Местные жители были рассержены, потому что Найт пошел против всего, что было для них естественным, наперекор тому, чему их учили всю жизнь. Даже в Библии Бог не одобряет одиночество Адама: «И сказал Господь: «Нехорошо быть человеку одному» (Бытие 2:18).
Одна из причин, почему в христианстве больше нет отшельников, – а они исчезли в начале XVIII века – это то, что такие люди пугали официальное духовенство. Они были свободными мыслителями, размышляющими о жизни, смерти и Боге, и церковь со своими глубоко укорененными ритуалами и заучиванием священных писаний не одобряла их идей. Фома Аквинский, итальянский священник XIII века, говорил, что отшельники – опасные возмутители спокойствия и послушания и лучше держать таких людей в монастырях, подчинив их строгим монастырским правилам.
Многие психологи рассматривали людей, предпочитающих уединение, как психологически нестабильных. «Здоровье и счастье зависят от умения выстраивать близкие отношения с другими людьми», – писал Зигмунд Фрейд. «У человека должно быть чувство принадлежности к племени», – верил биолог Е. О. Уилсон. «У нас есть потребность в других – психическая, эмоциональная, интеллектуальная. Они нужны нам, чтобы знать даже самих себя», – сказал британский писатель и теолог С. Льюис.
«Уединение необходимо человеку, чтобы делать то, что он хочет, – писал Томас Мертон. – На самом деле, это единственное, что мы можем делать. Вот почему одиночество считается опасным, и его так избегают».
Я начал опрашивать владельцев домиков, а затем и совсем посторонних людей, как долго они могут пробыть в одиночестве. Под одиночеством я подразумевал отсутствие любого общения, будь то телефон, Интернет или смс-переписка. Просто время наедине с собой, без связи, хотя книги, радио и просмотр ТВ не возбраняются.
Девять из десяти опрошенных, подумав, ответили, что не провели и дня в подобном уединении. Возможно, только пару часов, после пробуждения. Мой отец прожил семьдесят три года, но и десяти часов из них не провел в одиночестве. Я однажды отправился в трехдневный одиночный поход, но вскоре встретил пару других путешественников и остановился поболтать, так что у меня на счету около сорока восьми часов. Несколько знакомых исследователей оставались в одиночестве на неделю. Встретить кого-либо, кто выдержал бы месяц, почти не представлялось возможным.
Найт, с его тысячами дней, был каким-то невероятным исключением. Он настолько превысил известный психический и ментальный предел, что поставил под вопрос наши привычные границы возможного. То, что Найт жил в лесу все эти зимы и что он делал во время холодов, было, с одной стороны, прозаично, с другой – удивительно.
Он страдал. Когда заканчивались газ и пища, ему часто становилось «очень, очень холодно». Такой холод часто называют отупляющим, но он осознавал все и всегда. Найт рассказывал, что такой холод вызывает «психическую, эмоциональную, психологическую боль». Его жир потихоньку сгорал, желудок требовал пищи. Крис чувствовал близость смерти. И все же он не разжигал костра и отказывался покидать лагерь, чтобы не оставлять следов, по которым его могли обнаружить.
Когда ситуация была близка к критической, Найт следил за прогнозами погоды по радио и ждал приближения снегопада. За исключением нескольких домов, где жили круглый год и которые он никогда не трогал, в округе зимой было пусто. И Крис знал, в каких летних домиках, скорее всего, были запасы пищи. Собрав остатки своих сил, Крис пробирался по лесу, потом срезал по замерзшему пруду и возвращался, когда начинали падать первые хлопья снега, укрывая его следы.
Он не мог всегда оставаться пассивно спокойным. Иногда что-то проскальзывало и высекало искру там, где Найт прятал свои эмоции. Однажды по радио передали, что в школах идет Последний звонок. Среди прочих диктор упомянул и ту школу, которую заканчивал Найт. В эту секунду на него нахлынули воспоминания. Сердце вдруг сжалось от тоски. Что у него за жизнь?
Он периодически скучал по семье. «Правильнее было бы сказать, что я скучал по некоторым близким в определенной степени». Эти периоды не были продолжительными, родные не занимали много места в его мыслях. Больше всего он скучал по сестре Сюзанне с синдромом Дауна. По возрасту она была ближе всего к Крису – всего на год моложе. «Рядом с ней я провел большую часть моего детства».
Найт честно сказал, что бывали моменты, когда он плакал, но от подробностей воздержался. Иногда, особенно в первые десять лет, ему приходила в голову мысль покончить со всем этим. В палатке он держал свисток. На случай, если он совсем ослабеет и не сможет двигаться, Найт решил дуть в него, сколько сможет, и надеяться, что звуки разнесутся по воде и рано или поздно приведут кого-то к нему на помощь.
Но через какое-то время он окончательно решил, что никогда не воспользуется свистком и не покинет добровольно своего убежища под деревьями. Цивилизация была в трех минутах ходьбы, однако он никогда не сближался с ней, за исключением ночных вылазок. Жажда уединения перевешивала всю боль мира. «Я был готов умереть здесь», – сказал он.
Глава 21Груз одиночества
Тысячи поэтов воспели уединение. «Дайте мне жить невидимым, неузнанным», – взывал Александр Поуп, однако большинство из нас страшится одиночества. Насильственная изоляция – одно из самых древних наказаний. Ссылка в отдаленные провинции часто использовалась во времена Римской империи – в частности, Овидий был выслан предположительно за непристойные куплеты. А в море веками практиковалась высадка провинившегося матроса на необитаемый остров, иногда в компании Библии и бутылки рома. О большинстве из них больше никто и никогда не слышал. Если современного Свидетеля Иеговы обвиняют в нарушении церковных догм, членам секты запрещено говорить с ним.
Самое суровое наказание в США, после смертной казни, – одиночное заключение. «Это самый настоящий ад», – сказал Роберт Старк, который провел много лет в одиночной камере тюрьмы Пенсильвании, отбывая наказание за убийство. Томас Сильверстайн, убивший тюремного охранника в 1983 году, был заперт после этого в одиночной камере. «Я был похоронен заживо и молил о смерти», – говорил он.
Тодд Ашкер, которого на двадцать два года заперли в крохотной камере без окон, описывал свою ситуацию как «постоянный молчаливый крик». Джон Катанзарит провел тринадцать лет в изоляции в калифорнийской тюрьме и говорил, что был даже рад, когда понял, что сходит с ума, потому что безумие могло облегчить ужас реальной ситуации. Человек-Птица из тюрьмы Алькатрас, Роберт Строуд, провел в заключении пятьдесят лет, выращивая птенцов у себя в камере. Он опубликовал две книги, посвященные болезням канареек.
После десяти дней одиночного заключения многие узники обнаруживают явные признаки умственных расстройств, примерно у трети развиваются острые психозы. Таких заключенных в США примерно семьдесят тысяч. ООН заключила, что содержать кого-либо в изоляции более двенадцати дней – жестоко и бесчеловечно.
«Одиночество – это ужасно, – сказал Джон Маккейн, проведший пять лет во вьетнамском плену, два из которых – в одиночном заключении, задолго до того, как стал сенатором США. – Это разрушает душу. Отчаяние приходит немедленно, и оно практически невыносимо». Большой процент мужчин и двадцать пять процентов женщин, опрошенных университетом Виргинии в рамках исследования, указали, что с большей охотой готовы подвергнуться легким ударам электрического тока, чем провести пятнадцать минут в тишине наедине со своими мыслями. «Ум не любит оставаться один на один с собой», – заключил автор исследования. Терри Андерсон, похищенный в Ливане в 1985 году и содержавшийся семь лет по большей части в одиночестве, говорил: «Я предпочел бы самого ужасного сокамерника полному отсутствию такового».
Многие биологи, исследующие процесс эволюции, верят, что ранние человеческие особи, несмотря на то что были слабее и медлительнее других животных, выжили как раз благодаря способности к взаимодействию. Человеческим умам свойственно объединяться – магнитный резонанс, возникающий в нашем мозгу в тот момент, когда мы чувствуем себя изолированными от группы, идентичен тому, который возникает при физической боли.
Гарри Харлоу, профессор психологии университета Висконсина, провел серию знаменитых экспериментов в 1950-х годах. Эти опыты показали, что молодые макаки, изолированные от стаи на месяц, получали поведенческие отклонения на всю жизнь. Сканирование мозга военных пленников из бывшей Югославии показало, что, без продолжительного контакта с другими людьми, мозг получает физические повреждения, как при ударе. У Джона Маккейна были сломаны обе руки, нога, он страдал от хронической дизентерии, но боль одиночества, по его признанию, была хуже всего.
Наша невероятная способность социализироваться, возможно, стала причиной, по которой объем нашего мозга так вырос. Чтение и расшифровка социальных сигналов, заметил социолог Джон Качиоппо, это сложный когнитивный процесс. Необходимость распознавать постоянно меняющийся статус друзей и недругов, координировать сотрудничество между группами, понимать, как уговаривать, льстить и обманывать, скорее всего, и позволило нам вырастить внешнюю кору головного мозга, которая, в свою очередь, позволила человечеству доминировать на планете.
Позже эволюция отбирала гены, которые отвечали за способность испытывать чувство удовольствия и безопасности в компании, а беспокойство и страх – в одиночестве. Одиночество заставляет нас болеть – как причина заболеваний и смертей в молодом возрасте, социальная изоляция стоит в одном ряду с высоким кровяным давлением, повышенной тревожностью и курением. «Для счастья человеческому существу требуется общение, – писал Качиоппо. – Наши умы и тела созданы, чтобы функционировать в сотрудничестве с другими, не в изоляции».
Общение и сотрудничество определяют человечество. Эти формы поведения характерны для нас с древних времен. Многие животные тоже любят объединяться и социализироваться. Когда пчела-работница жалит чужака, вторгшегося в улей, она теряет жало и вскоре умирает, отдав жизнь ради благосостояния сообщества. Несколько видов муравьев для защиты включают механизм, известный как автолиз: когда их муравейник атакуют другие насекомые, эти муравьи сжимают мышцы живота с такой силой, что их тела разрываются, обдавая противников ядовитой жидкостью.