузина Золотым Крестом заслуги ОУН.
С такой же задачей конкурирующей организацией ЗЧ ОУН, но уже британским самолетом забрасывался руководитель службы безопасности ЗЧ ОУН Мирон Матвиейко, который также был захвачен спецгруппой МГБ. Матвиейко стал главной фигурой одной из оперативных игр, продолжавшейся до 1960 года.
Грузин лично указал в лесу около села Калшув расположение бункера, в котором при попытке захвата застрелились близкие Куку боевики Тарас, Вишневый, Илько. В селе Курники-Иванченские Збаражского района Тернопольской области по его же показаниям был ликвидирован бункер, где погибли боевики Андрей, Чубатый, Мыкола. 22 января 1953-го в селе Стратин Рогатинского района Станиславской области был разгромлен очередной бункер. Во время операции погибли охранники Кука Петро, Дмитро и возлюбленная Охримовича Зенка. Всего же по наводке Грузина было вскрыто 4 бункера, убито 7 боевиков, а также ликвидировано два курьера Кука.
Придя в себя от потрясения после ареста, Охримович категорически отказался сотрудничать с органами госбезопасности, сорвав оперативную игру «Трасса». 23 ноября 1953-го радисту Бересту пришлось отправить в эфир радиограмму: «Меня окружают, жгу шифры…»
В докладе МВД от 25 мая 1953 года сообщалось: «Продолжает вести себя враждебно… Ведет себя неискренне, открыто заявляет о своем враждебном отношении к советскому государству и его политике, высказывает свои националистические убеждения и категорически отказывается от сотрудничества с органами МВД. Трижды отказывался от выполнения наших заданий, настаивал на окончании следствия и предании его суду».
ЦК КПСС принимается решение о казни Охримовича. 29 марта 1954-го Военный трибунал КВО приговорил его к высшей мере наказания. 18 мая приговор был приведен в исполнение. На следующий день появились сообщения в печати и по радио. – Прим. С. С.)
– Когда вы впервые забросили агента на Запад?
– В 51-м году. Игры продолжались до 60-х годов. Последняя игра называлась «Бумеранг». А прекратили ее, по-моему, в 68-м году.
– Насколько активно американцы помогали оуновцам?
– Если рассматривать материальную помощь, то она носила чисто символический характер. Американцы не рисковали поставлять большие партии оружия и боеприпасов, так как мог разгореться политический сандал и СССР мог в ООН поставить американцев в неудобное положение. Овчинка выделки не стоила.
– Бандеровцы в своих воспоминаниях пишут об избиениях на допросах. Могу ли я просить вас прокомментировать?..
– Если говорить о ситуации в целом, то могу сказать, что, когда я пришел на работу в органы госбезопасности летом 1952 года, этого не наблюдалось. Безусловно, могли быть и исключения. Что касательно меня лично, то я тебе рассказывал, как чуть не погиб, не давая спать Мудрому. Но тут все по-честному – он не спал, я не спал.