С бюрократией было покончено, и я стоял на улице со своими вещами, когда приехал Дэнни. Я мило – насколько это было возможно – попрощался и сел в машину. «Дэнни. Поехали отсюда. Как можно быстрее». В тот момент я чувствовал себя Патриком Макгуэном из «Заключенного». Было такое ощущение, как будто меня вот-вот догонят и заберут обратно.
Дорога длилась, казалось, целую вечность, мы подъехали к аэропорту, и я сел в самолет. Я никогда не был так счастлив лететь куда-то. Не был так счастлив уезжать.
Ноябрь 2012 года, и я уже неделю не пил. Никаких конвульсий. Никакого металкогольного психоза[68]. Но, судя по всему, один раз я все-таки выпил, потому что 15-го числа в своем доме, в Феши, я вдруг оказался у подножия бетонной лестницы, всех восемнадцати ее ступеней. Я разбил затылок, все было в крови, и в мгновение ока я снова оказался в клинике Женолье.
Мне позвонил Питер Гэбриел, чтобы узнать, как я. Ко мне прилетели Тони Смит, Тони Бэнкс и Майк Резерфорд. Я был очень тронут. И очень смущен. Из моих ран на голове текла кровь. Все видели мою окровавленную подушку.
Когда мне стало значительно лучше, я решил поехать с Ником и Мэттом на отдых и купил нам четверым (Линдси, спасшая мне жизнь, тоже летела с нами) билеты на Теркс и Кайкос. На тот момент наша с мальчиками связь была как никогда слабой – из-за безуспешного пребывания в реабилитационном центре, – и я отчаянно хотел наладить наши отношения.
Но, к сожалению, несмотря на все то, через что я прошел – через что я заставил их пройти, – во время этой поездки я снова начал пить.
Хотя я и должен рассказать эту историю, я бы хотел навсегда забыть ее. Равно как и мои сыновья. Если я завожу разговор о Терксе и Кайкосе, они говорят: «Не говори об этом месте, мы никогда туда больше не поедем».
За год до того мы уже один раз ездили туда на день рождения Ника и отлично провели время. Но перед этой поездкой мои проблемы с алкоголем усугубились. Помимо «Клонопина» я также принимал новый препарат против повышенного кровяного давления.
Мы сняли прекрасный домик на пляже на Пэррот-Кей. По соседству со своей семьей жил Кит Ричардс, поддерживая свою репутацию «отца Джека Воробья». Поэтому не так-то просто жить рядом с Китом Ричардсом и считаться шумным соседом. Нет, я не горжусь этим.
На пляже не было баров поблизости, но не беспокойтесь – на кухне нашего коттеджа было все необходимое. Там были бутылки текилы, водки, виски и рома.
Виски исчезло сразу же. Я пил его всегда, когда на кухне никого не было и меня никто не видел, а также не стеснялся пить на глазах у мальчиков.
«Что это, папа?»
«Это папин напиток».
Я понял, что оказался на распутье – точнее, в тупике, – так как находился на пороге потерянного уик-энда катастрофических масштабов. В домике убиралась горничная, которая видела все эти пустые бутылки («Выоченьлюбите виски!»), но я и не думал останавливаться, нисколько не стесняясь и не стыдясь ее. Когда с виски было покончено, я уснул. Линдси разбудила меня и сказала, что она собирается отвезти детей на пляж.
«Хочешь пойти с нами?»
«Нет, я останусь здесь».
Я впал в состояние анабиоза и проснулся только в четыре часа. Черт, мы же уезжаем сегодня! Я встал, в спешке собрал вещи и выбежал на улицу. «Эй! – закричал я. – Линдси, Ник, Мэтт! Нам нужно уезжать!» Но их нигде не было видно. И вдруг до меня дошло: светало. Было четыре часа утра, а не вечера. И мы пробыли здесь только один день.
Если до этого Линдси переживала за меня, то теперь она не могла найти себе места. Она уже давно ожидала, что вот-вот найдет мое мертвое тело, но в те выходные она стала свидетелем того, как дети наблюдают не за своим отцом, а за каким-то другим человеком. Она боялась за мою жизнь и безумно беспокоилась за мальчиков. Поэтому в то утро она поставила меня перед фактом: «Достаточно, Фил. Мне придется позвонить доктору. Потому что мне кажется, что ты в большой опасности».
«Не думаю, что ты должна это делать. Я в порядке».
Линдси также звонила Дане в Нью-Йорк. «Он в ужасном состоянии, – сказала она. – Может, ему даже хуже, чем раньше». Затем она позвонила доктору Тимоти Дутте в Нью-Йорк, который уже давал ей и Дане советы по поводу того, что делать со мной и моей явной склонностью к суициду.
Доктор Нурзанахвати работала в курортной зоне Теркса и Кайкоса. Она пришла, чтобы проверить мое состояние, и ей не понравилось то, что она увидела. Я мог причинить вред самому себе и был опасен для всего курорта – если бы что-то случилось, мы бы все оказались на скамье подсудимых. В моем случае – в реанимационной палате. В лучшем случае.
«Мистер Коллинз, ваше сердце бьется слишком сильно. На чем вы планировали поехать домой?»
«Частный самолет доставит нас в Майами».
Дэнни мог организовать все что угодно за считаные секунды. Мне было плевать на деньги. Я готов был сделать все, чтобы избавиться от очередного шарлатана, цеплявшегося ко мне.
Доктор Нурзанахвати сказала: «Вам нужно пойти со мной к другому доктору, прежде чем я позволю вам покинуть остров».
Я подумал: «Почему? У меня же свой собственный самолет».
Но я уступил: «Хорошо, я пойду с вами».
Все сорок восемь часов нашего отпуска были потрачены впустую. Мнение доктора Нурзанахвати: я был настолько болен, что нуждался в медицинском осмотре – в осмотре, который невозможен в местной больнице.
Я сказал Линдси, чтобы она поехала с мальчиками в аэропорт без меня и мы встретимся там – сначала я должен был получить письменное разрешение на перелет. Вместе с доктором я отправился в приемную, и тесты показали, что в моей крови были много алкоголя, точнее – в моем алкоголе было немного крови.
Второй доктор сказал: «Я не могу отпустить вас».
«О чем вы? Я полечу на личном самолете! Я отвезу своих детей в Майами к их маме».
Я собственноручно попал в замкнутый круг: мое состояние было настолько плохим, что мне нужна была медицинская помощь на континенте, но мое состояние не позволяло мне покинуть остров.
Я вызвал Линдси и мальчикам такси и попрощался с ними, не сумев сдержать слез. Они улетали в Майами. А я снова остался один, чувствуя себя полностью разбитым. Я ненавидел себя. Я даже не мог нормально попрощаться с мальчиками перед их вылетом – до боли знакомое ощущение.
Бедные Ник, Мэтт и Линдси приземлились в Майами, проходили таможенный досмотр и иммиграционный контроль. Линдси пыталась объяснить мистеру Роджерсу, милосердному офицеру, почему она прилетела из другой страны с двумя несовершеннолетними мальчиками с другой фамилией и багажом своего нанимателя, а также с хомяком Бобби – домашним питомцем семьи, – которого они взяли с собой.
Невероятно, но офицер поверил в историю Линдси – и в то, что они не провозили наркотики в Бобби. Вскоре няня, мальчики и хомяк успешно прошли таможенный досмотр и иммиграционный контроль и сели в ожидавшую их машину.
Когда Орианна увидела, что меня с ними не было, она, конечно же, пришла в ярость. «Ты позволили мальчикам видеть тебя в таком состоянии?» – кричала она на меня позже по телефону. И была права.
Когда они ехали из аэропорта, мальчики – все еще не понимавшие, что же случилось, – задавали, само собой, множество вопросов, и все они сводились к одному: «Почему папа плакал и почему он не с нами?»
Тем временем на острове врачи были согласны отпустить меня только на санитарном самолете или на вертолете. В итоге я полетел на воздушной «Скорой помощи» в Нью-Йорк. Меня высадили, по указанию доктора Дутты, прямо на пороге Пресвитерианской больницы Нью-Йорка на 68-й улице.
Там меня тщательно обследовали в течение нескольких недель. И там же я впервые вживую встретил доктора Дутту. Он был приятным мужчиной, одним из двадцати лучших докторов США. Именно к нему я летел 10 000 миль. Он сразу же напрямую сказал мне: «Фил, вы точно умрете, если не предпримете никаких действий».
Я начал ходить к терапевту, доктору Лори Стивенсу, и наркологу, доктору Герберту Клеберу – профессионалам своего дела. Они мне нравились, и я доверял им. Я думал, что они, возможно, помогли бы мне снова полюбить себя и начать себе доверять.
Январь 2013 года. Новый год и, как я надеялся, новый я.
Мне прописали сильные препараты – это была часть неприятного лечения от алкоголизма. Меня должны были заставить понять, насколько я был близок к смерти.
После того как меня выписали из Пресвитерианской больницы, я продолжил регулярно ходить к доктору Клеберу.
«У меня есть возможность кое-что дать вам, Фил, но пока я не могу это сделать. Вы хотите перестать пить?»
«Что ж, да, сейчас я действительно хочу».
Он объяснил мне, как работает «Антабус» – препарат, который прописывают тем, кто страдает от хронического алкоголизма. Он блокирует фермент, который помогает усваиванию алкоголя, то есть вызывает очень неприятные ощущения, когда позволяешь себе выпить. В общем, один стаканчик – и тебя сразу сваливает с ног нестерпимая головная боль и тошнота. Я должен был сделать анализ крови, и если бы в моей крови не содержалось алкоголя, то доктор Клебер смог бы дать мне Антабус – но за дозировкой стала бы следить медсестра.
«Да ладно вам, вы можете мне доверять», – сказал я.
«Я доверяю вам, – ответил он, возможно, не совсем искренне. – Но я не доверяю болезни».
Однако я снова проявлял упрямство. «Я не могу». Мой образ жизни не позволял мне каждое утро в восемь часов сидеть дома и ждать, когда придет медсестра и даст мне таблетку. Я должен был иметь возможность самому принимать Антабус. Мы нашли компромисс: несмотря на все мои возражения против того, чтобы меня нянчили, Дана каждый день давала мне таблетку примерно в течение месяца.
В конце концов доктор Дутта спас мою жизнь. Он помог мне осознать, насколько я на самом деле был близок к смерти. Мой панкреатит не просто ухудшал мое состояние – он убивал меня.