А потом юноша и думать об этом забыл — проход кончился, почти оборвался на краю площадки, от которой вниз, в плоскую, как чаша, долину, вела широкая лестница.
Вся долина пестрила шатрами. Большие, малые, они клубились дымком, пахли кофе и пряностями, вздрагивали на ветру — изящные, гордые, точно дворцы. А настоящие, но давно оставленные дворцы, и правда вырезанные прямо в скалах, завистливо смотрели вниз провалами дверей и окон. От них тянуло только сыростью и могилой.
— Эй! Ну, чего застыл? — толкнул его Валид. — Вон, наш проводник уже внизу почти. Мы тоже вниз по дороге пойдём, или по лестнице?
Амин побежал по лестнице, сам чувствуя себя ребёнком — странная, непонятная радость уютно угнездилась в сердце. Словно легендарная хумай махнула крылом, заставляя забыть обо всём, кроме очарования ночи и надежды на тёплую встречу.
Пустынники не зря славились гостеприимством.
На чужаков косились, конечно. Особенно дети — показывали пальцем, хихикали, дёргали Валида за руку. Мальчишка поджимал губы и степенно, точно верблюд, вышагивал между шатрами.
— Не смущайся, — поддел его Амин. И, вслушиваясь в разговоры вокруг, добавил: — Вечером после молитвы Вадду, половина из них явится к нашему проводнику. Думаешь, сможешь тогда спрятаться?
— Я всё могу, — буркнул в ответ мальчик.
Амин усмехнулся, но промолчал.
Никуда Валид, конечно, не спрятался. Морщился, хмурился, когда бойкая сестра Бакра — тоненькая, как веточка, девчушка, перекидывая с плеча на плечо тяжёлые чёрные косы, с детской непосредственностью выспрашивала у мальчишки про его приключения в пустыне. Но очень скоро Валид поддался девичьему очарованию, приосанился… Амин с удивлением узнал, что их встречали джины — что там, чуть не все войска Иблиса. И как отважно Валид с ними сражался! Чтобы показать как, мальчишка даже канючил у Амина джамбию, но, получив от ворот поворот, обошёлся подручными материалами — камнями и ветками.
Девчонка — Гувейда — заливисто смеялась и пыталась поймать Валида на вранье. Но мальчишка каждый раз змеёй изворачивался и лгал пуще прежнего.
После молитвы Вадду был, конечно, кофе и тонкий, точно лепёшка, хлеб-шрак. И разговоры, разговоры. Разомлевший Амин слушал степенные речи пустынников, своей неторопливостью сравнимые с походкой верблюда. Так что, когда в мерную речь ворвались задорная мелодия барабана-таблы, юноша вздрогнул. И, заметив, что дети, да и вся молодёжь потянулись из шатра, тоже вышел на свежий воздух.
Барабанщики сидели кругом, а в центр то и дело выбегала детвора — похлопывали себя по бёдрам, кривлялись, извивались, изображая не то змей, не то тех же верблюдов. Мелькнули косы Гувейды, барабаны чуть сбавили темп, изменили ритм, и Амин фыркнул: в круг вслед за девчонкой выбежал Валид. Кто-то из барабанщиков заливисто засмеялся, а мальчишка, распахнув руки-крылья закружился, точно дервиш[25]. Вздрогнули в мелкой тряске бёдра, заскользили руки, изогнулась в волне спина… Амин вздохнул — перед глазами на мгновение встала картинка черноокой танцовщицы с саблей на голове, изгибающейся под нежно-неторопливую музыку…
— Тебе бы канон танцевать, Вадда славить, — произнёс кто-то совсем рядом. Амин открыл глаза: довольный мальчишка, сдувая волосы со лба, наслаждался всеобщим вниманием. — Цены бы не было.
— Да какая цена! А то женские пляски… Но хорош, хорош…
— Ты где научился? — усмехнулся Амин, когда Валид подошёл к нему. — Красиво.
— Ха! — хмыкнул мальчик. — Ты бы видел, как я… А! — и, не договорив, подскочил к крутящейся рядом Гувейде.
Пляски и музыка продолжались чуть ли не до рассвета. Зато стоило Аллат взойти на небесную дорогу — долина точно вымерла. Шатры сиротливо жарились под солнцем, ветер задумчиво перебирал тёмную тонкую ткань из козьей шерсти.
— По пещерам один не ходи, — буркнул Валид, когда Амин прошёл мимо посапывающего мальчишки. — Хочешь, я тебя провожу?
— Здесь же нет джинов, — поддел его юноша.
— Вот только джинов здесь и нет, — непонятно откликнулся мальчик, вставая. — Ладно, пойдём, раз тебе не спится. И лучше бы нам прогулять до ночи, тут вечером такое начнётся…
— Что? — заинтересовался Амин.
Мальчик в ответ только хмыкнул.
— Не забивай себе голову, о мой правильный человеколюбивый почти-пустынник. Лучше подумай, куда нам дальше идти.
— Почему ты сказал, что я не пройду Испытание? — спросил Амин, карабкаясь вслед за мальчиком по пыльной крутой лестнице, вырезанной в скале. Вид внизу открывался красивый, но юноша побаивался, что неверный шаг — и насладиться им он уже не сможет.
— Потому что не пройдёшь, — отозвался мальчик. — Кто женится на царевне, может стать султаном. А султаны — они такие: коварные, хитрые и жестокие. То есть вообще не ты.
— Неправда, — через паузу выдохнул Амин. — Не все.
— Ты видел много султанов? — повернулся к нему Валид.
Амин отвёл взгляд.
— Некоторых — видел.
— Странный ты, — мальчик отвернулся и снова полез по ступенькам. — Не будь таким наивным, я бы решил, что ты — сбежавший сын какого-нибудь эмира.
Амин натянуто рассмеялся.
— Но вот они-то как раз наивностью не страдают… — закончил мальчик. — Ладно, пришли мы. Тебе какая пещера больше нравится?
Амин вслед за мальчиком вскарабкался на последнюю ступеньку и замер. Громадные, в четыре человеческих роста колонны вырастали перед глазами, точно изящные пучки тростника, поддерживая узорчатые арки, поражающие богатством каменной росписи. Три прохода уводили вперёд, вправо и влево. Дальше, насколько хватало глаз и солнечных лучей, их пересекали витые лесенки, коридоры и балкончики.
— Ты называешь это пещерами? — выдохнул Амин.
Валид грустно усмехнулся.
— Только пещеры нынче и остались. Ты не видел, как здесь было раньше… Сейчас, — мальчик задумчиво погладил каменную завитушку, — всё умирает. И этот город давно уже мёртв. Посмотри, он похож на оплывший свечной огарок… Кстати, ты догадался захватить факел?
Амин растерянно посмотрел на темноту арок.
— Нет…
Мальчишка фыркнул, демонстрировано потряхивая чьей-то дорожной сумку.
— Хорошо, что я такой умный… Зажжёшь?
— Тебя в детстве не учили, что красть — плохо?
Валид улыбнулся, снова тряхнув сумкой.
— Меня в детстве вообще ничему не учили. У меня и детства-то не было, к твоему сведению, че-ло-век.
Амин оторвался от изучения богатой росписи, изображавшей не то какого-то правителя в окружении слуг, не то верховного жреца во время ритуала.
— Валид… разве в Иляфу могут пройти джины? — вскинув бровь, поинтересовался он. — Я помню, что гласило заклинание на входе. Очень сильное, и ни один джин, даже ифрит, не проникнет на территорию города. Что тогда ты здесь делаешь?
— Сколько раз тебе говорить, — скривился мальчишка, — не джин я. Ну? Запомни, наконец, и хватит приставать ко мне с этой чепухой.
— Тогда ты бог, — усмехнулся Амин. — Но на бога ты похож, как я — на сына эмира.
Валид хихикнул.
— А что, кроме джинов, богов и людей больше никого не существует?
— Иблис? — быстро предложил юноша, холодея от одной догадки.
Мальчик уставился на него. Потом на темноту за спиной. И громко прошептал:
— Не поминай его имя так близко к земле, о мой неосторожный друг, — и тут же, меняя тему, спросил: — Куда дальше — к амфитеатру или в подземные палаты?
— Палаты, — эхом откликнулся Амин. — Но если не он, тогда кто же ты?
Валид шмыгнул в один из коридоров и, дурачась, ухнул. Эхо далеко разнесло звук. Далеко… вниз.
— Ты скажешь мне, кто ты, я скажу тебе, кто я, — заявил мальчик, когда юноша шагнул за ним.
Амин поднял факел повыше, разглядывая тёмный коридор.
— Не поверю, что ты не знаешь, о мой вещий друг, — отозвался он, передразнивая мальчика.
Тот насупился.
— Твоя судьба связана с моей. Поэтому — нет, не знаю. У всего есть предел, Амин.
— У всего, кроме знания, — поддел его юноша.
Мальчишка усмехнулся и пошёл рядом. Амин, задрав голову, разглядывал узоры на потолке.
— Сколько им лет? — выдохнул он.
— Много, — откликнулся мальчик, покосившись наверх. — Фараон Аун-Ка-Ин-Тех был порядочной сволочью и не менее порядочным тупицей, но его советники, когда еще не перегрызлись за трон, обожали дарить впавшему в детство правителю подарки, украшать его комнаты… Вон он, в окружении наложниц, в центре — видишь? Это он тут такой весь из себя, а на самом деле, ты бы видел — тучный, что ваш бурдюк, головка лысая и слюни пускал по каждой красотке. А под конец жизни вообще мальчиками увлёкся. Но народ его боготворил — солнце наш, дескать, Вадд тебя тоже любит. В его правление засухи ни разу не было — тут же река раньше текла, красивая, зелень вокруг, всё такое…
— Ты это… помнишь? — изумился Амин. — Ты это видел?
— Видел, — протянул мальчик. — Я всё видел. Как голову фараона на пику вздёрнули. Как вырезали его гарем. А потом — и советники друг друга. Как народ потом подыхал, когда пустыня и сюда добралась. Как их кочевники вырезали целыми кварталами. Эти пещеры плавают в крови и слезах… как и всё, что вы люди, делаете.
— Прекрати, — шепнул Амин, останавливаясь.
— Что?
— Ты выглядишь как ребёнок, а рассуждаешь как столетний старец. Измени тогда облик. Это… пугает.
Валид улыбнулся.
— Не могу. Я сейчас человек.
Амин, покачав головой, направился к проходу. Коридор вывел в громадный зал, откуда звездой вели ещё пять коридорчиков. Юноша наугад шагнул к левому. Мальчик послушно семенил за ним.
— Амин, — позвал он некоторое время спустя. — Я всё хотел спросить…
— Обычно ты спрашиваешь сразу, — вздохнул Амин. — Что?
— Ты предложил мне дружбу, потому что боялся, что я тебе не помогу? Захотел больше, чем те жемчужины, которые я тебе отдал?
Амин резко остановился. Уставился на мальчика.
— Ты… как тебе это в голову пришло?!