В общем, бедный принц Арно окончательно съехал с катушек и теперь крутился вокруг меня, как мотылёк вокруг свечи — с тем же самым результатом: обжигался и не мог остановиться.
Снорри наблюдал за этим спектаклем с видом режиссёра, который смотрит, как актёры импровизируют сцену, не выучив текст.
— Он окончательно сошёл с ума, — мысленно сообщил мне корги, когда мы в очередной раз отправились на поиски меня самой. — А ты становишься всё более розовой при виде него. Ещё немного, и тебя можно будет использовать вместо маяка.
«Спасибо за моральную поддержку», — мысленно огрызнулась я, пытаясь не смотреть на принца, который ехал рядом и периодически бросал на меня взгляды, полные такого смятения, что впору было вызывать лекаря.
Сегодня мы направлялись в сторону леса — там, по слухам, видели подозрительную девушку в мужской одежде. То есть опять искали меня, но в другом месте. Ирония ситуации была настолько густой, что её можно было намазывать на хлеб.
— Мишель, — вдруг сказал принц, и его голос прозвучал так напряжённо, как струна перед разрывом, — вчера в амбаре…
— Что вчера? — быстро перебила я, не желая обсуждать тот момент, когда он едва не поцеловал меня, думая, что я мальчик.
— Ничего, — пробормотал он, но я видела, как напряглись его плечи под камзолом. — Забудь.
Забыть? Я могла бы скорее забыть, как дышать. Память об его объятиях, о тепле его тела, о том, как он смотрел на меня перед тем, как наклониться для поцелуя, засела в моей голове, как заноза, которую невозможно извлечь.
Мы ехали по лесной дороге, и я пыталась сосредоточиться на чём угодно, кроме широких плеч принца и его рук на поводьях. Не получалось. Мой мозг, видимо, решил устроить себе отпуск и теперь занимался исключительно созерцанием мужской красоты в исполнении Арно де Монталье.
И тут произошло нечто странное.
Лошадь принца — чёрный как ночь жеребец по кличке Солас — вдруг повернул голову и посмотрел прямо на меня. Не просто посмотрел — уставился с таким выражением, что я почувствовала себя под рентгеном.
А потом он заговорил.
Не ржанием, не фырканьем — человеческим голосом. Грубым, ироничным, с лёгким акцентом старого вояки, который повидал слишком много и удивить его уже невозможно.
— Ну наконец-то, — сказал Солас, не переставая идти ровной поступью. — Думал, никогда не услышишь меня, девочка.
Я чуть не свалилась с седла.
— Что… кто…? — пролепетала я, оглядываясь. Принц ехал рядом с каменным лицом, явно не слыша ничего необычного.
— Я, конечно, — фыркнул жеребец. — Солас. Конь его высочества. И, кстати, единственное разумное существо в этой компании, если не считать толстозадого корги.
Снорри оскорблённо тявкнул.
— Сам толстозадый! — возмутился он.
— А, — протянул Солас с удовлетворением, — значит, и пса слышишь. Отлично. Теперь можно поговорить по душам.
Я ехала, открыв рот, как рыба, выброшенная на берег. Лошадь. Говорящая лошадь. Которая называет меня девочкой и явно знает больше, чем должна знать.
— Как ты…? — начала я.
— Как я знаю, что ты девушка? — Солас повернул голову и подмигнул мне одним карим глазом. — Милая моя, я же не слепой. У тебя походка как у танцовщицы, руки как у пианистки, и пахнешь ты не мальчиком. А ещё ты краснеешь каждый раз, когда мой наездник снимает рубашку. Что, кстати, бесит его до чёртиков.
— Откуда ты знаешь, что его бесит? — удивилась я.
— Потому что он мне всё рассказывает. Думает, что я просто лошадь, и изливает душу. — Солас презрительно фыркнул. — Если бы ты знала, сколько раз он проклинал собственные чувства к «мальчику». Бедняга себя чуть ли не извращенцем считает.
Я покосилась на принца, который ехал с лицом, высеченным из мрамора. Значит, он действительно мучается? Винит себя за влечение ко мне?
— А почему я вас слышу? — спросила я тихо. — Снорри сказал, что это редкий дар.
— Редкий? — Солас презрительно храпнул. — Девочка, это дар твоего рода. Ленуары всегда слышали животных. Твоя мать разговаривала с птицами, твоя бабушка — с кошками. А ты унаследовала способность общаться с теми, кто тебе верен.
— То есть с вами и Снорри?
— Именно. Мы твои фамильяры, хотя формально я принадлежу принцу. — Солас усмехнулся, насколько это возможно для лошади. — Но кровь не обманешь. Я чувствую в тебе мою истинную хозяйку.
Моя истинная хозяйка. Значит, даже лошадь принца признаёт во мне Мэйрин де Ленуар. А сам принц ищет меня по всему королевству, не подозревая, что я еду рядом с ним.
— Солас, — тихо сказала я, — а ты знаешь правду о моих родителях?
Жеребец замедлил шаг, и его глаза стали серьёзными.
— Знаю, девочка. Знаю больше, чем хотел бы. Твоего отца убили не за измену. Убили за то, что он узнал правду о короле.
— Какую правду?
— Ту, что написана в письме твоей матери. Рикард де Монталье убил собственного брата ради трона. А твой отец это выяснил.
Значит, всё так, как я думала. Король — убийца и узурпатор. А семью Ленуаров уничтожили, чтобы скрыть это.
— А принц знает? — спросила я, глядя на Арно.
— Нет. И не должен знать. Пока не будет готов. — Солас покачал гривой. — Он слишком честный, слишком прямолинейный. Если узнает правду сейчас, может наделать глупостей.
— Каких глупостей?
— Пойти к отцу с обвинениями. Потребовать объяснений. — Жеребец фыркнул. — И тогда Рикард убьёт и его. Собственного сына. Потому что трон для него важнее крови.
Мороз пробежал по коже. Король может убить Арно? Собственного сына?
— Но Арно же его наследник!
— Арно — не его сын, — спокойно сообщил Солас.
Что?
Я чуть не упала с лошади.
— Как это не сын?
— А так. Рикард бесплоден. Арно — сын его покойной жены от её первого мужа. Официально усыновлён, но королевской крови в нём ни капли.
Голова шла кругом. Принц не сын короля? Тогда зачем Рикард его растил? Зачем делал наследником?
— Зачем? — спросила я вслух.
— Нужен был наследник для вида. А когда Арно подрастёт и женится, можно будет устроить несчастный случай. Якобы трагедия. А трон перейдёт к племяннику короля — Эдгару. Тот в курсе всех планов дядюшки.
Боже мой. Значит, Арно не просто принц — он жертва. Обречённый на смерть, как только перестанет быть полезным.
— Но почему вы мне это рассказываете? — прошептала я.
— Потому что только ты можешь его спасти, — серьёзно ответил Солас. — У тебя есть доказательства преступлений короля. У тебя есть права на трон. И у тебя есть сердце принца, хотя он сам этого пока не понимает.
— Но он ищет меня, чтобы убить!
— Ищет, потому что так приказал отец. Но найди он тебя — не убьёт. Полюбит. Как уже сейчас любит, только боится в этом признаться.
— Он не знает, кто я.
— Не знает разумом. Но сердце знает. Почему, ты думаешь, его так тянет к тебе? Почему он не может равнодушно смотреть, когда ты ранена? Почему готов поцеловать «мальчика», рискуя собственной репутацией?
Я посмотрела на принца, который ехал молча, изредка бросая на меня быстрые взгляды. Неужели он действительно чувствует что-то большее, чем просто странное влечение?
— Солас, — тихо спросила я, — а что он вам рассказывает обо мне?
Жеребец усмехнулся.
— О, это отдельная песня. Вчера всю дорогу жаловался, что сходит с ума. Что его тянет к собственному оруженосцу, и он не понимает почему. Что мысли о тебе не дают ему спать. Что он готов защищать тебя ценой собственной жизни, но не знает, откуда такие чувства.
— И что ещё?
— А ещё он говорил, что когда обнимал тебя в амбаре, то почувствовал… как это он выразился… «что-то неправильно нежное». — Солас фыркнул от смеха. — Умный мальчик наш принц, просто не хочет додумывать мысль до конца.
— А сегодня что говорил?
— Сегодня проклинал себя за то, что хотел тебя поцеловать. И за то, что до сих пор хочет. — Солас повернул голову и серьёзно посмотрел на меня. — Девочка, он влюблён в тебя по уши. Просто думает, что влюблён в мальчика, и это его пугает.
Сердце забилось быстрее. Он влюблён? Действительно влюблён?
— Но что мне делать? — прошептала я. — Я не могу открыться ему. Он ищет меня по приказу короля.
— Можешь. Просто не здесь и не сейчас. Дождись подходящего момента. А пока… — Солас лукаво подмигнул. — Пока можешь слегка подталкивать его к правильным выводам.
— Как?
— Будь собой. Настоящей собой. Пусть видит твою нежность, твою женственность. Пусть привыкает к мысли, что его влечёт не к мальчику.
— А если он испугается и отстранится?
— Не отстранится, — уверенно сказал Солас. — Он уже слишком глубоко увяз. Видел бы ты, как он смотрит на тебя, когда думает, что ты не видишь. Как волк на единственную овцу в округе.
— Солас! — возмутилась я.
— Что? Красивое сравнение. — Жеребец довольно заржал. — И точное. Он хочет тебя съесть, но боится подойти близко.
В этот момент принц вдруг обернулся.
— Что-то твоя лошадь беспокойная, Мишель, — заметил он. — Всю дорогу фыркает и головой мотает.
— Наверное, слепни кусают, — соврала я.
— Слепни, — презрительно фыркнул Солас мне в ухо. — Скажи лучше, что я комментирую его любовные страдания.
Принц действительно выглядел измученным. Тёмные круги под глазами, напряжённая челюсть, нервные движения рук. Бедняга и правда мучался.
— Арно, — окликнула я его, забыв о формальностях.
Он вздрогнул, услышав своё имя.
— Что?
— Ты выглядишь усталым. Может, сделаем привал?
— Я не устал, — резко ответил он, но тут же добавил мягче: — Но если ты хочешь отдохнуть…
— Хочу.
Мы остановились на небольшой поляне. Принц спешился и принялся расседлывать Соласа, а я подошла к ручью напиться.
— Псс, — позвал меня Солас, когда принц отошёл. — Хочешь увидеть кое-что интересное?
— Что?
— Понаблюдай за ним. Он думает, что ты не видишь.
Я украдкой посмотрела на принца. Он стоял у своего коня, поглаживал его по шее и что-то тихо говорил. С такого расстояния я не слышала слов, но видела выражение его лица — задумчивое, печальное.