– Вы атаковали цели, которые были защищены силами, превосходящими вас? Были ли какие-то критерии – эту цель надо атаковать, а эту не надо. Здесь нам окажут сопротивление, а здесь – нет.
– Рассуждаете по-дилетантски. Получили приказ разобраться с опорным пунктом. И твоя задача выполнить приказ.
– Предположим, такая ситуация: вы подошли к объекту: маленький населенный пункт, типа хутора. Сейчас там много немцев, и вам трудно будет с ними справиться. А если подождать три часа, то они уйдут. Вы атаку откладывать не будете?
– Мы не можем ждать три часа, потому что мы тогда не выберемся. Главное – выполнить задачу и принести материал, не ввязаться в бой, не заниматься взятием укрепрайона. И когда ты ночью подходишь к укрепрайону, никогда ты не знаешь, что там, где немцы… Там хуторная система, там нет поселков. Подошли к хутору, слышим – в этом доме немецкая речь, командир принимает решение. Если часовые – убрать часовых, если нет, то аккуратно подползаем. В этой ситуации все оценивает старший.
– Дайте, пожалуйста, краткие характеристики бойцам отряда: Леонову, Бабикову, Никандрову, Лысенко, Пшеничных, Агафонову, Абрамову, Людену, Инзарцеву, Визгину.
– Леонов оказался в нужном месте в нужное время. Он обладал неплохой интуицией. И пройдя полтора года суровой подготовки с другими командирами, он умел принимать решения. Что такое морской десант?
Надо быстро, хамовато и нагловато действовать и вовремя смотаться. И пусть не самое оптимальное решение, но его надо принимать, ни на кого не перекладывая. Леонов обладал нужными качествами. С ним нам еще и везло, и на Крестовом, и особенно в Сейсине. Это действительно так. Он пользовался авторитетом, и у него было много приятелей в отряде. Леонов не вмешивался в мелочовку, никогда не занимался воспитанием личного состава, да и некогда ему заниматься этим.
Бабиков по меркам отряда был очень грамотный мужик. Писарем был, на машинке печатал, всю картотеку вел, похоронки оформлял, но при этом участвовал во всех операциях за время моего пребывания в отряде. Он обладал и личным мужеством, грамотно ориентировался.
Командир 181-го разведотряда Северного флота и 140-го разведотряда Тихоокеанского флота дважды Герой Советского Союза В.Н. Леонов.
Никандров – мой командир взвода. Я к нему пришел. Он уже успел отслужить. Хорошо ходил на лыжах, приемами рукопашного боя владел и преподавал. Дотошно учил стрелять, гонял нещадно на шлюпках, и сам кувыркался на них вместе со всеми. Это был трудяга. Хорошо знал природные условия на Севере.
Про Лысенко я уже сказал, он в отряде пользовался непререкаемым авторитетом. Он родился где-то в Сибири. Такой сибиряк, крепкий.
– Могла возникнуть ситуация, при которой Лысенко что-то сказал бы поперек Леонову?
– Против командира – никогда. Пользовался уважением, это не значит, что он что-то против командира мог сказать. Лысенко был обыкновенным бойцом, рядовым матросом.
Иван Лысенко.
Про Пшеничных я ничего не могу сказать. Почему он на слуху был? Он оказался в составе у Леонова в группе. И на Севере, и в Сейсине. Леонов его все время видел и врукопашную вместе ходил. Я далеко был. Очевидцы все рассказывали, что по-настоящему все это было. Ребята, кто с ними в группе ходил, говорили, что он Леонова охранял. Группа, которая на Крестовом состояла у Леонова, кто там вокруг него. Интенданты – Вавилов, Колосов Михаил еще был. Два этих самых порученца, адъютанта. Затем фотографы, затем врач, затем представитель разведотдела, Змеев. И вот это группа, которых человек 15–20, среди них был и Пшеничных, который ходил в рукопашную атаку. Так же было в Сейсине. Мне внук его позванивает.
Семен Агафонов.
С Семеном Агафоновым у меня после войны были дружеские отношения. Кристально чистый человек, настоящий помор, хорошо знающий природу, и очень мужественный человек. Правда, в жизни ему не везло: одна кикимора облапошила его. Женился на директоре ресторана. Сделала директором завода, но жулики обманули, его чуть не посадили. Пришлось его снова мобилизовывать на флот.
Про Абрамова я ничего не могу сказать, я его не застал.
Люден – все говорят, что это был настоящий, толковый специалист, немножко штабист. Любил рассуждать, народ собирать вокруг себя. Его тоже потихонечку перевели в Северный район на штабную должность. О нем плохо не говорят, он очень дотошный был, но я бы сказал, что не умел принимать волевые решения. У меня запись есть, там четко сказано, каким должен быть разведчик-диверсант.
Ну, про Инзарцева я все сказал.
Про Визгина можете прочитать у Бабикова. Он был начальником разведотдела, я с ним не контактировал.
С Бекреневым я встречался после войны. Он был начальником войсковой разведки, потом был начальником академии, потом мы с ним встречались уже в отставке.
– В чем сложность высадки на резиновой лодке?
– Вас надо один раз в воду опустить попробовать, и чтобы хоть один раз волна два балла. На шлюпке отойти и подойти – целое событие.
– Спецкостюмы у вас какие-нибудь резиновые были?
– Это была опытная работа. Нас тренировали в гидрокостюмах. Это были такие гидрокостюмы, надеваешь его – сзади мешок с рюкзаком. Тебя вместе с рюкзаком запихивают в этот резиновый гидрокостюм, и оружие там. Ты должен до берега с этим всем добраться.
Морда открыта. Задерживаешь дыхание, и все. Акваланги потом появились, а тогда были гидрокостюмы с двумя лопаточками. И гребешь к берегу. Эти лопаточки очень мало помогают. Держишься на плаву, а волна накатывает и откатывает. И тебя туда и обратно. А это камни, не ялтинский пляж.
Беспомощный, голыми руками тебя можно взять. Мы сразу были против… К счастью, мне не пришлось его применять в боевой обстановке, и через торпедный аппарат не выходил.
– Были ошибки при отборе людей в отряд? Отсеивали до первых походов или после?
– Отсеивали как когда, по-разному. На Севере было. Я забыл его фамилию. Парень пришел из нового пополнения, больших походов не было. Ходили на острова, и его потом аккуратно у нас из взвода убрал Никандров. На Дальнем Востоке в поход одного парня забрали. А потом оказалось, что он – власовец, его трибунал судил. Бабиков рассказывал, что они с Володькой Толстиковым были на процессе.
– У вас особый отдел работал?
– Они везде работали. Но на задания не ходили никогда. Особист, который у нас в отряде болтался, тогда капитаном был. Я и фамилию его забыл.
В 54-м году у меня были хорошие отношения с начальником института адмиралом Мельниковым, у которого я был адъютантом. Я лейтенантом тогда был. Он из меня человека лепил, затыкал во все дырки, в одну комиссию, в другую. «Ничего – научишься». Натаскал. То линкор «Гай Юлий Цезарь», то крейсер «Нюрнберг» трофейные пришли. Меня поставили в состав комиссии, секретарем.
До этого Мельников был начальником военно-морской администрации в Германии, заместителем Жукова. Жукова скантовали, начали кантовать и Мельникова. Однажды приходит ко мне подполковник с красными погонами и ко мне «на ты»:
– Паша, ты должен нам помочь…
И начинает мне про подробности жизни Мельникова в Германии рассказывать. А я в Германии с ним не был. И я его послал очень далеко и рассказал шефу…
Были такие. Леонов говорил, что он их гонял. Хотя как он мог их гонять – его бы самого моментально выгнали.
Уважением большим особисты не пользовались. Ни в один поход никто из них с нами не ходил. И никто из наших порядочных ребят им ничего не рассказывал – они интересовались, как ведет себя тот, как тот, как Никандров. Как будто ночью я должен смотреть, как ведет себя Никандров. Но они меня особо и не донимали.
– А у вас какое звание в отряде было?
– Старшина первой статьи, а службу кончил полковником.
– Ваше отношение к комиссарам, к замполитам?
– Я не могу их так просто оценивать. Мне и везло, но видел я среди них и не очень порядочных людей.
Вот, например, Василий Михайлович Дубровский. Его сняли после сентябрьской операции, хотя он и сам ранен был. После войны у меня сохранились с ним теплые дружеские отношения. Мы после войны встречались с ним в День Победы. Он был последнее время начальником Военно-морского архива в Гатчине. Гузненков – ходил со всеми наравне. И обычно пол-отряда ведет Леонов, пол-отряда он. Я с ним ворвался в капониры на батарее на Крестовом. Мы с ним стреляли по Лиинахамари. По бакам стреляли – баки белые, с бензином. Мы только пару выстрелов сделали, но попали и побежали дальше. Вот такие были контакты с заместителем по политчасти.
Батарея мыса Крестовый после штурма.
Я видел замполитов и после войны. Всякая бывала публика. Но были и такие. Вот, допустим, Крупский, родственник Надежды Константиновны. Так вот, мой шеф – Мельников, которому я как отцу родному верил, сказал:
– Паша, это самый порядочный политработник, которого я в жизни видел.
И еще Ульянов был, который при хрущевской оттепели начал жестко критиковать Горшкова:
– Вы теперь проповедуете по-новому. И хорошо бы, чтобы вы выполнили все, что обещаете, а то вы то не делаете, то не делаете.
Критиковал Горшкова по-честному. А через три дня его демобилизовали.
– Война на Севере закончилась в 1944 году. Чем вы тогда занялись?
– Боевые действия закончились в ноябре. А я окончательно оклемался, наверное, только в декабре и уехал в отпуск, к матери в Казань.
Михаил Кологанский, Павел Колосов. 1944 год.
Потом занялись перезахоронением наших погибших. Это были негласные операции. Мы приняли обязательства перед Норвегией и выводили свои войска, но было и наше обязательство – долг перед друзьями выполнить и, что можно, вывести.
Несколько операций таких сделали. Мы ходили по берегу, искали ребят. Там, где мы высаживались, никто побережье уже не охранял, кроме флота. А где мы высаживались, по местам поближе к морю, там вообще никаких людей не было – понимаете?