«Ура!» И тут немцы драпали, что будь здоров. Особенно хорошо было воевать перед какими-либо населенными пунктами, дороги были проселочные, там я впервые увидел, как враги побросали свои пушки и минометы. Мы их даже себе забрали и использовали против немцев же.
Но все-таки нас методично теснили, так что мы постепенно отошли сначала к г. Сталино, а затем вышли на оборонительный рубеж на р. Миус на подступах к г. Красный Луч. А вскорости нам дали участок обороны около Штергрэса — это была государственная районная электростанция на реке. И тут немцы приостановили всякое наступление. Между нами была водная преграда шириной примерно 100 метров. Первоначально друг за дружкой охотились, были артиллерийские и минометные обстрелы, потом затишье, и вскоре нам выдали на каждый взвод по снайперской винтовке. Это уже было большое дело, начали выходить на свободную охоту. И тут уж и мне довелось после небольшого обучения выйти на снайперскую охоту, как ее называл наш полковой инструктор по стрельбе.
Однажды, честно говоря, от банальной скуки решили поозоровать. Мы прекрасно знали, что в ближайшее время немцы не перейдут в наступление, потому что течение реки довольно быстрое, да еще и войск наших сосредоточено было немало. Что сделали — на Штергрэсе было до черта взрывчатки, мы ее «позаимствовали», сколотили из подручного материала плот, а река-то изгибами шла. Погрузили на плот взрывчатку, саперы рассчитали длину бикфордова шнура, подожгли его и пустили плот к немецкому берегу, который течение понесло в сторону изгиба реки прямо на позиции противника. И только плот уткнулся в берег, как раздался оглушительный взрыв — мы постарались и загрузили на плот примерно 200 килограмм взрывчатки. От неожиданности немцы бросились в разные стороны, мы по ним открыли снайперский огонь, а они бросили свой участок обороны и побежали кто куда. И мы их, наверное, на своем участке примерно неделю не видели. Но никто из нас не собирался переправляться — немцы прекрасно понимали, что при таком течении с нашей стороны десант не может легко пройти, даже на рыбацких лодках пришлось бы тяжело.
Чернуха Иван Данилович
Как началась война — наш Одесский округ превратился в 9-ю армию, развернул боевые действия, а мы тоже мобилизовались и через Одессу перешли, на станцию Раздельное, собирались или в Молдавию или в Западную Украину. На какой-то станции всю дивизию нашу остановили, долго что-то мы стояли, нас погрузили и подбросили под Киев, тогда еще за 100 км где-то противник был. Мы там развернулись хорошо, целая дивизия, полный состав, все вооружены, обеспечены всем. Немцы скоро поднялись и пошли в наступление. Мы впервые как столкнулись с ними и уже до конца дрались! И они нас, и мы их переполовинили точно. Преимущество, конечно, их было очень большое, особенно в танках. У нас в дивизии их 10, а у них в полсотни танков, и прям идут один за одним, душат! Но мы там их долго задержали, они долго разбирались, окопались. Мы заняли вторую полосу, отступили, правда, у нас уже потери были очень большие.
Вы так и были во взводе разведки?
Да, так я разведчиком и был. В артполку есть НП — наблюдательный пункт, КП — командный пункт и ОП — огневые позиции. Все в разных местах. НП — это я — командир взвода разведки, мои радисты, связисты тут, командир полка. Мы сидим и смотрим за противником — где он и что делает, наносим на карту, сообщаем в штаб полка, а штаб наносит у себя и сообщает в дивизию. Это у взвода разведки была задача такая.
Первый бой — какие впечатления были?
Самый первый бой под Киевом — это был страшный бой! Во-первых, превосходство немца и в авиации, и в танках. Мы тоже сильные были и крепкие и настроены до смерти воевать. Когда мы заняли двухпозиционную оборону, и он поднялся, немец хитрый: он перед началом наступления поднял в воздух с полсотни самолетов и прямо по переднему краю нашему пробомбил, 50 самолетов по три-четыре бомбы сбросили — перемолотили наш передний край. Не успели очухаться, как танки их идут! И тут танки накрывают нас и месят. Это мы испытали в первом бою. Если бы равные были силы, так мы бы дрались, но когда нас придавили авиацией, да потом танки придушили, то тут уже. кто жив — выскочили и на вторую позицию побежали. Не знаем, сколько было там убитых, раненых, а были, наверное, и такие, кто поднял руки.
Половина нас осталась и говорим: «Вот это дааа! Вот это немец умный!» Так обидно было! Потом вторую позицию когда заняли, уже знаем его хитрость, так мы боевые порядки завели, чтоб пореже — чтоб не кучей — всех за один раз пробомбил и кончил. Начали уже учиться, чтоб меньше потерь было. А тогда мы Киев им так и не сдали и держали еще, а один раз двинулись вперед, но потом отступили.
Немец правее нас обогнал, и левее, и в сентябре окружил. Такое большое кольцо. Начали наступать и с другой стороны. Батюшки! Вот тут мы тоже думали, что же делать-то. В кольце воевали, но мы с той позиции перебрались, артиллерию поставили на прямую наводку, а они идут, и мы прям открыто бьем, а сколько можно? Десять дней подрались — ни одного боеприпаса не осталось, да и продовольствия тоже. А куда же нам деваться? Солдаты уже начинают теряться. Стрелять нечем. Как же так? Танк идет, а стрелять нечем.
Потом получили приказ: «Уничтожить материальную часть и прорываться к своим, как кто может». Вот тут и пошла такая страшная картина. В нашем полку три дивизиона. В каждом дивизионе сами все уничтожали. Штаб полка, мы — взвод разведки и полно еще всяких начальников: полка, медицины, связи, артснабжения, группа большая, человек 30. Мы дождались ночи, решили, что попробуем прорываться. Ночью ползем, вплотную подошли к переднему краю, а они как обнаружили, да как ракеты повесили, осветили нас и как начали лупить по нам минометным огнем, из пулеметов, лупят так, что ничего не слышно. Мы назад и откатились. А кто, сколько, сколько ранено и погибло — никто ничего не знает. Нас четверо откатились, мы сразу в камыш и из под огня вправо двинулись, они же поняли, что мы отступили, и будут огонь переносить, и так мы выскочили из-под огня.
Чем были вооружены тогда?
Пистолет, карабин, больше ничего у меня не было. Да и патрончиков нету, мы ж тогда тоже стреляли. В самом патроннике 5 патронов да в коробочке еще с десяток, вот и все! Плохо с этим было. Просидели мы день, как из-под огня вышли, слушали — там огонь еще долго тарахтел. Наверное, многие тогда сдались, а там все начальство полка было.
Остались: я, пропагандист полка, младший лейтенант секретного отдела и помощник начальника штаба по учету кадров. Дотемна досидели, потом еще дальше вправо продвинулись и попали как раз в какой-то хуторок, длинный, и там к реке огороды конопли большие — туда залезли и смотрим. А там одна бабушка по огороду ходит, мы ее пригласили: «Бабушка, тут немцы есть?» — «Нет, деточки, тут нету, а там на перекрестке танки стоят». — «А были?» — «Нет, тут не было!» Мы ночи дождались, прям через этот хутор пробежали, через дворы и вышли в поле. Мы думаем, что мы из окружения вышли. А сами не знаем, так это или нет. За ночь продрапали километров 50. На день останавливались, окапывались, чтоб нас никто не видел и мы никого. Потом еще одну ночь прошли.
Вдруг эти два человека — украинцы — говорят: «А куда нам идти, там уже Москва взята, а мы чего туда пойдем?» И ушли они домой. Мы вдвоем с Парамоновым остались, а он уже пожилой был, капитан, пропагандист полка. Ночь пробираемся с ним вдвоем, а день посидим. Одну ночь идем и слышим — канонада и справа, и слева. Значит, справа у нас Харьков, а слева Курск, а мы между городами. Определяем по компасу, я веду. Дошли мы так до Северского Донца, там какой-то длинный хуторок, пришли, там дедушка ходит: «Деда, тут немцы есть?» — «Нет, тут нема, вон там в Харькове что делается! Воюют!» — «Ну, ты переправь нас.» Он начал искать корыто, чтоб переправить нас двоих. Переправились, на опушку леса вышли и стоим. Едет солдат верхом на лошади, а другая идет рядом. Мы остановили его: «Куда ты идешь?» — «Да лошадей напоить».
Он нам сказал, что недалеко наша оборона, мы сразу и пошли к ним. Нас там встретили, взяли, привели в штаб полка, допросили от и до: откуда, где воевали и в какой дивизии были. Потом в штаб дивизии передали, нас там под оружием водили, повели солдатики нас вооруженные, а мы так и шли. Потом из дивизии в штаб армии. 21-я армия находилась в Новом Осколе. Нас сдали в штаб армии, я так понял, что контрразведчики нас взяли, разделили, дали по листу чистой бумаги: «Садись ты тут, а ты тут, и пишите все от и до, где, что, как». Проверка, в общем. Мы сели, я говорю: «Парамонов, давай тогда все уже писать. Все подробно, как было, тут нам обманывать нечего, тут дело такое». После этого, как нас с ним развели, больше я с ним не виделся. Он политработник, он по своей линии пошел, а я как строевой офицер. Петр Парамонов его звали, пожилой уже человек.
На сборный пункт пришел. Штаб в Новом Осколе был, а сборный пункт в станице Алексеевской Воронежской области. Сборный пункт был большой. Уже сам иду, меня из штаба армии уже не провожали. Пришел — тут встречают назначенные люди, один встречает артиллеристов, второй танкистов, третий пехотинцев. Кто выходит из окружения — каждый своих встречает. И тут меня встречает наш начальник штаба. Ух ты, едри ж твою мать! Мы аж плакали с ним и потом долго разговаривали.
Оказывается, когда в первый раз мы прорывались, нас обстреляли, он с тремя еще людьми отступил влево, а мы вправо. Вот так мы и разошлись. Он немножко вперед пришел, тоже и в штабе армии был, и на сборный пункт его назначили собирать артиллеристов. Вот мы сидели, рассказывали, как и что — от и до прошли всю, наверное, свою службу. С фронтов поступает заявление: такие-то офицеры требуются, а только он посмотрел, а там в штаб дивизии требуется артиллерист. Он мне и говорит: «Вот уже и требуется» — «А где она?» — «А она обороняет город Волчанск Харьковской области, а Шибекино — это Курской области, и там дивизия заняла оборону на Северном Донце».