Я еще жив. Автобиография — страница 45 из 74

Иногда, по советам лучших специалистов по голосовым связкам, которых только можно было отыскать с помощью заработанных рок-н-роллом денег, я ходил в ближайшие парные. Ведь я выступал очень много – с Genesis и в сольных турах, – на все больших и больших площадках, и у меня появился навязчивый страх потерять голос. А парные могли мне помочь.

Тогда я, возможно, не особо любил шататься по городу во время гастролей, поэтому я постоянно предлагал Джилл пойти куда-нибудь – по магазинам, посмотреть достопримечательности, чтобы немного отдышаться во время сумасшедшего ритма нашего мирового турне. Также я мог провести немного времени в одиночестве и перезарядиться. Мне приходилось отдавать всего себя на сцене, поэтому мне нужно было находиться наедине с самим собой как можно дольше.

Знаю, как это выглядит. Вот я сижу один в своем номере, в тишине, слушаю запись прошлого концерта либо смотрю телевизор. Очень напоминает Грету Гарбо.

В Австралии мы пересеклись с Элтоном Джоном, у которого, как и у нас, был концерт в Мельбурне. Я провел очень поучительный вечер в его гримерной. Он должен был выступать с Мельбурнским симфоническим оркестром, и его концерт собирались транслировать по всей Австралии. Элтон был в скверном настроении, так как думал, что потерял голос. Казалось, что он отменит концерт, не обращая внимания на то, как это повлияет на двенадцать музыкантов из оркестра и десятки тысяч фанатов. Он вызвал свой лимузин, медленно катался на нем по парковке, но в итоге вернулся и выступил.

После шоу мы снова встретились в гримерной. Я сказал, что заметил только незначительную дрожь в голосе в одном месте, в песне Don’t Let the Sun Go Down On Me. Он был рад это услышать, но я чувствовал, что он все еще был раздражен.

Для меня это был очень значимый момент. Большинство фанатов не замечают таких тонкостей – я сам практически не заметил, но я знал, что он охрип. Нужно подумать дважды, прежде чем отменить важный концерт из-за проблем с горлом. Немногие оправдания могли бы вызвать сочувствие 20 000 поклонников – например, смерть в парной перед концертом.

Только в июле 1987 года тур Invisible Touch привел нас обратно в Великобританию. Но здесь проходило только шесть концертов из 112, поэтому нам нужно было сделать их максимально масштабными. Мы были обескуражены, когда узнали, что концерты будут проходить на национальных стадионах Шотландии и Англии: «Хэмпден Парк» в Глазго и «Уэмбли» в Лондоне.

Для такого футбольного фаната, как я, это был особенный момент. В «Хэмпден парке» нам позволили использовать комнату с трофеями в качестве гримерки, и я подумал: «Здесь играли Англия с Шотландией… Интересно, сидел здесь Джимми Гривз…»

«Уэмбли» оказался невероятно атмосферным местом, и четыре концерта на этом стадионе, очевидно, стали триумфом нашего тура. Когда ты выступаешь на сцене перед 86 000 человек на легендарном футбольном стадионе и заставляешь их делать милые, свойственные публике, сумасшедшие вещи («У-у-у-у-у», когда свет погас во время представления Domino, например), то тобой овладевает дикое, опьяняющее возбуждение. Я чувствовал в себе огромную силу в тот вечер. Как будто я был на вершине мира, мам! Ведь моя мама была там, и она приходила на все концерты Genesis в Лондоне, даже когда у нее ухудшилось зрение, отказывали ноги и ее приходилось катить на инвалидной коляске.

После каждого шоу я обычно чувствую себя раздавленным. Но в «Уэмбли» происходило что-то особенное, что заставляло меня ощущать то, что я никогда не ощущал до этого. Когда я был еще подростком, это место играло настолько важную роль в моей жизни, что я испытывал удивительные эмоции, даже просто прогуливаясь около стадиона.

Итак, как же я воспользовался своим «божественным» статусом после четырех концертов на «Уэмбли»? Нет, меня не заинтересовали шампанское, кокаин, супермодели и скоростные катера. На протяжении всего тура я заходил в местные магазины игрушечных железных дорог по всему миру и – как результат – вез домой в Великобританию целый вагонный состав. Дома, в «Лейкерс Лодж», я собирался устроить в подвале макет Лилипутии, который заставит Рода Стюарта рыдать от зависти.

Также я планировал воспользоваться возможностью вернуться к тому, к чему я клялся больше никогда не возвращаться – актерству. Я только что вернулся из десятимесячных гастролей по крупнейшим сценам мира – разумеется, я могу сыграть главную роль в фильме. Но в этот раз никто точно не вырежет меня из него?

* * *

Мне было двенадцать, когда в 1963 году произошло «Великое ограбление поезда». Я помню, как просматривал заголовки газет своих родителей на следующий день после грабежа. Я знал, что это было значительное событие. Казалось, что большинству британцев понравилась безрассудная смелость пятнадцати грабителей, остановивших ночной почтовый поезд, следовавший из Глазго в Лондон, настолько простым способом – всего лишь благодаря изменению семафорной системы железнодорожной линии, – а затем вытащивших из поезда мешки с денежными купюрами. Они смогли украсть кругленькую сумму – 2,6 миллиона фунтов стерлингов. Это около 50 миллионов по современным меркам. Очень, очень кругленькая сумма.

Их поймали, приговорили к непомерно огромным срокам заключения. «Свингующие шестидесятые» только начинались, и настроение людей в стране менялось, поэтому у всех было ощущение, что британское государство решило на их примере показать, что будет с такими людьми. Один из грабителей, Ронни Биггс, которого бандиты между собой с пренебрежением называли «чайным мальчиком», сбежал из лондонского «Уандсворта» и скрылся сначала в Париже, затем – в Австралии, а в итоге осел в Рио-де-Жанейро, где стал довольно известен как грабитель поездов. В 2001 году, спустя почти сорок лет после своего преступления, он в конечном счете вернулся в Великобританию и понес заслуженное наказание.

Двое из лидеров бандитов смогли сбежать из страны даже раньше Ронни Биггса и уехали в Мексику, где также стали местными героями. Одним из них был главарь банды Брюс Рейнольдс, а другим – его друг Бастер Эдвардс.

Итак, в 1987 году я получил предложение от одной кинокомпании. Они хотели снять фильм, основанный на жизни одного из грабителей, Бастера, который, тоскуя по своей родине, вернулся из Мексики без гроша в кармане и провел девять лет в тюрьме, прежде чем выйти на свободу и открыть цветочный магазин около станции «Ватерлоо» в Лондоне.

Согласно видению кинокомпании, жизнь Бастера должна была казаться романтичной. На протяжении всей своей преступной жизни он был неразлучен со своей женой Джун. Они хотели рассказать историю этой пары, а «Великое ограбление поезда» поместить на второй план.

Сомневался ли я насчет этой роли?

Конечно, сомневался. В конце шестидесятых, когда я только начинал свою подростковую жизнь, я был сыт по горло актерской карьерой – у меня было достаточно отрицательного опыта в кинематографе (и в комнате монтажа), к тому же я с большим интересом занимался музыкой. Но прошло много лет. На горизонте появилась новая творческая задача.

Почему именно я? Одной из версий было то, что однажды вечером Дэвид Грин – режиссер фильма – включил по телевизору одну из серий «Полиции Майами: Отдел нравов». Через несколько минут после начала просмотра его жена сказала: «Вот и твой Бастер».

К тому времени он уже нашел Джун – это была Джули Уолтерс, талантливая любимица зрителей в Великобритании, актриса и комик. Она получала премию «BAFTA» и «Золотой глобус», а также была номинирована на «Оскар» за главную роль в фильме «Воспитание Риты». Если она согласилась участвовать в проекте, значит, он действительно был стоящим, и это откинуло все мои сомнения по поводу съемок в фильме.

Одним из первым заданий для меня было сделать себе накладной нос. Настоящий Бастер сделал себе страшную операцию на лицо, когда скрывался в Европе. Задумка заключалась в том, что в начале фильма я должен был ходить с накладным носом, а затем я его снимал, и мой настоящий нос уже становился якобы результатом операции. Понимаете, о чем я? Это довольно логично в рамках фильма, но одновременно это означало, что мой нос считали довольно смешным. Я пытался не обижаться на это. Нам, актерам, нельзя принимать все близко к сердцу.

Как только меня загримировали, на «Уэмбли Студиос» был устроен обед для меня, продюсера Нормы Хэйман, Дэвида Грина и Джули. Я все еще был с протезом вместо носа и должен был так впервые встретиться с моей партнершей по съемочной площадке – идея была в том, чтобы понять, сможем ли мы с Джули найти общий язык. Она была рада видеть меня и мой накладной нос, а я сразу же был очарован ею. Ее чувство юмора было очень обаятельным, и я сразу же с теплотой вспомнил ее в Acorn Antiques и Wood and Walters. Но ведь немного «очарованности» – это не так плохо, так как между главным героем и героиней должна быть некоторая симпатия, не так ли? Итак, я был очарован настолько талантливой и милой актрисой и втайне гадал, будут ли мои старые актерские навыки на должном уровне. Мне не хотелось принижать своей игрой такого профессионала, как Джули Уолтерс.

Но им было мало того, что они заставили меня носить унизительный накладной нос во время встречи с ней. Затем Грин и Хэйман решили сразу же начать репетиции. Причем начать их со сцены с поцелуем. При обычных обстоятельствах я был бы на седьмом небе от счастья. Но в «Оливере!» и других моих фильмах и спектаклях не было поцелуев, поэтому я был в растерянности. Что нужно делать? Целоваться с языком или без? И что делать, если мой нос сползет?

В то время как я пытался контролировать свою голову, губы и ноздри, режиссер, наклонившись над нами, выкрикивал указания: «Быстрее… ближе… ты женат, не забывай… следи за носом!» Грин и Хэйман орали на меня на расстоянии метра. Все это очень сильно смущало меня.

В итоге мы закончили, и Джули даже не пострадала. К счастью, нос убрали, и мы снимали остальную часть фильма без него.

Именно в этот период времени в моей жизни появился Дэнни Гиллен. Он родился в Белфасте и был большим человеком с большим сердцем, которого наняли, чтобы он забирал меня каждый день в 5.30 утра из Уэст-Сассекса, отвозил на место съемок, приглядывал за мной в течение дня (не в последнюю очередь на случай, если один из старых дружков Бастера захочет пообщаться со мной) и отвозил домой. За все время съемок мы стали неразлучны и очень близко дружим до сих пор. После роли Бастера в моей жизни будет еще много событий и немало передряг – от натиска папарацци и слишком импульсивных фанатов до нападений грабителей в Австралии, – через которые мне удалось пройти только благодаря неутомимой помощи моего друга Дэнни.