Эта женщина лежала у нас долго, сначала в общей палате, потом ее перевели в палату интенсивной терапии. Диагноз — рак головки поджелудочной железы; по сути, так и должно было произойти, но никогда не хочется, чтобы произошло именно на твоей смене.
Каждая смерть затрагивает врача, оставляя неприятное чувство опустошенности. Не смог. Не получилось. Не помог.
Даже если с профессиональной точки зрения ты понимаешь, что ты ни в чем не виноват и сделал все, что мог, это чувство беспомощности съедает изнутри.
Когда вернулись в ординаторскую, уже не хотелось ни есть, ни пить. Мансур ушел писать посмертный эпикриз, Канибек убежал по вызову в приемное, а я с анестезиологом ушел курить. Вообще, сам я не курю. Всю жизнь занимаюсь спортом, почти не пью, веду максимально здоровый образ жизни, но с такой работой как тут не закурить.
Мы вышли на внутреннее крыльцо, и лицо сразу же обдало суровым новосибирским морозом.
— Дружище, дай сигарету…
— Ты чего? Ты же не куришь, — не без удивления в голосе ответил мне товарищ, протягивая сигарету.
— Да, не курю, но эта смерть выбила меня из колеи. Ненавижу, почему на моем дежурстве…
Нет, это не была первая смерть в моей практике. Мы, хирурги, постоянно сражаемся с этой злой старухой в черном балахоне, но к этому невозможно привыкнуть.
— Успокойся, мы ничего не могли сделать, там же онкология, просто пришло ее время.
— Да знаю я, но от этого не легче. Ладно, посидишь с нами, перекусим, поболтаем? Надеюсь, что додежурим без происшествий.
— Ой, не накличь.
Бывают такие дежурства, после которых единственное желание — это лечь и не двигаться. Однажды выпала смена, на которой мы с Мансуром прооперировали пять неотложных пациентов. Мы зашли в операционную в 10 утра, а вышли в 11 вечера. Оперировали в четыре руки, успевая только менять перчатки, не выходя из операционной.
Первой пациенткой была молодая девушка с острым флегмонозным аппендицитом. Живот у девушки болел три дня, взяли ее срочно на операционный стол, для того чтобы потом не оперировать перитонит, но, слава богу, обошлось. Справились быстро и четко. Но, как только аппендикс был удален, в операционную постучался Канибек.
— Я сейчас буду подавать холецистит.
— А чего сейчас? Может, консервативно для начала полечим? — не в восторге от операции подряд, поинтересовался я.
— Это пациент из второй палаты, вот посмотрите анализы, набрали только что по цито. Лейкоцитоз нарастает, болевой синдром не купируется. Состояние ухудшается, да и цвета он приятно-лимонного.
Действительно, анализы были далеко не утешающими, поэтому ничего не оставалось, как срочно брать на операционный стол.
— Подавай!
Холецистэктомия прошла как по учебнику: 50 минут — и готово!
Только мы зашили и переложили пациента на каталку, в предбаннике операционной опять появился Канибек.
— Что? Опять? Ты сегодня издеваешься, что ли?
— Что я могу сделать? Непроход… посмотрите сами… — И показывает снимки.
— Подавай, дай только воды хлебнуть! — устало вздохнул Мансур.
Острая кишечная непроходимость — один из самых сложных диагнозов в абдоминальной хирургии, тем более что оперировать предстояло пожилую женщину с хирургическими вмешательствами на брюшной полости в анамнезе. На той лапаротомии мы простояли около трех с половиной часов. Спаечная болезнь, долихосигма[43] — очень непростая операция, но мы справились.
В пять часов вечера мы с Мансуром наконец размылись и, лелея сладкие надежды о душе и ужине, направились в ординаторскую. Только я переступил порог, зазвонил телефон:
— Приемное, проникающие ножевое ранение в брюшную полость.
Я готов был закричать. Но кричать было некогда, и я со всех ног кинулся в приемное отделение. Там меня встретил измученный Канибек, который осматривал пациента.
Как обычно происходят ножевые ранения? Нет, не отчаянный мужчина кидается на амбразуру защищать честь милой девушки, которая попала в беду. Чаще всего ножевые ранения получают дома, за семейной попойкой, не сошедшись с братом или сватом в политических взглядах. У мужчины была серьезная травма: задеты печень, диафрагма, петли кишечника, поэтому через 10 минут после моего выхода из операционной я туда вернулся.
— Мансур… скажи честно, брат, это ты вчера грешил так? — с улыбкой подтрунивал я над коллегой. Чувство юмора спасает на таких изнурительных сменах.
— Шутки шутишь, да, Рустам?.. Нет, к сожалению, я не грешил, а тихо-мирно спал дома. А вы чем таким занимались вчера, что у нас такой аншлаг?
— Я тоже спал. Но если я спал и вы спали, то кто ж все-таки развлекался? Или Канибек, или ты, Олечка? — подмигнул я операционной медсестре, которая уже едва стояла на ногах.
Как известно, медики — люди очень суеверные. Никто не любит меняться дежурствами, потому что меняное дежурство обязательно будет сложным и насыщенным. А если гулял и развлекался всю ночь — «грешил», то дежурство будет такое, что не присядешь и будешь проклинать прошлую ночь. Шутки шутками, а медики действительно стараются не особо кутить перед сменами; правда, если ты постоянно дежуришь, становится уже все равно, но такое суеверие существует.
Естественно, не успели мы зашить мужчину с ножевым ранением, Канибек уже подал пятого за тот день пациента. Опять острый аппендицит. Когда он зашел в операционную, чтобы сказать, что будет еще один пациент, операционная медсестра еле сдержалась, чтобы не бросить в бедного ординатора иглодержатель. Но на этот раз меня отпустили вниз, а Канибек встал на мое место ассистировать. Справились они быстро, минут за 40.
Про свою первую операцию я рассказывал выше. Это было очень волнительно, но куда сложнее нести ответственность за другого человека, чем за себя.
На одном из наших сложных дежурств, после череды операций, мы с Мансуром решили ненадолго прилечь, оставив всю бумажную работу на утро. Только я закрыл глаза и провалился в сон, завибрировал телефон.
— Дежурный хирург, слушаю, — сонно проворчал я, понимая, что сейчас опять придется вставать.
— Рустам Сагидович, тут аппендицит, госпитализируем?
— Сейчас я спущусь, гляну.
Я встал, накинул халат и поплелся в приемное отделение, хлебнув холодного кофе в отчаянной попытке проснуться.
Классическая клиническая картина острого аппендицита, молодая красивая девушка 20 лет, в анамнезе нет хирургических вмешательств в брюшную полость. Сказка, а не пациент.
— Ну что? Ты готов? — лукаво подмигивая, спросил я у Канибека. Я знал, что он еще ни разу не оперировал самостоятельно, хотя уже давно заслужил эту возможность.
— К чему готов? В операционную? — Уставший ординатор уже еле соображал.
— Подавай нашу прелестную девушку в операционную. Я через двадцвать минут поднимусь. Сегодня твой дебют!
— В смысле дебют? — Его глаза округлились, но он все равно никак не мог понять, что я от него хочу.
— Так, Канибек, просыпайся. Говорю, сегодня будешь выступать оператором. Или ты не хочешь?
Парень аж подпрыгнул от радости. И, надо отдать ему должное, моментально проснулся.
— Конечно, конечно, готов! Спасибо за доверие!
— Все, давай! Встретимся в операционной через двадцать минут. — Я ушел в ординаторскую сделать себе кофе и все-таки его выпить перед операцией.
Я шел и переживал. А не слишком ли много я на себя беру? Не рановато ли я взялся учить, мне бы самому еще неплохо было поучиться. Вспомнил свою первую операцию. Тогда мне ассистировал опытный хирург, который, я уверен, справился бы с любым осложнением или моей ошибкой. А справлюсь ли я? Мысли вертелись в голове, в висках стучало. Я зашел в ординаторскую, поставил чайник и достал с полки учебник по ургентной хирургии. Пролистал.
Кофе я не успел выпить. Забежала медсестра с историями, которые надо было срочно подписать. Потом принесли анализы, которые набирали по цито. Пока все глянул, позвонил Канибек, чтобы я поднимался.
Операция прошла идеально. Один час 25 минут, аппендикс удален, Канибек справился. Конечно, немного осторожничал, иногда вопросительно смотрел в мою сторону, но в целом отлично.
У меня как камень с души упал.
Никогда не думал, что первая операция, где я буду выступать в качестве учителя, будет для меня такой волнительной.
За годы работы в Новосибирске я подружился со многими врачами, одним из которых был врач-травматолог. Звали его Наджибулло. Отменный травматолог и просто хороший человек.
Не совру, если скажу, что травматология меня не привлекала никогда. В интернатуре я даже не захотел идти на ротацию в это отделение. Остеосинтезы, вправления, спицы, винты, дрели… Я, конечно, мужчина, но такая грубая специальность мне не нравилась. До знакомства с Наджибулло. Я не встречал человека, более влюбленного в свою профессию. Более эмпатичного и целеустремленного.
Познакомились мы, как и пристало хирургам, в операционной. Мы уже прооперировали непроходимость и вышли в предбанник, чтобы размыться. В этот момент я увидел хирурга в травматологической операционной, который стоял один и обрабатывал операционное поле. Рядом с ним никого не было. Вообще, согласно приказу, изданному еще 1970 году, в составе операционной бригады должны быть оператор, ассистент и операционная медсестра. Так должно быть на бумаге, но на практике так бывает не всегда.
— Добрый день, я вижу, вы один. Вам помощь нужна? — заглянув в операционную, поинтересовался я.
— Эм-м-м, ну если вы не заняты, то я буду очень рад. Лишние руки никогда не помешают. — Наджибулло очень обрадовался моему внезапному порыву и заулыбался.
Операция была интересная. Мужчина 40 лет решил поучаствовать в исторических боях. Естественно, вся амуниция была бутафорской, а вот оружие — настоящим. Поэтому наш герой получил мачете по задней поверхности нижней трети голени. Если немного углубиться в анатомию, как раз там проходит известное ахиллово сухожилие, без которого невозможно полноценное функционирование стопы. Кроме всего прочего, там проходят крупные вены и нервы, которые тоже играют не последнюю роль в работе нижней конечности.