– А здесь что проверяете? – спросил я, нагнувшись через спинку переднего сиденья.
– Смотрим, чтобы раненых не вывозили мимо кордонов. А то уже не раз бывало, что пытаются искусанных спасти и увезти куда подальше. Чертовы спики вообще наотрез отказываются выдавать своих раненых, а потом те на них бросаются. Видите? – указал капрал на горевшие трейлеры. – Там местная голытьба устроила свою тайную больницу для покусанных, а потом те разом вырвались наружу.
– И что? – спросил Майк.
– А то, что пришлось отстреливать мертвых и эвакуировать живых. И в этих чертовых трущобах искусали троих наших, а несколько десятков мертвяков ушли в сторону города. Так что осторожней.
– А что с живыми?
– Часть эвакуировали в лагерь в Росс-Корнер, а часть отстрелялась от нас и просто свалила на запад. И где они теперь и что делают, никто не знает. А мы пытались им же помочь, идиотам, чтобы их усопшие родственники на куски не порвали.
Капрал аж сплюнул на пыльный асфальт от злости, потом раздраженно махнул нам рукой, показывая, что мы можем проехать. Мы и проехали.
Возле трейлерного парка были видны следы настоящего погрома. Многие трейлеры сгорели, прямо на дороге лежал старый грузовичок, тоже сгоревший и перевернутый. Какие-то обломки усеяли всю дорогу и трещали под колесами, отчего Майк каждую секунду вздрагивал, опасаясь пропороть колесо в столь неудачный момент. Множество блестящих гильз раскатилось по асфальту. На пыльной обочине отпечатались следы бронетранспортерных гусениц. Сразу за парком мы увидели двух зомби, вперевалку бредущих перед нами по дороге.
– Давить не буду – решетку жалко, – сразу объявил Майк.
Несмотря на отдающее бравадой заявление, он явно испугался. Мне бросились в глаза его дрожащие пальцы на рулевом колесе. Серхио тоже заметно напрягся. Я вытащил из кобуры «таурус» и сказал:
– Не надо давить, останови.
Майк исполнил мою команду с заметным облегчением. Видать, обрадовался, что кто-то взял ответственность за решение на себя. Он плавно остановил машину, не доезжая шагов двадцать до мертвяков. Я распахнул дверь, вышел наружу. Огляделся. Нет, никто за мной не наблюдает, и опорный пункт национальных гвардейцев скрылся из виду.
Пистолет в правой руке вытянут вдоль расслабленное большого пальца, подушечка указательного на предохранительной скобе. Оружие сидит самым затыльником на ладони, до упора. Левая рука с чуть развернутой вниз кисть придерживает правую. Целиться почти не надо – достаточно указать большим пальцем прямо на цель. Такая вот правильная стойка и такой вот правильный хват. Как в тире…
Мертвяки обернулись на звук открывшейся двери. Постояли пару секунд, нерешительно оглядываясь, после чего синхронно шагнули, направившись ко мне. Краем глаза заметил, как Серхио в кабине вцепился в дробовик. Я сдвинул рычажок предохранителя, поднял оружие.
Оба мертвяка были мексиканцами. Один был толстяком с усами, погиб он от многочисленных укусов. Его джинсовая рубашка была изорвана в клочья, под ней виднелось тело с жуткими рваными ранами. Кровь уже запеклась, кожа мертвяка приобрела какой-то синевато-бледный оттенок. Второй был маленького роста подростком. Лет пятнадцати, наверное, в широченных джинсах и просторной майке. Умер он, похоже, от единственного укуса в руку. Умер недавно – кровь была еще красной и блестела на солнце.
Я взвел курок, чувствуя, как спуск подался под пальцем. Теперь его чуть тронь… Пошел вперед плавными скользящими шагами. Когда осталось метров пять, остановился. Почти весь вес на правой ноге: «целиться» начинаешь ею, если передвигаешься. А с левой снова пойдешь, если потребуется.
А они издают какие-то звуки… Мычание или скулеж… Как так? Они же не дышат? Не должны, они же мертвые.
Три точки прицела остановились на середине лба тучного усача, и я плавно потянул спуск. Хлопнуло, пистолет брыкнулся, вышвырнув сверкнувшую гильзу. В центре лба мертвяка появилась черная дырка, и он грузно упал навзничь, подняв облако пыли с дороги. И больше не шевелился.
Подросток на стрельбу никак не среагировал, а лишь заметно ускорился. В него пришлось выстрелить трижды, одиночным и «дабл-тапом» – первая пуля лишь чиркнула его по голове. Зато вторая и третья угодили в переносицу и над глазом, закрутив его и свалив на асфальт. Все.
Эхо выстрелов быстро стихло, а краем глаза я заметил, как катится по асфальту, постепенно останавливаясь, одна из гильз. Два тела лежали неподвижно, вокруг головы подростка появилась маленькая лужа крови. Я подошел чуть ближе к нему, заглянул в лицо. Вторая смерть никак его не изменила, выражение так и осталось тем самым, с каким он шел на меня. Но глаза… глаза стали покойными, иначе и не скажешь.
– Вот бедолага… – пробормотал я по-русски, глядя на этого пацана, совсем недавно превращенного из человека в непонятную и мерзкую тварь.
– Быстро ты, – сказал Майк из окна машины.
– А ты как хотел? – переспросил его я, не сводя взгляда с двух тел, от которых пахло мертвечиной и какой-то химией.
Облились они, что ли? Мухи над ними тоже почти не вились. Странно. Они же на любую падаль должны лететь. Это химическая примесь к вони их отпугивает? Действительно очень странный запах, вроде ацетона.
– Мы едем или у тебя есть еще планы? – спросил Серхио. – Больше стрелять не в кого, как мне кажется.
– Едем, – кивнул я, поставил пистолет на предохранитель и сунул его в кобуру.
Машина резво рванула с места, я откинулся на сиденье. Зачем я их застрелил? Отчасти для того, чтобы облегчить жизнь окружающим, это верно. Но была еще одна причина – мне надо было вновь убедиться, что их можно убивать. Они были настолько нереальными, настолько несовместимыми со всем, что довелось узнать и испытать мне в течение моей жизни, что я просто не мог поверить в то, что вижу своими глазами.
Уже через пару минут мы выскочили на Пасифик, где увидели вполне живых людей. Несколько мужчин возле фургона грузили какие-то коробки, вынося их из дома, при этом один из них с двустволкой в руках поглядывал по сторонам. Но вооружены были почти все – кто чем.
Ездили машины, хоть и немного. На тротуаре я заметил пару тел – наверное, мертвяков застрелили, а может, и нет. Кто может придумать время удобнее, чтобы сводить счеты? Лично у меня ничего личного к адвокату Бирману нет, но нет-нет да и мелькнет мыслишка: не следует ли его перепутать с зомби? Очень уж яркий пример «человека пакостного» являет он собой, просто руки чешутся.
Еще через минуту мы выскочили на большую стоянку возле «Уолмарта», и я с удивлением обнаружил, что на ней хватает и машин, и людей, бегущих к этим машинам с большими колясками. Не как в пятницу вечером толпа, но немало. По всему периметру стоянки расположились чуть не с десяток маленьких оливковых «маттов» со старыми пулеметами М-60 на турелях, а возле машин стояли национальные гвардейцы. Хватало и полиции. Вокруг стоянки валялось тут и там с пару десятков тел. Видать, сообразили, что если не взять главные магазины под охрану, то через несколько дней начнутся голодные бунты. Разумное решение: памятник поставить тому, кто это все придумал.
У входа в магазин тоже стояли несколько человек в камуфляже и с автоматами. Заправляли там двое полицейских из полиции Юмы, которые заворачивали обратно к машинам людей с оружием. Полицейские еще и быстро, но тщательно обыскивали каждого входящего.
– Это зачем? – спросил Майк.
– Если внутри дойдет до драки, то она не должна окончиться перестрелкой, – сказал Серхио. – Разоружаемся, иначе не пропустят.
– Я не хочу бросать оружие, – набычился Майк.
– И не бросай, – сказал я. – Будешь машину караулить и наше оружие. Я всего наберу на двоих. Что тебе брать?
– Держи… вот, пара сотен… – Майк протянул мне несколько купюр. – Бери что-то такое, чтобы не портилось. Все равно что. Пасту. Соусы. Мясные консервы. Я всеядный.
– Ну, и мне то же самое, – кивнул я, запихивая деньги в боковой карман.
Я стащил с себя разгрузку, бросил на заднее сиденье, туда же полетела кобура с револьвером. Как-то уже непривычно совсем без оружия – голым себя ощущаешь.
– Береги как самого себя, понял? – сказал я Майку.
– За это не беспокойся, – ответил он, вытаскивая из машины свой «мини». – Глаз не отведу. Пристрелю каждого, кто к машине приблизится.
Шутки шутками, а сейчас вполне можно так поступить. Оружие становится даже не предметом жизненной необходимости, а синонимом самой жизни. Есть оружие – живой. Нет оружия – не живой. Куда уж проще.
Серхио тоже разоружился, и мы бегом бросились к магазину. Пусть он и открыт, но черт его знает, сколько еще он пробудет открытым? Пока мы тут беседовали, я дважды слышал вспышки стрельбы по периметру. Мертвяки подтягивались к скоплению людей. Их становится все больше и больше.
В огромном магазине было не слишком людно. Многие полки несли на себе следы разорения, какие-то разбитые стеклянные банки лежали на полу, товар явно расхватывался в спешке. Из каких-то отделов вынесли все, персонал больше не раскладывал по полкам то, что подвозил со склада, а просто оставлял раскрытые коробки и ящики между рядами полок, неряшливо раздирая пластик и картон упаковки. Из десятков касс было открыто четыре, за которыми сидели не кассиры в униформе, а люди, скорее похожие на менеджеров. Рядом с кассами стоял полицейский патруль с карабинами в руках. Все на полном серьезе.
Люди, бегавшие по просторному захламленному залу, наваливали телеги с верхом. Вид у всех был нервный – у кого испуганный, у кого растерянный, у кого злобно целеустремленный. И впрямь с таким настроем и до драки недалеко. Хорошо, что с оружием не пускают.
– Встречаемся на выходе! – крикнул Серхио и понесся с тележкой куда-то в сторону мясного отдела.
Ладно, у него семья, дети, собака, у него свои потребности. А я решил велосипед не изобретать, а покатил свою телегу туда, где лежали макароны. Макароны, макароны, пища итальянцев и тех, кому лень готовить. А заодно тех, кому надо хранить пищу без холодильника. Макароны были вывалены самые разные, коробками, ценников нигде не было. Но это не страшно: цены на них никогда не поражали. Дешевая, добротная еда. Главное, потом к мясным консервам не забыть заглянуть. Ну, и по списку – соль, сахар, спички. Не знаю, что хватают в случае предчувствия войны американцы, но мы-то точно знаем, что нам нужно, пусть даже и из анекдотов. Соль, спички, соль, спички…