Я дрался в 41-м — страница 7 из 35

Напротив казармы нашего полка была казарма 9-й заставы Кижеватова. Там были еще семьи этих пограничников. Куда им деваться? Эти семьи с детьми на руках в пошли в наше подземелье, которое еще осталось целым.

В первый день войны атака шла за атакой. Мы старались связаться с нашими частями, но никак не могли, потому что наша радиостанция работала только на 5 км. Когда наш радиопередатчик передал: «Я крепость! Я — крепость! Веду бой», то сразу показалось, как будто бы мы со своими, но нет, ничего не получилось.

Немцы предлагали нам сдаться, ибо вся крепость будет с землей смешана. Кижеватов — никакого плена, никто не уйдет. Но где-то на второй или третий день он сказал: «Женщины, выходите, потому что нам нужно воевать». Женщины взяли простыни и вышли к немцам. Где-то через полчаса приходит одна девочка, 12–13 лет. Говорит Кижеватову: «Немцы сказали, чтобы вы сейчас сдались в плен, если не сдадитесь — вся крепость будет смешана с землей». Потом еще бои за боями.

Нашими 333-м и 84-м полками командовал комиссар Фомин. Мы сначала пытались прорваться и соединиться со своими, но после того, как это не удалось, продолжали держать оборону. Но драться было уже нечем. Не было боеприпасов, питания. Нас спасал только сахар, который мы нашли на складе продснабжения. Сахар был в грудках, рафинад, мы его в карманы набивали. Воду доставали из Буга, и в казарме 333-го полка была вода, которой здание отапливалось. Ночью бой затихал, но в ночное время наши войска охраняли амбразуры, чтобы немец не просочился и не забросал гранатами наши помещения. Кроме того, ночью убирали раненых. Наша санчасть пыталась им помочь, но раненых сколько было — Бог ты мой! Даже не было места для их размещения.

А воевать было нечем. Жрать нечего. Стрелять нечем… Я во взводе конной разведки обязанности старшины исполнял и знал, где у Буга находится склад боеприпасов. И вот Фомин послал меня и Ивана Коновалова разведать с боеприпасами. Прошли мы, сзади крик, а в ППШ осталось по 5 патронов… Выстрелили, и на этом окончилось… Так я попал в плен.

Интервью и лит. обработка — А. Драбкин, Н. Аничкин

Щербинин Павел Афанасьевич


19 июня 1941 года на совещании командного состава было объявлено, что 22 июня в 5 часов утра будут проводиться учения — показные, с боевой стрельбой. Я жил на частной квартире в семье железнодорожника вместе с начфином полка Копыловым. Вечером мы попросили хозяйку, чтобы она нас разбудила в 4:30. Она сказала: — «Сами встанете еще раньше!». Мы подумали, что она шутит. 22 июня, примерно в 4 часа, от взрывов снарядов зазвенели стекла в квартире, которая находилась недалеко от станции железной дороги. Наша хозяйка закричала: «Война!», а мы подумали, что проспали начало учений.

Быстро одевшись, мы побежали к штабу полка. Подойдя к штабу, который находился недалеко от квартиры, мы увидели, что снарядом разрушен вход в штаб, дежурный по штабу убит, связь нарушена. Первое время мы не могли понять, война это или провокация, однако фашистская артиллерия продолжала обстрел, а самолеты большими партиями летели в направлении Минска.

Наш 459-й полк быстро вышел на исходные позиции для обороны, которые находились примерно в 6–8 километрах от Жабинки. Я уже ранее писал, что полк был не в полном составе.

Примерно в 8 утра батальонный комиссар Блохин приказал мне поехать в военный городок, где проживали семьи офицеров, и предупредить их, чтобы они готовились к отправке их вечером на Минск, а также взять у его жены гимнастерку с орденом Боевого Красного Знамени, которым он был награжден за проявленное мужество в войне с белофиннами. Полком в это время командовал начальник штаба Петров, командир полка за несколько дней до начала войны был отозван в Москву.

В связи с артобстрелом военного городка все семьи офицеров находились в поле. Я передал жене комиссара о предстоящей вечером эвакуации, забрал гимнастерку и вернулся в полк. В это время полк уже вел бой. Командир полка вместе с комиссаром, оставив командование на подполковника Димитришина, выехали в 1-й батальон, который находился на строительстве укрепрайона. За комиссара остался секретарь партбюро старший политрук Нагульнов Н. И.

Во время боя, примерно в 14–15 часов, в связи с обходом нас немцами с флангов был получен приказ об отходе с боями в направлении города Кобрина.

Мы не имели возможности предупредить семьи об отходе полка в другом направлении, поэтому дальнейшая судьба семей нам была неизвестна.

Примерно в 6–8 километрах не доходя до города Кобрина наш полк совместно с другими отходящими частями занял оборону. Вели ожесточенный бой. Немецкие части сперва пошли в наступление во весь рост, горланя песни, но, получив достойный отпор, понесли большие потери и вынуждены были прекратить наступление. И только после подхода подкрепления вновь перешли в наступление. Перед превосходящими силами противника части нашего полка вместе с другими разрозненными частями стали с боями отходить, оставив город Кобрин.

Отойдя километров на 11, подполковник Димитришин из оставшихся подразделений полка создал отдельный батальон, в который вошли подразделения 3-го батальона, части полковой школы, батарея «сорокопяток» и другие подразделения. Начальником штаба был назначен старший лейтенант Паршин. Я был утвержден секретарем парторганизации. Не установив связь с командиром полка и командиром дивизии, подполковник Димитришин принял решение отходить в направлении города Картуз-Березка. При подходе к городу высланная заранее разведка доложила, что мост через реку взорван и переправочных средств нет.

Было принято решение двигаться на город Пинск (бывший областной центр), стремясь соединиться с нашими частями, мы старались не вступать в бой с фашистскими войсками.

При подходе к городу мы узнали, что там находятся наши войска. Нашему отдельному батальону указали участок, где мы должны организовать оборону. Примерно через сутки вступили в бой. В первый день немцы понесли большие потери, однако вскоре подошло подкрепление, и фашистские войска усилили наступление. Обороной города Пинска руководил командир 75-й сд генерал-майор Недвичин, который отдал приказ нашему батальону прикрывать отход дивизии в направлении городов Лунинец, Житковичи с последующим выходом к старой границе.

На старой границе пограничники организовали оборону. Батальон, выйдя на старую границу и получив боеприпасы, вместе с пограничниками в течение нескольких дней вел упорные бои. Водном из боев погиб начальник штаба старший лейтенант Паршин, начальник артснабжения и другие.

В это время батальон получил приказ командира 75-й сд о том, что он входит в состав 115-го сп. Батальону было приказано отойти и занять оборону, не допустив занятия немцами города Турова. За три километра не доходя до города мы заняли оборону. На вторые сутки подошли немецкие войска, и начался сильный бой. На третий день мы вынуждены были оставить город, но еще через два дня получили строжайший приказ выбить фашистов из него, что мы и сделали, мобилизовав все свои силы. Наступление немцев было остановлено, и они вынуждены были перейти к обороне. Большую помощь в снабжении продовольствием нам оказывал Мозерский обком партии.

Примерно в 20-х числах июля мы получили приказ немедленно организовать отход в связи с тем, что фашистские войска оказались далеко впереди нас, заняв города Гомель и Мозер. Батальон форсированным маршем отходил в направлении города Чернигова. Форсировав реку Днепр, мы вошли в город. Чернигову были нанесены огромные разрушения. Во многих местах бушевали пожары.

Батальон вместе с 115-м сп занял оборону, не доходя села Яблоневка. Несколько дней вели упорные бои, отражая атаки немцев. В этом бою погиб замечательный, бесстрашный командир роты старший лейтенант В. Рыбаков (за участие в Финской войне он был награжден орденом Красной Звезды). Тяжелое ранение получил начальник штаба батальона лейтенант Щукин.

По приказу командира дивизии полк отошел и занял оборону, не доходя города Прилуки. Нашему батальону было приказано прикрывать отход дивизии. Заняв оборону, мы узнали, что фашистские войска обошли нас с флангов. В это время связь с командованием дивизии была прервана. Чтобы не попасть в полное окружение, мы в составе 50–60 бойцов и командиров стали отходить в направлении населенного пункта Гребенки. Подойдя к населенному пункту, разведка доложила, что село занято немцами. Старшим у нас был начальник штаба батальона старший лейтенант Винокуров. Посоветовавшись, мы приняли решение отходить на соединение с войсками, оборонявшими город Киев. На третий день мы узнали, что войска, оборонявшие Киев, отошли, и мы находимся в окружении. Решили тогда мы отходить на Харьков. Не доходя до Харькова 25 километров, в местечке Солнцево нам сказали, что город находится у немцев. Тогда мы пошли в направлении городов Люботин, Богодухов, Ахтырка и дальше Обоянь Курской области. Двигались только ночью. Не дойдя до города Обоянь, мы установили, что там находятся немцы. Мы повернули на Курск. В районе населенного пункта Беседино после разведки установили, что оборона немцев не сплошная. В стыке обороны немцев вышли к нашим войскам 7 ноября 1941 года.

Столько было радости, ведь мы прошли более 1000 километров и наконец-то встретились со своими войсками. Сколько пришлось испытать голода и холода (обмундирование у нас было летнее, разваливающиеся сапоги, а в голенищах между подкладками мы сохранили партийные билеты).

Вышли в военной форме с оружием, сохранив партбилеты — нас было 4 коммуниста. Нам много раз предлагали сдать оружие и обмундирование, но мы не соглашались, и правильно сделали, до конца выполнив воинский долг.

Командование находилось в городе Чигры. После проверки документов нас направили в штаб Юго-Западного фронта, который находился в городе Воронеже. В штабе фронта мы получили направление в город Липецк в резерв, где нам выдали новое обмундирование. После разгрома немцев под городом Ельна я узнал, что в этих боях участвовали наши товарищи, вышедшие из окружения: лейтенанты Иванов, Хвацкин, старшина Сироткин и другие. А я был временно назначен политруком в резервной роте молодых солдат.