А допусти кто-либо из нас оплошность и попади к такому вот Мудрому, так он бы тебе такой «сон» устроил… Заталкивать бутылки в анальное отверстие было для них детской шалостью. Про пыточный станок не буду повторяться. Если же говорить об исключительных случаях, то вспоминается момент, когда взяли только что приземлившуюся группу вместе с радистом, который должен был дать радиограмму своему западному куратору и не позднее определенного времени после десантирования. Начали его уговаривать, а он уперся. Время идет, надо что-то решать. Что делать? Зажали ему пальчики шомполами и п*****ли молотком. Брызнула кровь…
Покричал, упал в обморок. Но мужчина оказался здоровый, с крепким сердцем. Дал нужную радиограмму, и началась оперативная игра. Вполне возможно, он до сих пор жив…
– Расскажите, пожалуйста, как вы не давали спать Мудрому.
– Я мурыжил его двое суток, один на один. Он сидел у печи, я – за столом. За дверью в коридоре дежурили два автоматчика. Мне было тогда 23 года, ему чуть больше. Мы не спали две ночи. Я вдруг почувствовал, что если сейчас хоть на секунду не закрою глаза, то умру. И я закрыл их…
Не знаю, как долго я спал, но когда я очнулся, Мудрый стоял передо мной, положив руки на чернильницу из мрамора. Если бы я еще секунду промедлил, он мог бы проломить мне голову и взять мое оружие.
Говорю ему: «Ты чего?» – «Пить хочу». – «Ну-ка сядь туда!» Он сел в углу…
Мы знали наверняка о его связях с бандитами. Наши агенты организовали в селе драку, умело втянув в нее Мудрого. Затем арестовали его и повезли в тюрьму в Дрогобыч.
По дороге машина «сломалась», и сопровождающие вместе с арестованным попросились на ночлег в дом у дороги. Посреди ночи в хату вдруг врываются «повстанцы», стреляют милиционеров холостыми патронами. Те валятся «замертво». Арестованный кричит: «Я свой, не стреляйте!» Для пущей убедительности на него тоже направляют автомат, но тот вдруг дает осечку. Мудрый стал молить о пощаде: «Я такой-то, знаю того-то».
Тогда ему на башку мешок, несколько часов поводили кругами вокруг хаты, потом спустили в «бункер», оборудованный в ее подвале, где эсбист подробно его допросил.
Мы тогда допустили ошибку. Надо было сразу дожимать парня, а мы повезли его в тюрьму в Дрогобыч. Доложили руководству об удачно проведенной операции, а тот вдруг заявил, что в хате испугался и себя оговорил. Как я потом ни старался склонить его к сотрудничеству, чтобы он помог нам эту банду захватить, ничего у меня не вышло.
– Вы ходили на встречи с агентурой в селах?
– Ходил, по ночам с прикрытием из трех автоматчиков. Темноты боялся жутко. С трудом перебарывал себя. Вот так работал. Идешь, трясешься. К агенту приходишь – того тоже трясет…
В 50-е уже работали по-другому. Если в конце 40-х шла форменная война, органы старались в первую очередь уничтожить крупные формирования, то впоследствии перешли к ликвидации руководящей верхушки, и это сразу же эффективно сказалось на результатах.
Вербовка агентуры в Западной Украине носила массовый характер. Практически не было хаты, в которой не пытались бы провести вербовку или оперативный контакт. Не стояла на месте и наука. Появились химические препараты «Нептун-47» и «Нептун-80». Препарат «47» местные окрестили «отрута», то бишь «отрава». Его можно было добавлять в водку, в воду, в молоко, в борщ… Тот, кто принимал угощение, через 7–8 минут терял возможность передернуть затвор, нажать на спусковой крючок, передвигался в полубессознательном состоянии, а спустя еще 5–7 минут «отключался» полностью на несколько часов. Когда же приходил в себя, то испытывал жуткую жажду, становился очень общительным и охотно отвечал на любые вопросы. Поскольку местные знали про препарат, то о нем узнали и бандиты. Они стали осторожничать, предлагать сначала попробовать хозяину. Тогда появились хитрые фляжки с комбинациями кнопок…
Когда освобождали заложников, захваченных на мюзикле «Норд-Ост», я с удивлением увидел, как людей укладывают на спину. Как же так? Они же захлебнутся рвотой! Неужели вас не инструктировали? Ну, спросите вы, я расскажу. Что, они изобрели нечто новое, сегодняшние ребята? Нет, конечно. Такой же «Нептун», только название сменили…
Препарат «Нептун-80» выливали на напольный коврик или обувь, после чего разыскные собаки в течение нескольких суток уверенно брали след. Водой или чем-то другим этот химический состав смыть было нельзя.
Наверняка тебе рассказывали о специальных системах под названием «Тревога». Небольшая такая штука, размером с большую консервную банку. Работала от аккумуляторных батарей. При нажатии кнопки посылался радиосигнал. И в каком-то из отделов МВД на щите у дежурного начинала мигать соответствующая лампочка. Сигнал означал, что в определенном селе в определенном месте появились боевики. Туда сразу же выезжала тревожная группа в составе нескольких оперативников и бойцов специальных войсковых подразделений МВД. В некоторых случаях привлекались армейские части. Из-за этого мы однажды чуть было не провалили операцию.
Осенью 1953-го в селе Черче Тернопольской области появились два бандитских курьера – Сирко и Соловей. Мы их давно ждали. Они несли почту от одного из руководителей среднего звена к высшему, поэтому мы хотели прихватить их живыми и по возможности завербовать.
Хозяин хаты, наш агент, их приютил, накормил «Нептуном» и нажал кнопку «Тревоги». Прибывшая группа блокировала хату и пути отхода. Идиотизм, но по соображениям секретности от военных скрывали информацию о существовании химических препаратов! Уже и бандиты, и почти все местные знали про «отруту», а военные – нет. Инструктаж, опять же, провели безобразно. Ночью в темноте двое бандитов, покачиваясь и волоча за собой на ремне автоматы, вышли из хаты прямо на солдат. Один из них выстрелил из ракетницы, а потом очередью свалил обоих. Первого – наповал, а у второго пуля зацепила позвоночник. Как мы ни старались, но он умер в самолете, которым его везли во Львов.
Хорошо еще у раненого курьера в портупее, в карманчике для командирского свистка, обнаружили вложенное послание – «грипс». Такая маленькая записочка на вощеной бумаге. Ее обычно закатывали, прошивали ниткой и запечатывали парафином. Таким способом бандиты доставляли почту. Та записка была следующего содержания: «Друже Игорь! Очередная встреча с вами может состояться каждый первый понедельник каждого месяца в 17 часов по московскому времени около того белого камня в горелом лесу, где в 1948 году славной памяти друже Жук убил двух большевиков».
Как тебе конспирация? Иди найди этот камень и горелый лес! И бандитов с псевдо Жук в 1948 году были сотни. Но наши умельцы в Киеве «переписали» послание, изменив время и место рандеву. «Грипс» удалось передать «друже» Игорю. Восемь месяцев мы ждали его, восемь! Игорь и еще один боевик Роман все-таки пришли…
Сначала их осветили ракетой. Потом прозвучало традиционное предложение: «Оружие на землю, сдавайтесь!» Они ответили огнем. Здесь уже без шансов, их расстреляли из автоматов…
– Когда был последний рецидив?
– В 64-м году. Оуновец вдруг обнаружился. Уже забыли, что был такой, думали, мало ли, пропал, умер. А он живой оказался. И когда его брали, он принял бой.
– Смерть Сталина. Что вспоминается?
– Мы ходили по городу, патрулировали. Помню, как отчисляли из комсомола тех, кто отмечал после этого 8 Марта.
– Что происходило в управлении после ареста Берии?
– Здание контролировали мотострелки и люди из МВД. В коридорах стояли пулеметы Горюнова. У нас забрали табельное оружие. Потом выступил Строкач, оценил ситуацию, и нам вернули оружие. Были арестованы ставленники Берии на Украине: министр Мешик и его зам.
– Как вы лично относились к Берии?
– Москва арестовала Берию, не мы… После смерти вождя интересный пошел курс, очень интересный. Лаврентий Павлович был весьма неординарным товарищем.
– Вы не боялись, что будет еще хуже, чем при Сталине?
– Нет.
– Мы сейчас неправильно все понимаем?
– Правильно формулируешь – неправильно понимаете! Какой он, к черту, агент империализма? Берия выполнял задания партии. Но для меня он все равно подонок. И опасный.
– Я заметил ваше прохладное отношение к Хрущеву…
– Его сын подарил мне книгу, трехтомник Хрущева-отца. Подает мне свою визитку: «Вы его хорошо знали. Ваши книги я читал». Подписывает мне книгу. «Очень приятно», – говорю. Прихожу домой, открываю книгу, читаю: «Вот что касается крови, то на руках моего отца ее нет». Просто отлично! Я даже дальше читать не стал, выбросил.
Молодец, что сказать. Поехал в Штаты, книжки пописывает… Танцевал там, когда гражданство получил. Позорище! Крови на руках нет? Да эти руки санкционировали не один расстрел, по 350, по 400, по 850 человек… Вы мне будете сказки рассказывать. Вы не учите меня морали и нравственности, которой нет. И не должно быть в политике морали. Не учите меня морали и нравственности, дорогой товарищ. Вам напомнить, как в 48-м записывали в колхоз, как гасили в зале свет?
– Кто пойдет? Убедительно прошу поднять руки.
А люди молчат. Ни одной руки. Пойди перевешай всех! А сидят фронтовики, с войны пришли. Ну, у Никиты Сергеича же все просто:
– Не будете вступать в колхоз – в Сибирь поедете.
– А нас, фронтовиков, Никита Сергеевич?
– И вас тоже.
Это Хрущев, во всей красе. Так что не учите меня морали и нравственности, вам не положено. Надо понять, суровое было время. Фронтовик считался обычным человеком.
– Как материально жили рядовые сотрудники КГБ в 50-е?
– Скромно. Но не голодали. Лучше, конечно, чем в МВД. Зарплата была больше. Отсюда зависть между ведомствами…
– В вашей карьере были рискованные ситуации?
– Я шел по Львову. У меня за пазухой был пистолет, во внутреннем кармане – два паспорта боевиков плюс наши советские паспорта, и кроме этого нес несколько сообщений.