— Скоро, хозяйка, — говорила Марта. — Уже скоро увидите своего малыша.
И вдруг, около двух часов ночи, из-за окна донесся шум множества копыт и голоса людей. Звук приближающегося кортежа.
— Что это? — спросила я между схватками.
Марта выглянула в окно и ахнула:
— Хозяйка… это королевский кортеж. Много карет, стража, факелы…
— Что? Сейчас? Ночью?
— Кажется, к нам едет очень важный гость.
Следующая схватка была такой сильной, что я забыла обо всем на свете. А когда боль отпустила, до меня дошел смысл происходящего.
Арно приехал. Именно сейчас, когда я рожаю его ребенка.
— Снорри, — прошептала я, — это не совпадение, правда?
— Нет, — честно ответил корги. — Солас передал, что роды начались. И его хозяин немедленно выехал сюда.
— Но как… Солас откуда знал?
— Мы связаны, помнишь? Я почувствовал начало родов и передал Соласу. А тот — своему человеку.
Значит, Арно знал. Знал, что у меня начались роды, и мчался сюда через всю страну. Но зачем? Что он собирается делать?
Внизу послышались голоса, стук дверей, топот ног. Кто-то поднимался по лестнице.
— Его величество требует доложить о состоянии леди Мэйрин, — раздался голос стражника.
— Передайте его величеству, что роды идут нормально, но ему сюда нельзя, — ответила Марта. — Это не место для мужчин, даже королей.
— Но…
— Никаких «но»! Я принимаю роды уже тридцать лет, и ни один мужчина не заходил в родильную комнату! Король может ждать внизу, как все отцы!
Как все отцы. Марта сказала это естественно, не задумываясь. Но для меня эти слова прозвучали как гром среди ясного неба.
Она знала. Каким-то образом Марта знала или догадывалась, кто отец моего ребенка.
— Марта… — начала я.
— Тише, хозяйка. Не время для разговоров. Ребенок хочет появиться на свет.
И действительно, схватки стали настолько сильными и частыми, что мысли об Арно, ожидающем внизу, отступили на второй план. Оставалась только боль, усилия и невероятное желание увидеть наконец своего малыша.
— Давайте, хозяйка! — подбадривала Марта. — Еще немного!
И наконец, когда первые лучи рассвета заглянули в окно, раздался тонкий крик новорожденного.
— Мальчик! — радостно объявила Марта, поднимая крохотный сверток. — Здоровый, крепкий мальчик!
Я смотрела на своего сына — маленького, сморщенного, но совершенно прекрасного — и чувствовала, как сердце переполняется любовью, которую невозможно было описать словами.
— Привет, малыш, — прошептала я, когда Марта положила его мне на грудь. — Наконец-то мы встретились.
Ребенок открыл глаза — темно-синие, как у всех новорожденных, — и посмотрел на меня с серьезностью древнего философа.
— На кого похож? — спросила Марта, улыбаясь.
Я внимательно изучила крохотное личико. Нос был явно мой, а вот подбородок… подбородок был точь-в-точь как у Арно.
— На себя, — уклончиво ответила я. — Пока что на себя.
— А имя?
— Эдмунд, — сказала я без колебаний. — Эдмунд Ленуар.
В честь деда, которого он никогда не увидит, но чью кровь носит в жилах.
— Красивое имя, — одобрила Марта. — А теперь отдыхайте. Роды — тяжелая работа.
Но отдыхать не получилось. Внизу по-прежнему слышались голоса, и я понимала, что рано или поздно мне придется встретиться с Арно. Объяснить, почему я не сказала ему о беременности. Решить, что делать дальше.
А пока я держала на руках своего сына и шептала ему о том, какая удивительная жизнь его ждет.
— Добро пожаловать в мир, Эдмунд, — прошептала я. — У тебя самый лучший папа в королевстве. Жаль только, что он этого пока не знает.»
Глава 28
Если кто-то думает, что первые дни материнства проходят как в идиллических картинках — молодая мать мирно качает младенца в кресле-качалке, напевая колыбельные, пока за окном щебечут птички и цветут розы, то этот кто-то явно не пытался одновременно кормить новорожденного, который орет как пожарная сирена, разбираться с послеродовыми болями, которые заставляют ходить как ковбоя после особенно трудного дня в седле, и при этом думать о том, что где-то внизу в гостиной сидит король и ждет аудиенции с женщиной, которая родила его сына, но так и не рассказала ему об этом.
Потому что я сейчас лежала в постели с трехдневным Эдмундом на руках, который только что закончил свой очередной концерт недовольства жизнью и наконец заснул, выглядя при этом как ангелочек, который и мухи не обидит, а не как крохотный тиран, который не дает спать всему поместью.
— Хозяйка, — тихо сказала Марта, заглядывая в комнату, — его величество все еще внизу. Уже третий день. Говорит, никуда не уедет, пока не поговорит с вами.
— А что ему сказать? — прошептала я, осторожно укладывая спящего малыша в колыбель. — «Привет, дорогой, кстати, вот твой сын, но не обращай внимания, я просто забыла тебе сообщить»?
— Может, стоит просто честно рассказать правду?
— Какую правду? Что я скрывала беременность, чтобы не разрушить его брак и не обречь ребенка на жизнь бастарда?
Снорри поднял голову с коврика у кроватки:
— А может, он уже все понял? Не зря же примчался сюда именно в момент родов.
— Солас что-нибудь передавал?
— Передавал. Что его хозяин очень встревожен, очень зол на самого себя и очень хочет все исправить. Какое именно «все» — не уточнял.
Я встала с кровати, подошла к окну и выглянула во двор. Там стояла королевская карета, паслись лошади королевской стражи, а среди них — знакомый силуэт Соласа, который поднял голову и посмотрел прямо на окно, как будто чувствовал мой взгляд.
— Он красивый, — мысленно сказал Снорри, тоже глядя на жеребца. — И очень грустный.
— Скучает по тебе?
— По нам обоим. Говорит, что в королевских конюшнях скучно без интересных разговоров.
В дверь тихо постучали. Вошла служанка Роза с подносом чая и волнением во всем облике.
— Хозяйка, — прошептала она, — его величество спрашивает, можно ли ему подняться к вам. Говорит, что готов ждать, сколько понадобится, но очень просит о разговоре.
Я посмотрела на спящего Эдмунда, на свое отражение в зеркале — бледное, усталое лицо, растрепанные волосы, — и поняла, что откладывать эту встречу больше нельзя.
— Скажите его величеству, что я приму его через полчаса, — сказала я. — И попросите Марту помочь мне привести себя в порядок.
Полчаса спустя я сидела в кресле у камина в своей лучшей домашней одежде, волосы были заплетены в аккуратную косу, а Эдмунд мирно спал в колыбели рядом. Снорри устроился у моих ног, готовый к моральной поддержке.
Когда дверь открылась и вошел Арно, время словно остановилось. Он выглядел усталым, осунувшимся, в его глазах была смесь надежды, страха и такой любви, что у меня перехватило дыхание. Он был все тем же Арно — моим Арно, — только теперь с короной и грузом ответственности на плечах.
— Мэйрин, — сказал он тихо, останавливаясь в нескольких шагах от меня.
— Ваше величество, — ответила я, пытаясь встать, но он жестом остановил меня.
— Не надо церемоний. Пожалуйста.
Мы смотрели друг на друга в тишине, которая была полна невысказанных слов, нерешенных вопросов и боли разлуки.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он наконец.
— Хорошо. Устало, но это нормально после родов.
— А… ребенок?
Я посмотрела на колыбель, где спал Эдмунд.
— Здоровый. Крепкий. Очень… активный.
Арно сделал шаг к колыбели, потом остановился:
— Можно посмотреть?
— Конечно.
Он подошел к колыбели и замер, глядя на спящего младенца. По его лицу я видела, как он изучает крохотные черты, ищет сходство, пытается понять…
— Боже мой, — прошептал он. — Он… он похож…
— На тебя, — закончила я. — Подбородок точно твой. И нос, кажется, тоже будет твоим.
Арно медленно опустился на колени рядом с колыбелью. Его рука дрожала, когда он осторожно коснулся крохотной ручки ребенка.
— Это мой сын, — сказал он, и это было не вопросом, а утверждением.
— Да.
— Почему ты не сказала мне?
Я долго молчала, подбирая слова.
— Потому что это ничего бы не изменило. Ты все равно должен был жениться на Изабелле. А я не хотела, чтобы ты мучился, зная о ребенке, которого не можешь признать.
— Не можешь признать? — Он повернулся ко мне, и в его глазах вспыхнул огонь. — Мэйрин, это мой сын! Мой наследник!
— Твой незаконнорожденный сын, — поправила я. — Бастард. Который всю жизнь будет жить в тени твоих законных детей с королевой.
— Нет, — решительно сказал он. — Нет, этого не будет.
— Арно…
— Я пришел сюда не просто навестить вас, — сказал он, поднимаясь с колен. — Я пришел с предложением.
— Каким предложением?
Он достал из кармана свиток с королевской печатью.
— Новый закон, который я провел через королевский совет за последний месяц. Теперь король может развестись если его жена не забеременела в течении восьми месяцев после заключения брака.
Я уставилась на него:
— Что?
— Развод с Изабеллой и то, что я отдам ей престол в ее стране, обеспечивает мир с восточными королевствами. Брак с тобой — союз с древним родом Ленуаров и легитимизацию нашего сына.
— Ты… ты изменил законы всего королевства ради того, чтобы жениться на мне?
— Ради того, чтобы быть с семьей, которую люблю, — поправил он. — Ради того, чтобы наш сын рос в доме, где его любят оба родителя.
— А что скажет Изабелла?
— Изабелла согласилась. Более того, она поддерживает эту идею. Говорит, что лучше делить развестись, чем быто обоим несчастными. Притом, что она останется королевой.
— И совет? Дворяне? Церковь?
— Совет проголосовал за. Дворяне поняли политическую выгоду. А архиепископ благословил союз, назвав его «восстановлением справедливости для невинно пострадавших».
Я молчала, пытаясь осознать услышанное. Арно перевернул весь мир ради нас. Изменил законы, убедил церковь, заставил дворянство принять революционную идею.