Но, кроме того, с самого начала у нас появлялись какие-то проблемы и недоразумения.
После открытия тура на «Техас-стэдиуме» в Ирвинге, штат Техас, мы отправились во Флориду через Хьюстон. У меня болело горло, поэтому мне делали иглоукалывание за кулисами на «Джо Робби Стэдиума» в Майами. На следующий день в Тампе я смог спеть только одну песню – Land of Confusion, а затем попросил прощения и покинул сцену, так как мои голосовые связки просто разрывались в клочья. Из-за иглоукалывания в том числе. Половина стадиона крикнула «о-о-о-о», сочувствуя мне. Остальная половина мычала что-то вроде: «Ублюдок! Мы заплатили деньги, пой нам песни!» Я поспешно сбежал в гримерную и заплакал. Я не смог справиться с нагрузкой. Я подвел всех: фанатов, гастрольную команду, работников стадиона – абсолютно всех. Это была очень большая ответственность, очень сложный момент. Вся вина лежала на мне. Прошла всего одна неделя, а я уже испортил самый большой тур Genesis за всю его историю.
Но я не привык сдаваться и продолжал бороться. Гастроли продолжались. Когда мы заканчивали выступление на очередном громадном суперстадионе, я спрашивал себя: на самом ли деле мне все это нужно? Это давление, эта ответственность? Был ли я в состоянии выдержать все это – пение, подшучивания с публикой, концерты (длиною в жизнь) на гигантских стадионах – в рамках истощающего, высасывающего все силы летнего расписания, которое в итоге приводило нас по возвращении домой к колоссальному, невероятных масштабов шоу на открытом воздухе в Кнебворте?
Если говорить откровенно, я ненавидел концерты на стадионах. Во время них ситуация могла выйти из-под контроля в любой момент. Они были построены для спортивных мероприятий, а не для концертов рок-звезд. Ты не можешь заранее позаботиться о многих проблемах – если пойдет слабенький дождь, то все выступление может пойти насмарку, а небольшой ветер может полностью испортить звук. Во время концертов люди на стадионах постоянно в движении, везде что-то происходит, и это отвлекает твое внимание. Очереди за хот-догами, убийственный запах жареного лука, бесконечные очереди в туалет. Если на стадионе было 40 000 человек, то, когда мы выступали, 10 000 из них куда-то шли или были чем-то заняты.
Я помню, как в семидесятых отправился в Техас на концерт Bad Company, ходил по арене и удивлялся тому, что происходило вокруг: люди орали, ввязывались в драки, их тошнило прямо там. Но некоторые даже смотрели концерт. К тому времени, как Genesis начали выступать на стадионах в восьмидесятых, фанаты могли уже наблюдать за концертом на экранах, установленных около сцены, потому что на самом деле они могли либо издали смотреть на маленькие точки на сцене, либо смотреть только в экран – вот только звук из экранов был не точно синхронизирован с мощнейшим звуком со сцены из громадных колонок, размером с дом. В таких условиях было неудивительно, что не все обращали внимание на саму музыку. Поэтому я пошел за пивом и ядерно-оранжевыми чипсами.
Тур подобного масштаба явно указывал на ошеломляющий успех Genesis в начале девяностых, но выступать на таких концертах было настоящим адом.
Но что потом? Что будет после концертов на самых больших стадионах мира? Какой может быть следующая более амбициозная цель? Еще немного – и мы упремся в свой потолок. Небольшая оплошность – и мы скатимся на самое дно.
В дополнение ко всему прочему на протяжении всего тура я должен был удивлять и приводить в восторг публику своим смелым выражением лица на огромном экране. Если и существовала такая вещь, как головокружение сердца, то я испытывал как раз нечто подобное.
Именно об этом я думал, когда работал над своим альбомом Both Sides.
Все это время Тони Смит понимал, что со мной происходило. Он был одним из немногих людей, кто знал о ситуации с Лавинией. Он также был в курсе, что из-за этого у нас с Джилл были проблемы в отношениях. Он понимал, что результатом моего подавленного эмоционального состояния стал мой печальный альбом, что живая, яркая поп-звезда восьмидесятых погибала из-за своего душевного разлада.
Будучи внимательным менеджером и хорошим товарищем, Тони имел все основания переживать за меня, но не за мою личную жизнь.
В конце 1993 года мы с Тони летели на частном реактивном самолете, чтобы выполнить какое-то рекламное обязательство по контракту. Мы были единственными пассажирами и сидели рядом в хвосте самолета. Хотя я уже принял решение по поводу своего будущего, я еще никому об этом не говорил. Я промотировал Both Sides, давая интервью в различных СМИ, и занимался этим с удовольствием. Тогда я считал, что тот период был действительно удачным для меня, ведь я написал очень личный альбом, о котором можно было сказать очень многое.
Кроме того, я чувствовал облегчение, так как уже принял окончательное решение.
«Тони, я ухожу из Genesis».
Он не был удивлен; он ждал эту фразу последние несколько лет, поэтому уже давно продумал свой ответ.
«Хорошо. Пока ситуация неясна. Давай посмотрим на твое состояние после тура Both Sides. А потом подумаем, что делать».
Я подозреваю, что ход его внутренних рассуждений был следующим: «Я знаю Фила. Он одумается. Он выпустит альбом, съездит на гастроли, сбросит с себя весь этот груз. Затем поймет свою ошибку и вернется к нам – так происходило всегда».
Но я точно понимал свое состояние и знал, как буду чувствовать себя после тура. Я уже сделал выбор и сказал то, что на самом деле думаю. Я не изменю свое решение. Но я был согласен держать это в тайне, пока нам не придется рассказать об этом миру.
В тот период, когда мы летели с Тони на реактивном самолете в конце 1993 года, моя жизнь была перевернута с ног на голову. Да, я написал альбом, который считал своим лучшим альбомом за всю карьеру, но какой ценой? Вдохновение пришло в результате мучительных попыток понять то, что творилось в моей голове и в моем сердце. Это были песни о расставании, о разлуке со своей любимой. К тому же независимость дала мне возможность работать по-другому, и я с любопытством представлял себе: а что будет, если я запишу еще альбомы, которые будут, как и Both Sides, личными и самодостаточными? Почему я снова должен писать альбомы с группой?
В общем, взвесив все плюсы и минусы, после того как я на протяжении половины своей жизни посвящал себя Genesis, пришло время покинуть группу. Но мне просто пока нельзя никому об этом говорить.
Таким образом, я держал рот на замке в течение двух лет, во время которых я получил увесистый удар от судьбы. Terra infirma[56]. Сейчас стоит поговорить о женщинах в моей жизни.
Меня всегда раздражало отношение ко мне как к человеку, который «развелся с женой и ушел из группы» – как будто две эти вещи как-то взаимосвязаны. Это был мощный заголовок для статьи, но он никак не отражал правду. На тот момент я убедил себя, что держал под контролем обе сферы своей жизни, но они существовали отдельно друг от друга. Ключевая фраза – «на тот момент».
Окружавшие меня люди, по моим ощущениям, считали меня сумасшедшим. В особенности – Тони Смит, который понимал, что развод с женой и уход из группы убьют меня во всех смыслах этого слова. Но мне было все равно. Мне нужно было уйти.
Я не виню Genesis в своих проблемах в личной жизни. По всей видимости, меня постоянно сковывало внутреннее чувство долга, заставлявшее меня соглашаться на все концерты, туры, на любые графики и проекты, чтобы все были довольны и не остались без работы. Но на самом деле все зависело от меня. Я мог сказать «нет» дополнительному альбому, завершающей стадии тура в Америке, проектам для продюсирования. И я мог сказать «нет» Орианне или по крайней мере так лихорадочно не преследовать ее.
Во время тура Both Sides я решил для себя, что по окончании гастролей я поеду в Швейцарию и буду жить с ней. Для человека, которого американская пресса прибила гвоздями к позорному столбу, не могло быть более безопасного убежища, чем небольшая, окруженная горами и озерами, любящая демократию страна, где свобода действия была одним из важнейших, фундаментальных достояний. Я не смог бы найти более подходящего места, чем Швейцария, чтобы отдохнуть от своих обязательств, отягощавших взрослую жизнь, – как домашних, так и рабочих.
Именно поэтому, как многие могли подумать, я поехал в Швейцарию.
Следующей причиной, которая автоматически приходила в голову людям, были корыстные цели. Согласно свежим заголовкам, «рок-звезда и миллионер Фил Коллинз уехал из страны, чтобы не платить налоги государству Великобритании, без которых в стране не будет света и закроются больницы». Меня до сих пор называют «скрывающимся от налогов Филом Коллинзом (который развелся со своей женой по факсу) (какой же ублюдок)».
Но искренне уверяю вас, что эти причины никак не повлияли на мое решение. Я не размышлял: «Где я не буду так заметен? Где мне проще спрятаться?»
Все было гораздо проще – в Швейцарии жила Орианна. Поэтому я поехал в то место, где она жила. «Единственная» вещь, в которой я был виновен, – это то, что я был 44-летним женатым мужчиной, который позволил себе влюбиться.
Я пытался объяснить это в нескольких интервью. Я рассказывал британским газетам, что, если бы Орианна жила в Гримсби или Халле, я бы поехал туда. Газеты моментально спросили жителей Гримсби и Халла, что они думали о моих словах, и сделали вывод, что сбежавший от налогов отправитель факсов обрушился с безосновательной критикой на невинных горожан. Вуаля! И снова множество обличительных статей в мой адрес, к которым еще и добавились горы оскорбительных писем от жителей Гримсби и Халла («Что не так с нашими городами?»).
И все же приятным преимуществом переезда в Швейцарию было то, что в этой стране ты предоставлен сам себе, и в общем и целом никто тебя не беспокоит. Но если кто-то захочет тебя побеспокоить, то можно вполне на законных основаниях застрелить этого типа, если увидишь его в своем саду. В тот момент такие вещи очень радовали меня.