Она протянула ему бокал. Огорошенный ее словами, Маккин машинально взял его и подумал, что если бы не удержал, она все равно непременно отпустила бы его, и бокал разбился бы.
— Меня зовут Сэндал Бонс, я из организационного комитета выставки.
Женщина пожала его протянутую руку, задержав ее в своей ладони чуть дольше необходимого. Священник почувствовал, что ко всем его переживаниям добавилось еще и смущение. Он отвел взгляд и посмотрел на пузырьки, поднимавшиеся со дна бокала.
— Значит, вы одна из наших благодетельниц.
Миссис Бонс попыталась прикинуться скромницей, что, однако, не очень удалось ей:
— Благодетельница, мне кажется, слишком громкое слово. Скажем так — мне нравится помогать тем, кто в этом нуждается.
Преподобный Маккин без всякого желания поднес бокал к губам и отпил глоток:
— Благодаря таким людям, как вы, «Радость» выживает.
— Благодаря таким людям, как вы, она существует.
Женщина повернулась к нему и взяла под руку.
Священник ощутил тонкий аромат духов — несомненно, очень дорогих — и услышал шелест платья.
— А теперь пойдемте посмотрим работы ваших подопечных. Мне очень много хорошего говорят о них.
Легко лавируя между гостями, миссис Бонс направилась на другой конец террасы, выходящей в сторону небольшого озера.
Кафе «Ботхауз» — престижное заведение посреди Центрального парка, связанное с городом через Ист-Драйв. Одноэтажное здание с широкими окнами по фасаду, открывающими прекрасный вид на зелень и воду. В теплое время года на террасе, окружавшей здание по периметру, размещались столики, чтобы посетители ужинали на открытом воздухе.
На этот раз какой-то комитет, название которого Маккин никак не мог запомнить, организовал тут выставку живописных, скульптурных и ремесленнических работ, созданных детьми, находившимися на попечении учреждений, подобных «Радости». Они хотели, чтобы ребята не только представили свои работы, но и пообщались с людьми, пришедшими познакомиться с их творчеством.
Когда священнику сказали о такой возможности, он поговорил с Джубили Мэнсоном и Шалимар Беннет, рассчитывая, что подобный опыт будет им только на пользу.
Шалимар — темнокожая девушка из нормальной семьи среднего класса. Ее силой оторвали от героина и от попыток покончить с собой, о чем свидетельствовали исколотые руки. Отец Маккин даже под пытками инквизиции не признался бы, что это его любимица. Ее лицо вызывало у него чувство необычайной нежности и желание защитить, а глаза девочки, казалось, излучали некий особый свет, когда он хвалил ее за какую-нибудь работу. Из самых простых и разнообразных материалов она создавала удивительные ожерелья, браслеты, серьги, в которых сочетались оригинальность и красочность.
Джубили, темнокожий семнадцатилетний мальчик, вырос в семье, где не существовало никаких правил или норм бытия и где каждый день решалась задача, как выжить. Мать — проститутка, отца убили в драке с поножовщиной. Его брат Джонас выдавал себя за рэпера под именем Айрон-7, а на самом деле возглавлял банду, которая торговала наркотиками и занималась сутенерством на свой территории. Когда мать нашла в комнате Джубили опасные таблетки, то поняла, что младший сын вот-вот пойдет по следам старшего. В один из редких моментов просветления что-то надоумило ее отвести сына в «Радость» к отцу Маккину. В тот же день она покончила с собой.
Преодолев первые трудности, Джубили освоился с жизнью в общине и вскоре проявил незаурядную склонность к занятиям живописью. Его поддержали и помогли развить способности. Теперь некоторые из самых интересных его работ, хотя еще и незрелых, но бесспорно перспективных, представили на этой выставке в Центральном парке.
Священник и его спутница подошли к мольбертам, не которых стояли три картины Джубили. В них угадывалось влияние поп-арта и Баскии,[4] но чувство цвета и оригинальность подхода позволяли увидеть несомненный талант.
Юноша стоял рядом со своими работами. Миссис Бонс задержалась возле них, желая составить свое мнение.
— А вот и наш молодой художник.
Она внимательно, не без некоторого смущения осмотрела работы:
— Ну, я не критик, а это, конечно, не Норман Рокуэлл. И все же должна сказать, что они… что они…
— Взрывоопасны?
Подсказав такое определение, преподобный Маккин подмигнул Джубили, который с трудом удержался, чтобы не рассмеяться. Миссис Бонс ответила священнику так, будто это слово прояснило ей то, что виделось не совсем отчетливо:
— Конечно. Верное определение. Взрывоопасны.
— Мы все так считаем.
Воздав должное художнику и меценатским наклонностям своей спутницы, священник почувствовал, что ее общество становится утомительным. Он увидел поблизости Джона Кортигена, беседовавшего с какими-то людьми, и посмотрел на него с отчаянной мольбой о помощи.
Его правая рука понял, в чем дело. Он расстался со своими собеседниками и направился к священнику.
Преподобный Маккин хотел попрощаться:
— Миссис Бонс…
В ответ она взглянула на него, чересчур высоко вскинув брови:
— Можете называть меня Сэндал, если хотите.
Тут на помощь пришел Джон Кортиген.
— Миссис Бонс, это Джон Кортиген. Он работает со мной. Главный администратор и организатор…
Говоря так, священник посмотрел на Джона, стоявшего спиной к озеру, и случайно взглянул дальше — на другой берег, на велосипедную дорожку, что тянулась вдоль него.
Там стоял, заложив руки в карманы, человек в зеленой военной куртке. У преподобного Маккина перехватило дыхание и вспыхнуло лицо. Он машинально, по инерции завершил фразу:
— …нашей маленькой общины.
Джон, как всегда дипломатичный, протянул руку:
— Рад познакомиться с вами, миссис Бонс. Знаю, что вы одна из главных вдохновительниц этого события.
Священник, словно в трансе, услышал смех женщины:
— Как уже сказала отцу Маккину, я всегда готова сделать что-то для ближнего.
Слова эти доносились до священника откуда-то издалека, словно приглушенные пространством и туманом. Он не мог оторвать глаз от человека, стоящего на дорожке, по которой проезжали велосипедисты, и смотрящего в его сторону. Он твердил себе, что такие куртки встречаются часто и такое событие, как эта выставка, может привлечь внимание кого угодно. Вполне естественно, что человек остановился, желая понять, что тут происходит.
Но, как ни успокаивал себя, все равно понимал, что это не так. Он догадывался, что это не какой-то случайный прохожий, а тот самый человек, который шепнул ему в исповедальне кощунственные слова вместе с обещанием смерти.
Я — Господь Бог…
Лица окружающих и людской говор вдруг исчезли, осталась только эта тревожная фигура, которая, словно магнитом, притягивала его внимание, его мысли, его взгляд. И жажду милосердия. Он почему-то был уверен, что человек этот видит его и пристально смотрит именно на него.
— Извините меня. Я сейчас.
Он даже не услышал, что ответили Джон и миссис Бонс, так быстро отошел от них и, протискиваясь сквозь толпу, поспешил на другую сторону озера, теряя и вновь находя мрачный взгляд незнакомца, пронзивший его, как предвестие беды.
Он хотел подойти к нему и заговорить, заставить его подумать, хотя и понимал, насколько это безнадежно. Человек в зеленой куртке в свою очередь продолжал следить за священником, пока тот направлялся к нему, как будто пришел в кафе «Ботхауз» специально для встречи с ним.
Неожиданно отцу Маккину преградили дорогу двое темнокожих парней.
Один чуть ниже него ростом, в стеганой куртке с капюшоном, не по размеру и явно не по сезону, на голове черная кепка со свернутым назад козырьком. Джинсы, тяжелые спортивные ботинки, на груди — золотая цепь.
За ним возвышался могучий детина, такой огромный, что казалось, даже двигаться не способен, — весь в черном, на голове повязано нечто вроде сеточки, какую мужчины надевали прежде на ночь для выпрямления волос.
Тот, что пониже, выставил навстречу Маккину руку и преградил дорогу:
— Куда прешь, ворона?
Раздосадованный задержкой, священник невольно поискал глазами человека в зеленой куртке. Он все еще стоял на месте и равнодушно наблюдал за этой сценой. Преподобный Маккин неохотно перевел взгляд на парня, стоявшего перед ним:
— Что надо, Джонас? Мне кажется, тебя не приглашали?
— Айрону-7 не требуется приглашение, чтобы оказаться среди всего этого дерьма, собравшегося тут. Верно же, Дуд?
Толстяк лишь невозмутимо кивнул в знак согласия.
— Ладно, теперь, когда все увидели, какой ты сильный, думаю, можешь уйти.
Джонас Мэнсон улыбнулся, показав небольшой бриллиант, вставленный в резец.
— Постой, священник. Куда спешишь? Я — брат одного из художников. И я что же, не могу посмотреть на его работы, как все остальные?
Он огляделся и увидел за спиной Маккина Джубили, стоявшего возле своих картин и разговаривавшего с какими-то людьми.
— Вон он, мой брат.
Парень, назвавший себя Айроном-7, отодвинул священника и направился в ту сторону, а за ним последовал огромный Дуд, перед которым все невольно расступались. Маккин отправился за ними, надеясь удержать ситуацию под контролем.
Рэпер подошел к мольбертам и, даже не поздоровавшись с братом, остановился с видом знатока, изучающего картины. Джубили, увидев его, онемел от испуга, отступил и задрожал.
— Ну что же, круто. В самом деле крутая штука. Что скажешь, Дуд?
Толстяк не произнес ни слова, только опять утвердительно кивнул. Джон Кортиген понял неловкость ситуации и подошел, намереваясь встать между Джонасом и его братом:
— Вам нельзя здесь находиться.
— Ах вот как? И кто это сказал? Ты, ноль без палочки?
Рэпер обернулся к великану и улыбнулся ему:
— Дуд, убери-ка с дороги этого дурака.
Толстяк ухватил Джона своей огромной ручищей за ворот рубашки, притянул к себе и, словно он ничего не весил, так оттолкнул, что тот ударился об ограждение террасы.