Сегодня окно оказалось открытым благодаря тому, что я сам случайно открыл его, когда приезжал сюда вместе с Хвостовым и во время допроса Карповой вышел на балкон покурить. Но в ночь убийства Тани оно так же было открыто. Я прекрасно помню: я полез целоваться к девушке, но тут ветер распахнул окно, и Таня его закрыла. Преступник был уже здесь. Он влез, когда дождь еще не начинался, поэтому нигде не осталось ни мокрых следов, ни грязи. Чаныгину нужны были документы, которые принадлежали Чернышеву. Он искал их в квартире, но тут неожиданно вернулась Таня, и ему ничего не оставалось делать, как спрятаться в кладовке. Потом пришел я. Таня рассказала мне о папке в кабинете отца, а Чаныгин сквозь приоткрытую дверь все слышал. Он уже знал, где находится папка. После убийства он ее унес.
Я стукнулся головой о стену и завыл.
Ну что мне стоило в тот вечер заглянуть в кладовку, как сейчас из любопытства?! Тогда Таня осталась бы жива, а я не попал бы в положение загнанного зверя. Взволнованный я просидел несколько минут, уставившись в темноту кладовки. Пора было уходить. Я встал.
Завтра приезжает мать Тани. Наверняка сюда нагрянут из милиции, и вполне возможно, Смыслов опять проведет осмотр. Лишние отпечатки никому не нужны. Я протер носовым платком ручку двери, вернулся в кабинет, вытер книжную полку и остальные места, к чему прикасались мои руки. Потом вышел в лоджию, обулся и перелез через перила.
Разбухшая за зиму створка окна никак не хотела закрываться с обратной стороны. Я замучился. Вдруг сверху раздался окрик:
— Эй! Ты чего там?!
Цепенея, я запрокинул голову. На четвертом этаже светился огонек сигареты и вырисовывался силуэт головы и плеч. Рука соскользнула с выступа перил, я прыгнул вниз, не рассчитал и больно опрокинулся на спину. Но тут же вскочил, бросился через штакетник. Куртка треснула, зацепившись за гвоздь. Я пробежал по грядкам, сминая какие-то кусты.
— Стой, гад! — мужской голос сорвался на бабий визг.
Я увеличил скорость до свиста в ушах.
"Сейчас приедет милиция, и уж точно устроят повторный осмотр. Только бы не пустили по следу собак", — думал я, мчась по тротуару.
Я попетлял по массиву и через полчаса был дома. К счастью, родители спали. Я прокрался в свою комнату, быстро разделся, залез под одеяло и, мучимый сомнениями и страхом, все же уснул.
Глава VI
1
Утром 28 марта я проснулся совершенно разбитым; тело ныло, одолевали мрачные мысли.
Я знал кто преступник, однако торжества не испытывал. Увы, тащить Чаныгина к Хвостову еще рано — у меня нет ни единой улики, которую я мог бы предъявить майору вместе с именем убийцы. Доказательства вины Чаныгина добывать придется самому, но действовать нужно крайне осторожно.
Чаныгин молчит, пока ему ничто не угрожает, но стоит мне потревожить его, и он почувствует опасность, он тут же позвонит в милицию и подставит меня.
Вряд ли Чаныгин знает мои фамилию и адрес, но из подслушанных в доме Тани разговоров имя и профессия ему известны. Достаточно будет произнести их по телефону, и Хвостов начнет розыск. В городе не так уж много журналистов по имени Дима, и, уж конечно, майор по старой дружбе с меня первого сдерет отпечатки пальцев.
Я был во власти убийцы и почти физически ощутил, как петля на моей шее затягивается все туже и туже.
Я хмуро вертел в руках брюки, а точнее то, что от них осталось. Обе штанины с внутренней стороны протерлись до дыр, все перепачкано известью. Куртка не в лучшем состоянии, карман выдран с мясом, подкладка торчит. Туфли, на которые я мельком взглянул, высунув голову в прихожую, также находились в состоянии агонии. Все это рванье вновь становилось уликами.
"Спрятать?.. К черту!.."
Я скомкал брюки и вместе с курткой закинул в дальний угол комнаты. Если после каждой вылазки избавляться от одежды, то в скором времени мне не в чем будет выйти на улицу.
Я прошелся по комнате.
Жизнь — хреновая штука, когда вокруг одни враги. Даже в собственной квартире я не чувствовал себя в безопасности. Не сегодня-завтра я доберусь до Чаныгина, и тогда визит Хвостова ко мне обеспечен.
"Домой больше не вернусь", — решил я и начал собираться.
Вытряхнул из шифоньера кроссовки, джинсы, рубашку и свитер. В сумку уложил кожаную курточку — ночами и по утрам было еще холодно. Туда же бросил фонарик и перчатки.
Полистал второй том Вальтера Скотта, отсчитал половину денег, подумал и выгреб остальные.
Потом сбегал в ванную, побрился, принял душ, сунул в кухне что-то в рот и вернулся в комнату. Родителям на глаза не попался. Я быстро оделся, прихватил сумку и хотел незаметно улизнуть, но в прихожей, загромождая выход, стоял отец. Он был еще в полосатой пижаме, но уже гладко выбрит, и теперь перед зеркалом протирал лицо лосьоном.
— Привет!
— Доброе утро! — отец вгляделся в мое лицо. — Как дела?
— Превосходно! — я пропихнулся между спиной родителя и стенкой к выходу.
— Что-то случилось?
— Нет, с чего ты взял? — буркнул я.
Отец пожал плечами:
— Вид у тебя какой-то всклокоченный и на лице царапина.
— Да нет, все нормально, папа, — я открыл дверь и вышел на лестничную площадку, но отец увязался за мной.
— Выкладывай, что произошло! — потребовал он.
Не отвяжется ведь теперь. Я вздохнул и соврал:
— В баскетбол с ребятами играли, кто-то ногтем случайно царапнул.
По лицу родителя было видно, что он мне не поверил. Он открыл было рот, но тут появилась Кудряшкина Настя, которая в форме стюардессы с профессиональным мастерством и изяществом спускалась по лестнице, будто на виду у всего аэропорта сходила по трапу самолета.
Отец устыдился полосатой одежды узника и, убрался восвояси.
Настя улыбнулась фирменной улыбкой "Аэрофлота".
— Чем это твой папаша недоволен с утра?
Я пригладил растрепавшиеся волосы и махнул рукой:
— Он с похмелья всегда такой. Третий день в запое, так нам с матерью прямо житья от него нет.
Лицо Насти вначале подвергнулось было изумлению, но потом засияло ямочками на пухлых щечках. Вытягивая гласную "а", будто зевающая кошечка, Кудряшкина сказала:
— Трепач! Я же знаю, что Александр Степанович непьющий, — звук "ю" она тоже вытянула. — Как там твоя Ленка поживает? Проведал?
— Проведал, — сказал я. — Выздоравливает. Пошли, не то самолет останется без стюардессы.
Пока мы шли к остановке, Кудряшкиа с "плавающим" звуком поведала мне о проблемах с насморком, который она подхватила дня четыре назад в одном из северных аэропортов. Простуда оказалась настолько сильной, что ей пришлось вызывать на дом врача.
Стюардесса прожужжала мне все уши. Я был вынужден посадить Настю в такси, и убедил ее, что нам с ней не по пути. Сам залез в следующую машину.
По золотистым от утреннего солнца улицам я доехал до центра города и из первого же телефона-автомата позвонил домой. Ответила мать:
— Алло!
Связь работала с признаками бронхита: хрипы, сухой кашель, одышка…
— Это я, мама… Отец ушел?
— Ушел, ушел… Только что, — голос матери искажался и слышался из-за тридевяти земель.
— Пару дней я не приду ночевать домой, — заявил я.
— Куда придешь? — не расслышала мать
Я прокричал:
— Два дня дома ночевать не буду!
— Почему? — вдруг спросила мать совсем рядом.
— Есть причина.
Мать опять уехала далеко-далеко.
— Какая?
— Ссора с законом.
Мать — не пуганая душа — усомнилась:
— Не смешно.
— Дальше будет смешнее… Слушай внимательно. Сегодня или завтра к нам придут из милиции. Они будут говорить про меня ужасные вещи. Но ты не верь…
— Какие вещи, слюшай? — громко, но почему-то с кавказским акцентом сказала мать. — Ты что-то украл?
— Свою молодость.
— Ты можешь говорить человеческим языком? — рассердилась мать. — И перезвони. Ты все время пропадаешь.
— Да автомат так работает, а другого здесь нет.
— Какой автомат? — раскудахталась мать.
— Калашникова! — я тоже разозлился и оглянулся. Рядом со мной, ожидая, когда освободится телефон, стоял парень с челюстью зевнувшего бегемота и ушами слона. Хотя будка была без единого стекла, я хлопнул дверью так, что эхо отозвалось на другом конце улицы, потом отвернулся и прикрыл трубку ладонью. — В общем, за меня не волнуйся — я у Христа за пазухой. Из милиции будут спрашивать, где я, говори: не знаю, как утром ушел, так до сих пор не видела. Все! Привет отцу!
— Дима! Что все это значит? — На сей раз мать расслышала меня прекрасно.
Я бросил трубку на рычаг и с силой пнул по двери телефонной кабины. Парень успел-таки убрать свой нос.
2
"Научно-исследовательский институт" — об это словосочетание я слишком часто спотыкался последние три дня, чтобы теперь обойти его стороной. Интуиция подсказывала мне, что именно он источник всех моих несчастий, и именно там следует искать разгадку убийства Тани. Ну что ж, будем ворошить осиное гнездо.
Я закинул сумку на плечо и направился к круглому скверу, откуда расходились главные дороги города. У двацатидвухэтажной гостиницы на стоянке такси влез в свободный таксомотор.
Машина описала вокруг сквера полукруг и нырнула в тоннель из вековых деревьев. Дорога прямая, гладкая — такси летело, едва касаясь шинами асфальта, уже с утра отполированного щетками и водяными струями поливальных машин. Километры бешено бросались под колеса, я наслаждался скоростью, калейдоскопом уличного пейзажа, ревом несущихся мимо машин и ложным счастьем свободы от исчезнувших вдруг проблем…
Поэзия кончилась внезапно — мы уперлись в серую вывеску "Ремонт эл. бритв, фенов и др. эл. быт. приборов" на деревянном вагончике мастерской. Приехали.
Я расплатился с таксистом и сошел на конечной остановке городского и пригородного транспорта. Нелегко было разобраться в нагромождении коробок домов, магазинов и заводских труб окраины. Я подошел к новенькой диспетчерской.