На улице мертвяков не прибавилось, а труп полицейского исчез – утащили. Что делать будем? Ждать развития событий? Может, и не пойдет пожар гулять по всему кварталу? А если пойдет, то что делать мне в таком случае? Если подожмет, то я не успею стащить все вниз, к кабриолету, и тогда все с таким риском обретенное имущество просто сгорит. И зачем тогда все это было нужно? Мог бы с товарищами в лагере сидеть и холодное пиво пить – благо его целый штабель в наличии.
Упаковать удалось все «на три ходки» примерно. «Жертву» приносить не стал: все равно сгорит вместе с домом, не принеся никакой пользы хозяину и как следствие мне удачи. Лучше потом придумаю, на какое благое дело это все употребить.
Так, а что делается в доме? Расслабившись, я никуда не заглядывал и не прислушивался ни к чему – своими делами занимался. Нет, ждать нельзя, надо хотя бы утащить все барахло в гараж, запихать в «кабрик», после чего можно уже думать, что дальше делать. Только вот тащить все придется опять через гостиную. Плохо.
Приоткрыл люк и увидел снизу лишь пустой коридор. Мертвяк, что здесь ошивался, наверняка перекусить пошел на лестницу, я даже отсюда возню слышу. Сколько их там могло собраться? Гадство, еще за спиной у меня две комнаты остаются – как бы там кто-то не скрылся. А что делать? А ничего.
Столкнул вниз разложившуюся со скрипом стремянку и вытащил «таурус» из кобуры – с ним поповоротистей пока будет. Но никто не появился. Взял одну сумку за ручки, свесился с нею вниз и, раскачав, бросил. Она глухо бухнула в затянутый ковролином пол, но на шум опять никто не появился. Но они здесь, точно здесь: мне их слышно. Вторую сумку – туда же. Снова шум, но никуда не денешься. Зато сижу безопасно: кинется кто-то – а я еще наверху. Но никто не кинулся и позже, когда я сбрасывал вниз, на сумки, чехлы с винтовками. Затем сам спустился, прыжком, упал на колено, сразу хватая дробовик, послушно скользнувший по нейлоновому ремню из-за спины в руки. И на этот раз вовремя: из-за поворота на лестницу вышел мертвец, измазанный кровью до самых глаз. Тот самый, с каким я из люка здоровался. Даже не вышел – скорее, выбежал. Повернулся ко мне резко, присел, готовясь к рывку, и попал под выстрел в лицо.
Стегнуло по ушам, окровавленное лицо мертвяка превратилось в месиво, и он завалился назад. И сразу за ним сунулся второй, но не рывком – просто выглянул из-за поворота, стоя на карачках. Тоже вся харя в крови, одного глаза вместе с половиной лица не хватает, гниющие лохмы мяса свисают вниз. Убраться от выстрела он не успел, но попытался. Так и упал на верхней ступеньке, загадив все вывалившимися из черепной коробки мозгами. Гадство. Противно – мне же там вещи таскать…
Частые легкие шаги сзади, заставившие меня заорать матерно и подскочить на месте. Мертвая девчонка-подросток, в одной кроссовке и в трусиках от купальника, выскочила откуда-то из пустых спален. Тощая, мелкая, с пятнами тления на маленькой груди и с искусанными руками. Лицо… нет, морда, вся в запекшейся крови, крашеные волосы висят космами, волна вони от нее.
Проспал, кретин! Меня спасла лишь куча сумок, что я сбросил сверху. Мертвая девка перед ними тормознула на лишнюю секунду – и эта секунда меня и спасла. Не будь ее, грызла бы она уже меня, кинувшись сзади. У меня аж кожу на затылке от ужаса свело, когда представил. Все это мелькнуло в голове чередой картинок, но руки сработали сами: сначала я двинул ее в лоб прикладом, прямым ударом, так что она назад отлетела, а затем «бенелли» плюнул картечью, снося верх головы у мертвячки, разбрызгивая его по стенам. И дальше я сам прыжком махнул через мешки, повернулся в одну сторону, другую, заглянул в спальню, из которой она вышла. Никого. Туда и забежал – теперь хоть никто сзади не подойдет.
Патроны из подсумка – один за другим в магазин, принимающий их с сытым металлическим звуком. Есть, доснарядил, навел на дверь. Можете надо мной смеяться, но девка сидела в засаде. Может, и совпадение, конечно, но я в него не верю. Обычной жратвы, мертвечатины, у нее на лестнице и внизу целый запас, а она паслась в коридоре. И когда я зашебуршился, спряталась. Вот так. Вот мы и дожили до засадной тактики охоты. Кранты нам, грешным, хотя… поборемся еще, покувыркаемся.
Дымом тянуло все сильнее, и я выглянул в окно спальни. Дом уже хорошо разгорелся: занялись сухие кусты живой изгороди. Их тут поливать было принято – иначе откуда кустам взяться, – а насчет поливать теперь полный облом. И они теперь как сухая солома горят. До того, как соседний дом загорится, минуты остались, я думаю.
И два мертвяка от огня уходят резво, причем один подпалился – бок обуглен и дымится. И хоть бы хны ему, тварюге неживой. Ненавижу. А ненавижу потому, что боюсь до оторопи.
Нет, ходить взад-вперед нельзя – не до того. Раз пройду, второй и дохожусь до неприятностей, а их тут на выбор сколько угодно. Надо все разом утаскивать и запираться в гараже, потому как на улице оживленно становится, а если дойдет до стрельбы, то станет еще веселее. Так, что делать? Тут не столько в весе проблема – здесь во всех сумках разом и пятидесяти килограммов не наберется, – сколько в размерах. Никак все эти сумки на себя не навесишь, да еще так, чтобы в двери пролезать и отбиваться можно было.
Я беспомощно посмотрел на эту кучу, и вдруг меня осенило. Открыл верхнюю, достал из нее тактический ремень из зеленой синтетики, что для винтовки предназначен, и обхватил им ручки всех чехлов и сумок. Получилось что-то вроде вязанки мешков на веревочке. Потянул – не тяжело, в общем, и это по ковровому покрытию. Лестница и пол на первом этаже ламинатные, скользкие: поедет без всяких проблем.
Тогда разведка по маршруту выдвижения – без нее никак. Тихо-тихо к лестнице, откуда хруст слышится. По коридору – ружье у плеча – к повороту, так, чтобы в смердящие кровавые лужи не влезть… Шаг в сторону, боком – ствол сразу на площадку ниже.
– Твою мать… – прошептал я.
Возле трупа «однорукого», убитого мной во время отступления на чердак, пристроились две дохлые собаки. Не знаю как понял, что дохлые, а не бродячие, но уяснил себе это сразу без всякого сомнения. А с ними еще одна, трехногая: вместо передней лапы голая кость торчит наполовину, и ребра светятся из выжранного бока, – грызет щиколотку второго мертвеца, которого я пару минут назад завалил. Активно грызет, только хрящи трещат, и труп понемногу сползает по лестнице.
У дохлой собаки глаза какие-то мутные, как у снулой рыбы, и ни единого звука от этой твари. Ни рычания, ни дыхания – ничего: грызет кость мертвого человека, и все. В глаза псине я смотрел уже через окуляр прицела. А когда она подняла голову от своего кровавого и смердящего обеда, я выстрелил, целясь прямо между глаз.
Собаку сбросило вниз, но две другие мощными прыжками, ничуть не медленнее живых, рванули наверх. Первая встретила два выстрела, которыми ее развернуло и снесло вниз, сбив бег второй твари, верткой и неприлично ловкой для мертвой. И что-то из глубины сознания подсказало мне: «За угол!» Изо всех сил, огромным прыжком я отскочил назад, наводя красную светящуюся точку прицела куда-то на поворот на лестницу – ровно для того, чтобы успеть увидеть темную мохнатую тушу, одним прыжком забросившую себя наверх.
Изменить направление прыжка тварь уже не могла и с ходу ударилась окровавленной мордой в стену, оставив на ней мокрое бурое пятно. А я дважды успел пальнуть в нее, угодив обоими выстрелами в шею. И свалил.
Картечь, по всему видать, перебила твари позвоночник. Она не сдохла, но лежала неподвижно, разевая пасть и глядя на меня своими буркалами. А я сдал еще назад и вновь начал набивать магазин, выдергивая патроны из висящего на ружье патронташа. Так быстрее. Но было уже тихо, никто на меня не бросался. Тогда я и патронташ набил заново, затолкав в него пять толстых пластиковых цилиндров с латунными донцами. Маловато все же патронов в «бенелли»: при частой стрельбе вроде пару раз на спуск нажал – и пусто. Экстендер бы найти, да где его искать?
Вышел на лестницу и только сейчас понял, что придется идти по настоящему месиву из изуродованных, обгрызенных трупов, уже достаточно разложившихся, и дохлых собак. Запах стоял такой, что дыхание отбивалось наглухо, вся лестница была изгажена, кровавые потеки на всех стенах. Даром что платок намотал на лицо перед тем, как с чердака спускаться, и туалетной водой его облил. Скотомогильник настоящий передо мной.
А ведь по всему этому придется тащить на веревочке вязанку мешков – хорошо, что непромокаемых. Ладно, как-нибудь справлюсь. Вернулся к куче имущества, ухватился прямо за узел ремня, пытаясь все это оторвать от пола. Не так уж и тяжело, но очень неудобно. Ружье пришлось держать одной правой рукой, зажав приклад под мышкой. А без него никак: страшно.
Подтащил все к лестнице, пошел вниз, сдвигая рывками. Пришлось встать ногами на труп – деваться все равно некуда. Затем по всей этой дряни поползли мешки. Еще рывок, еще – и уже площадка между пролетами, где еще труп валяется. А ниже, у самой лестницы, еще два. Но возле них никого. Ладно, опять разведка по маршруту – мне так спокойнее.
Бросил сумки, пошел ниже с ружьем на изготовку. Пока никого. Никого. Гостиная пуста – лишь трупы толстухи и того мужика, что неожиданно бросился на меня. Толстуху, кстати, стащили с лестницы вниз. Мои пустые гильзы валяются на ступеньках. А на улице два мертвяка. Стоят ко мне боком и смотрят на огонь. Интересно… А может быть, удастся пройти через гостиную до гаражной двери, пока они там варежки раскрыли? Это те двое, которых я в окно увидел, – один из них подгоревший, до сих пор дымится.
Как можно тише поднялся на площадку, ухватился за свободный конец ремня. До низа стащил мешки не очень громко, зато очень быстро – по ламинатным ступеням нейлон скользил, как по льду, заодно размазывая всю дрянь, что попадала под мешки. Затем опять замер, готовый открыть огонь по кому попало, но на меня никто не бросался. Разве что увидел еще зомби – молодую тощую женщину в рваном цветастом платье, стоящую поодаль от двоих мертвецов и тоже глядящую в огонь.