ому мы встретились в моем отеле в Глазго 20 ноября 2005 года. Даже несмотря на то, что это происходило во время последних дней моего так называемого прощального тура, я был воодушевлен новым проектом.
Лично я чувствовал, что не попрощался должным образом с Genesis, равно как и сам Genesis не попрощался должным образом со своими поклонниками. Спустя десять лет я соскучился по Майку и Тони. К тому же было бы неплохо снова сесть за ударную установку и просто выступать со своей группой. Также важно было понимать, что амбициозная, дорогостоящая, мультимедийно-театральная презентация The Lamb Lies Down on Broadway не сможет по определению войти в рамки длинного тура по самым большим мировым аренам. Новый тур будет короче, но гораздо более впечатляющим, чем предыдущий. Он будет включать в себя несколько концертов в неплохих театрах, может, даже на Бродвее, а остальной мир сможет удовлетворить свой интерес с помощью онлайн-трансляций, которые также пройдут в кинотеатрах. Мы были очень взволнованы перспективами, которые нам открывались.
Итак, впервые за тридцать лет мы впятером снова собрались вместе. С нами также были Тони Смит и менеджер Питера Майк Лардж.
Атмосфера была отличной. Мы все встретились, чтобы обсудить детали и назначить точные даты репетиций и концертов – если Питер решит, что хочет принимать в этом участие. Если он согласится, все получится. Если нет, то нет смысла что-либо делать.
Как только мы начали обсуждать дела, все быстро вернулось на круги своя: Питер оставался все таким же – раздражительным и нерешительным, Тони все так же немного цеплялся к Питеру, Стив был все таким же скрытным и молчаливым, Майк все так же пытался примирить всех, а я все также ерничал и шутил, пытаясь разрядить обстановку. Ничего не изменилось.
Вскоре выяснилось: для того чтобы выступить с The Lamb Lies Down on Broadway, используя современные технологии – точнее, если современные технологии будут работать исправно, – от всех потребуется огромное количество усилий, времени и энергии. Без лишних слов мы поняли, что это означало временное перемирие между Питером и Тони. Жизнеспособность всего замысла будет зависеть от тех, кто осуществляет этот проект. Его потенциал безграничен, но в то время, как быстро развивающиеся технологии открывают новые возможности, они же заставляют сталкиваться с новыми препятствиями.
Мы также понимали, что мы не должны пререкаться и спорить по поводу идей, но – в общем-то, как и всегда – Питер хотел исследовать все представившиеся творческие возможности. Кроме того, Питер обязательно возьмет на себя некоторые аспекты проекта. И как бы мы ни старались, кто-то все равно будет возмущаться по этому поводу. Для осуществления задуманного нам придется преодолевать границы возможного не только с технической точки зрения.
Затем наш менеджмент рассказал нам о сложных экономических и логистических реалиях: нам потребуются месяцы подготовки и огромная команда, чтобы потянуть все это. И даже если концерты получится транслировать по всему миру, проект в целом не будет финансово жизнеспособным, если мы выступим только на четырех-пяти площадках.
Еще одной большой проблемой было расписание Питера, которое, казалось, было расписано на десятки лет вперед. На протяжении тридцати лет он пытался заставить людей забыть, что он был вокалистом в Genesis, и старался выйти на совершенно новый уровень. Именно этим он и занимается до сих пор.
После нескольких часов тщетных попыток поймать ягнят и вернуть их в загон мы решили на некоторое время приостановить обсуждение и подумать еще. И встретиться снова. Не считая приятной встречи со старыми друзьями, время было потрачено впустую.
Когда Питер, его менеджер и Стив покинули нас, мы с Тони и Майком облегченно выдохнули и с улыбкой переглянулись: «Что это, черт возьми, вообще было?» Мы посмеялись над тем, что не смогли сделать то, ради чего мы впятером собрались в этой комнате в Глазго – решить, «да» или «нет». Итак, в приятной, открытой, расслабленной атмосфере, которую мы втроем выстраивали в течение двадцати лет совместной работы, мы поняли очевидное и отложили The Lamb Lies Down on Broadway до лучших времен.
На самом деле мы так хорошо чувствовали себя втроем, что подумали: раз уж мы собрались здесь, то почему бы нам – мне, Тони и Майку – не сделать что-нибудь вместе?
Мы ощущали, что у нас троих было какое-то незаконченное дело. После того как я покинул группу, Тони и Майк нашли нового вокалиста – шотландского музыканта Рея Уилсона (также известного, будучи фронтменом гранж-группы Stiltskin) – и записали альбом Calling All Stations (1997 год). В 1998 году они поехали в тур, а в 2000 году решили прекратить работу. Так все и закончилось – довольно разочаровывающий конец саги о Genesis.
Через пять минут мы приняли решение. Genesis времен Бэнкса, Коллинза и Резерфорда снова отправится в тур. И вот нас снова трое.
Но у меня было два главных условия. Первое – это должен быть разумный (то есть короткий) тур. Второе – я должен иметь достаточно времени, чтобы выполнить все свои обязательства перед «Тарзаном» на Бродвее до того, как мы перезапустим механизм Genesis. Это значило: во-первых, не планировать концерты до лета 2007 года, а во-вторых, объявить о воссоединении группы только спустя год, в ноябре 2006-го. Таким образом, я мог спокойно сконцентрироваться на «Тарзане» и – что самое главное – перекинуть спасительный мост через растущую пропасть между мной и Орианной.
Но когда тур The First Final Farewell закончился и я вернулся к тому, что осталось от моей семьи, то вдруг осознал, что начал терять (или уже потерял) Орианну. Я отчаянно хотел вернуть ее, но что бы я ни предпринимал, все мои усилия сводила на нет реальная жизнь, требовавшая, чтобы я продолжал работать.
Печально, но даже после окончания тура работа все равно победила, как это часто было и в прошлом. Когда из Disney сообщили, что я должен быть в Нью-Йорке на следующий день после Рождества, я ничего не мог поделать с этим и согласился. «Тарзан» представлял собой масштабный бродвейский проект, над которым работали тысячи людей, и я был центральной фигурой в нем – это был мюзикл с моей музыкой. Едва вернувшись домой, я снова уехал.
Я устроился в отеле «Пенинсула» и с первых дней 2006 года с рвением накинулся на свой новый, третий диснеевский проект. У меня не было выбора, так как премьера «Тарзана» должна была состояться через пару месяцев в театре «Ричард Роджерс». Писать музыку для мюзикла «Тарзан» – логичное продолжение моей работы над музыкой к одноименному фильму. Но здесь на мои плечи навалилась неимоверная ответственность – гораздо большая, чем в фильме. Я очень рассчитывал на этот проект. Я надеялся, что он поможет мне изменить мою жизнь и проводить время дома с детьми. Если бы все получилось, то двойник «Фила Коллинза» смог бы сразу же уйти в отставку. Возможно (только возможно), я смог бы сохранить свой третий брак.
С точки зрения творчества работа над театральным мюзиклом позволила мне выйти на новый уровень. Я прошел путь от написания поп-песен до написания материала совершенно иного типа – материала, который движет всей сценической постановкой, включавшей в себя огромное количество действующих лиц.
Я ходил в театр «Ричард Роджерс» каждый божий день. Наблюдал за репетициями. Слушал, как оркестр исполнял мои песни. Критиковал, делал замечания, ходил в студию и смотрел, как проходит работа над альбомом записей первого исполнения. Я участвовал везде и всюду. Все думали, что я сумасшедший.
Оглядываясь назад, я понимаю, что лучше бы последовал примеру Элтона Джона, когда он работал над «Королем Львом»: отстранился бы, поехал домой и позволил Disney делать то, что у них и получается лучше всего. Но во мне проснулась одержимая сторона моей личности – та, которая день за днем во время туров слушала записи концертов.
Я заплатил большую цену за свою одержимость. К началу 2006 года стало ясно, что наш с Орианной брак был обречен.
Тони Смит привез юриста в Нью-Йорк, и мы немного обсудили, что нужно будет сделать, если Орианна решит развестись. На следующее утро, прямо перед возвращением юриста в Швейцарию, я получил заказное письмо от официального представителя Орианны, которое ставило меня в известность о том, что она подала на развод в Швейцарии.
Я был шокирован. Пока я обдумывал будущее, она его уже определила. Это все меняло, поэтому мы с юристом встретились в последний момент перед его рейсом. Я думал только об одном: «И вот опять». И еще: «Почему?»
В итоге ничего нельзя было уже изменить, в дело вступили гордость и юристы, процесс пошел и исход был… неизбежен.
Что я должен был сделать, так это запрыгнуть в самолет, прилететь в Швейцарию и вживую сказать Орианне то, что я пытался донести ей по телефону: «Что мы делаем? Я не хочу потерять тебя. Я люблю своих детей. Я хочу заниматься своей работой. Что мне нужно сделать? Не исчезать на шесть месяцев, в то время как ты пытаешься справиться сама со своими трудностями? Без проблем».
Я так этого и не сделал. Я только подумал: «Что ж, хорошо». Никакой рациональной мысли, просто принятие факта. Какой же я идиот.
Тем временем огромная машина под названием Disney разогналась настолько сильно, что ее уже было невозможно остановить. После трех месяцев репетиций 24 марта начались предварительные показы «Тарзана». Их посещали представители культурной элиты Нью-Йорка. Отчаянно пытаясь отвлечься от своих проблем, я ходил на каждый показ «своего» шоу. На одном из них Том Шумахер представил меня Дане Тайлер. Она была ведущей шестичасового выпуска новостей на WCBS-TV, а также большой любительницей театра. Также она вела бродвейскую программу на CBS, и на следующий день она взяла у меня интервью в одной из рубрик программы.
Мы неплохо поладили во время длинного, исчерпывающего интервью. Медленно, аккуратно мы стали присматриваться друг к другу. Она была милой, умной женщиной со светлыми глазами, человеком из совершенно другого мира. Между нами было взаимопонимание, нас тянуло друг к другу, мы с ней сошлись. Она помогла мне поднять мою самооценку.