Ира видела, как дочь спросонок кинулась к книге, удивилась, но ничего не сказала. С утра она обдумывала, как бы ей в это лето больше заработать. Возможно, стоит поговорить с мамой, чтобы она на пару месяцев Улю забрала к себе. А может, и вообще имеет смысл подумать о переезде.
Что её тут держит? Работа? Да, с ней повезло, перспективы есть. Жильё она и сама себе может оплачивать, но в остальном, что их с Ульяной здесь так уж может привлекать? Петя, возможно, будет вяло возражать, но после недавнего их разговора, вряд ли будет сильно сопротивляться переезду. До рождения его очередного наследника осталось меньше двух месяцев, похоже, у отца-героя началась предродовая депрессия, если такая бывает. Он уже отчаянно пытался найти у Иры нежность, понимание и, возможно, любовь или, впрочем, ему бы вполне хватило постели и всего, что там происходит. Когда она отказала решительно и однозначно, пошёл ва-банк, сказал, что не обязан помогать ей финансово сверх алиментов, и не будет. Тогда она обозвала его шантажистом. Петя вспылил и ушёл. Ну и хорошо, его попытки спрятаться у них каждый выходной уже начали напрягать. Теперь встреч будет меньше. Уля, наверное, расстроится. Но тем лучше, если они уедут, девочка не решит, что это с ней что-то не так и папа не хочет больше к ней так часто приезжать. Поймет, что дело просто в их отъезде.
Да, надо серьёзно об этом подумать. Возвращение блудной дочери, чёрт возьми! Только сначала найти себе в родном городе работу, чтобы было, куда приезжать.
***
– Порадовать мне тебя нечем, дорогуша, – сказал Сидор. Он по просьбе Марты две недели наседал на своих «нужных людей», которые смогли навести справки в Иркутской области. Сидор бухнул Марте на стол солидную стопку документов, среди которых были даже распечатки генплана застройки районов Ангарска за последние лет сорок. Карты, где подробно отражены все здания в районе, где по мнению Матвея, был дом Амвросия и Агнии Чепраковых, и ещё нескольких районов, где, предположительно, мог находиться Дом наук.
– Вроде парнишка тебе и адрес указал, и расписал, как там домики стоят. Только вот нету в тех местах домов с такими номерами, ну и вообще зданий, стоящих треугольником. И Дома наук не имеется. Нигде, во всём Ангарске. Может, город не тот?
– Может, – упавшим голосом согласилась Марта. – Сид, ты мне оставь эти документы, ладно? Я их всё равно изучу, вдруг что-то твои нужные люди не заметили, ладно?
– Конечно, – легко согласился Сидор. – Ах да, ещё вот диск можешь взять. Есть, где его посмотреть?
Марта кивнула.
– Тут, в общем, ещё какие-то документы, схемы, фотки города. Помнишь, ты одному перцу в Ангарске дозвонилась, Пахомову?
– Ага. Он тридцать лет в градостроительстве отработал, интересный человек, архитектор по одному из образований. Я с ним час по межгороду проболтала неделю назад. Только не узнала ничего нового.
– Ну вот, он после вашего разговора у себя пошарил, и нашёл диск с какими-то проектами старыми. Может, ты там что-то похожее найдёшь, на фото или на чертежах.
– А как этот диск у тебя-то оказался? – удивилась Марта. Даже отчаиваться перестала.
– Да по случайности. Тимохин, ну с которым мы эти вот документы собирали, – Сидор потряс пачкой бумаг. – Он же в Москву прилетал на днях. И мне передал всё сразу.
– Спасибо, – поблагодарила Марта приятеля. Он был очень полезным кадром, не раз помогал ей навести справки, найти нужные связи. Поразительно, сколько у него знакомых, и насколько быстро он находит важные контакты. За свою помощь Сидор получал небольшое редакционное вознаграждение, и привлекала его к работе не только Марта. Но к ней он особенно благоволил. Говорил, на дочку его похожа. Марта умилялась, пока не увидела фото дочки, которая, как оказалось, родилась от страстного романа Сидора и студентки университета Дружбы Народов по имени Аджиамбо. Вместе с дочуркой Аджиамбо по окончании учёбы отбыла домой, в Кению. Нет, Марта очень хорошо относилась к представителям других рас, но мысль, что она напоминает поставщику информации его темнокожую малышку Чиамаку, казалась странной.
– Одно разочарование, опять разочарование, – сказала Марта сама себе, когда Сидор ушёл. Перед ней лежали бумаги и диск, но всё это было, скорее, на всякий случай. В целом же было понятно, что след ведёт в никуда. В который раз история, убедительно начинавшаяся, приводила к какому-то невнятному пшику.
Пронзительно запел дудук, эти звуки всегда щемили сердце и словно зазывали Марту в небеса. Поэтому она и поставила чарующую мелодию на звонок. На экране смартфона высветился незнакомый номер.
– Алло, это я, Женя, – пауза. – Жена Васи, оператора.
– Точно. Привет, Женя, – поздоровалась Марта. Васину супругу она видела на новогоднем корпоративе.
– Слушай, ты извини, конечно, что я вот так звоню. Но вы там тоже имейте совесть, а! У человека семья и всё такое, а он ночами на работе пропадает.
– На работе? Но…
– Говорит, вы там с ним спецзадание какое-то выполняете, чуть ли не в засаде сидите. Прекращайте это. Оператора второго наймите, что ли. Не дело это, когда Вася один отдувается. Он женатый человек, понятно? Же-на-тый! Вы, девочки, постыдились бы засады какие-то придумывать! Понятно?
– Понятно, Женя, – сказала Марта, изрядно покривив душой.
– Я ничего плохого думать не хочу, ну что ты специально его на ночь куда-то там уводишь. Но осторожнее там будь. Я не дурочка.
– Да, конечно, не беспокойся, Женя.
Женя неохотно отключилась, она, видимо, не против была бы ещё рассказать о долге Васи, как семьянина и своей бдительности в деле охраны семейного очага.
Марта решительно отправилась к телевизионщикам. На двери их редакции висела табличка: «Телевизионные деятели искусств. Отдел из жизни привидений».
Помнится, когда поклонники канала подарили эту реликвию любимым журналистам, и Самуил увидел ее на двери, он горестно вздохнул: «Вот что подумают гости наших программ? Серьезные эзотерики, между прочим. Что мы тут с вами на советских мультиках контакты с параллельными мирами изучаем!» Через неделю на двери монтажной появилась гордая табличка: «Точка сборки». Для контраста.
Васю пришлось поискать. Он дрых в студии, прямо на диванчике для гостей.
Марта взяла киношную хлопушку, которая служила для красоты. Кино-то они тут не снимали. Хлопнула от души.
– Подъём! – заорала так, что, наверное, все студийные призраки перепугались.
Вася подскочил и захлопал глазами.
– А? Что? Эфир?
– Нет, блин. В засаду идём. Зелёных человечков выслеживать. Ты какого лешего меня подставляешь перед своей женой?
– Я? А чего я?
– Мне звонила она сейчас. Говорит, я с тебя не слезаю, по ночам в разведку с тобой хожу. Дозором!
– А, это, – Вася пригорюнился. Лицо его носило следы помятости. Явно ночевал он не дома. Да ещё и перегаром от него хорошо так попахивало. Слава создателю, на съёмки с ним не ехать. – Ну, с ребятами мы тусим. А Женька… не пускает она, понимаешь?
– Ты в своей семейной жизни сам разбирайся. Если мне твоя благоверная ещё раз позвонит, я блеять не буду. Понятно?
Марта сама не заметила, что заговорила подобно Евгении.
– Прикрывать тебя больше не стану. На первый раз промолчала.
– Спасибо, Марь.
Нет, ну что за день. Час от часу не легче. Марта созвонилась с Тарой, вечером они встретились в парке. Они неторопливо прогуливались по весенним дорожкам. Деревья уже оделись в листву, в воздухе витал запах надежды. Она слышалась в пении птиц, в шелесте веток, ощущалась кожей. Почему именно надежды? Для Марты всегда весеннее пробуждение природы было связано с нею. Мир открывает глаза после зимней спячки и надеется, что всё плохое осталось в прошлом, замёрзло, а потом растаяло. А потом из-под толщи сугробов проявляется не что-то волшебное, а прошлогодние залежи собачьего дерьма, рядом наваливается свежее, и надежда смущённо уползает в свою норку. Марта хорошо понимала любителей и защитников собак, но никак не могла спокойно примириться с плодами этой любви. Так, не туда у неё мысли завернули. Речь шла о весне, ну какие ещё собаки?
– Почему так получается? – спрашивала Марта вроде как у Тары, но на самом деле, у себя самой. Или у Вселенной. – Ведь история звучала так правдоподобно. Но на деле – нет таких домов, таких людей. Амвросий, Агния и Клара Чепраковы в 1963-м и ранее не жили в Ангарске. Были другие Чепраковы, но по описанию не подходят, да и слишком далеко от нужного места.
– Я не верю, что история Матвея – вымысел, – сказала Тара. – Мои опыт и интуиция кричат, что он не обманывал, и не мог сильно ошибаться. Ему просто не откуда такое взять было. Должно быть объяснение, Марта.
– Я посмотрю документы, которые мне дали. Попробую ещё позвонить кому-нибудь в Ангарске. Поищу города с созвучным названием. Вдруг он вспомнил не так.
Тара кивнула.
– Если будет нужно, я тебе помогу. И можем ещё раз с Ниной и Матей встретиться.
– Я бы хотела с ними увидеться, когда смогу что-то обнадёживающее сказать, – призналась Марта. – Очень уж мне Нину жаль, прямо сердце сжимается.
Она переживала уже даже не за статью. Ей важно было рассказать эту историю себе, Нине и Матвею. И поэтому Марта по вечерам после работы зарывалась в бумаги, делала пометки. Но пока ничего полезного не находила. Рано-рано утром, с учётом разницы в пять часов, она звонила в Ангарск, пытаясь хоть как-то подтянуть реальность под свой запрос.
– Нет у нас никакого Дома наук, барышня, – с разочарованием говорил очередной собеседник. Чувствовалось, что ему хотелось помочь и где-нибудь разыскать нужное здание, но увы. – В том районе, какой вы запросили, у нас вообще лесной массив расположен. И в шестидесятые годы там точно так же и было. Что прошлого века, что позапрошлого.
«Точно, – вдруг подумалось Марте. – Я рассматриваю шестидесятые годы XX века. А что, если Амвросий и Агния с Кларой жили в XIX-м?»
В 1863 году расследовать оказалось нечего. Собственно, сам город был основан после Великой отечественной войны. А значит, живи Амвросий в каком угодно веке до XX-го, он само слово «Анга