Второй раз я провела в уборной не меньше пятнадцати минут. Пускай мои мордовороты привыкают к мысли, что посещение дамской комнаты – дело ответственное. В следующий раз будет меньше вопросов, почему я там застряла.
Домой я приехала далеко за полночь. Упала на покрывало, не раздеваясь, и сразу провалилась в сон.
Следующий день описывать вам не буду. Скажу только одно: я поняла значение слова «томиться».
Я томилась до самого вечера.
И только в восемь часов начала собираться в развеселый ночной клуб с дурацким названием «Зеленый апельсин». Интересно, почему апельсин зеленый? Либо он незрелый, либо претендует на неординарность.
И в том и другом случае хочется сказать: ну и дурак!
Я собиралась очень медленно, без конца поглядывая на часы. Но время тянулось еще медленней, чем мои сборы. Наконец я собралась, прихватила сумочку с мобильным телефоном, позвонила шоферу, распорядилась подать машину.
И лишний раз поразилась тому, насколько быстро я освоила хозяйский тон. Интересно, отвыкать от него будет трудно? Потому что отвыкать-то придется!
Шофер Миша откликнулся покорным возгласом:
– Через минуту подъеду.
Я положила трубку, взглянула на себя в зеркало в последний раз и пошла к двери.
Спустилась по лестнице, небрежно ответила на корректный поклон дворецкого, и уже хотела направиться к выходу, как вдруг меня окликнул тетушкин голос.
– Женя!
Я запаниковала.
Интуиция у мадам Володиной была просто дьявольской, в чем я уже имела возможность убедиться. Интересно, что произошло? Она каким-то образом унюхала, что от меня пахнет запахом племянницы?
Я медленно повернулась, считая про себя до пяти. Старая злая колдунья стояла у открытой двери столовой.
– Ты уходишь? – спросила она.
– Да, – ответила я, стараясь говорить небрежно.
Мрачные тетушкины глаза обшарили меня с головы до ног.
– Куда, если не секрет?
– Не секрет, – ответила я. – В ночной клуб.
– В какой?
Я завела руки за спину и незаметно стиснула кулаки.
– В «Зеленый Апельсин». Ты же знаешь, я люблю это место.
Тетушка недоверчиво поджала бледные губы. Сейчас она подумает, сложит два и два и поймет, что внезапно полюбить чуждую ей ночную жизнь Валерия Аргунова никак не может. И сделает вывод, что у Валерии Аргуновой есть какие-то скрытые причины посещать эту многолюдную тусовку.
Что будет дальше?
Тетушка не разрешит мне ехать, и мы с Женей потеряем друг друга!
Я похолодела при этой мысли. Но тетушка осмотрела меня еще раз и спросила:
– Что это ты пристрастилась к гулянкам?
– А что, нельзя и погулять? – спросила я дерзко. И добавила, глядя ей прямо в глаза:
– Напоследок…
Тетушка слегка смутилась. Она всегда немного смущалась, когда разговор так или иначе, касался моего невеселого будущего. Что ж, приятно видеть, что не все человеческие чувства умерли в душе родственницы.
– Почему же нельзя, – ответила она почти дружелюбно. – Можно. Конечно, можно.
– Вот спасибо! – поблагодарила я.
Повернулась к ней спиной и двинулась к двери, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не побежать.
– Женя!
Вот приспичило старой заразе! Я могу опоздать на встречу с Женей! Она не дождется и уйдет. И где мне ее искать?
Я повернулась к тетке, изо всех сил стараясь сохранять хладнокровие.
– Что еще?
Тетушка помедлила. Ее интуиция, безусловно, подавала тревожные звонки, но она не могла разобраться, к чему они относятся.
– Мне никто не звонил? – спросила она, наконец.
Вот оно что! Тетушка подозревает меня в сговоре со своим отсутствующим муженьком!
– А ты думаешь, я бы об этом забыла? – ответила я вопросом на вопрос.
Тетушка сложила руки на груди, еще раз недоверчиво осмотрела меня с головы до ног и разрешила:
– Иди…
Я шагнула в дверь, почтительно распахнутую дворецким, сбежала вниз по ступенькам и уселась в машину.
До клуба мы добрались быстро: минут за двадцать. Я уже немножко привыкла к грохоту, царившему внутри, и бесконечному мельканию световых огней. Поэтому воспринимала всю эту суету почти безболезненно.
Уселась за тот же столик, что и вчера, заказала виски с соком.
– Слушай, а ты не перебираешь? – сунулся ко мне мой тюремщик.
– А что? – спросила я его, как тетушку. – Нельзя погулять напоследок?
Он тут же убрался назад. Слово «напоследок» оказывало на информированных людей неприятное действие. Интересный психологический нюанс, правда? Оказывается, иногда убийцам бывает неудобно перед потенциальной жертвой. Особенно, если они долго общаются.
Своего рода «стокгольмский синдром» наоборот.
В общем, сорок минут я добросовестно накачивала себя спиртным. Примерно в половине десятого я встала со стула и, пошатываясь, побрела к туалету. Один из охранников немедленно двинулся следом.
Я шла до дамской комнаты значительно дольше, чем вчера. Пару раз споткнулась и чуть не свалилась. Пару раз останавливалась отдохнуть. В общем, тянула время.
Отчего-то мне было страшно.
Дамская комната начала представляться мне мышеловкой, в которой оказалась маленькая мышка по имени Женя. Сейчас мой цербер откроет дверь, осмотрит помещение, увидит ту же девицу, что и вчера, и просечет ситуацию.
Черт, только не это!
Но сколько бы я ни волочила ноги, они в конце концов привели меня вниз, к туалетной комнате.
Я с замиранием сердца взялась за ручку двери и потянула ее на себя. Охранник дышал за моей спиной.
Я открыла дверь, тюремщик сделал попытку сунуть в нее свою морду. Но тут из дамской комнаты понесся такой многоголосый визг, что он мгновенно отшатнулся назад к стене.
– Что, получил? – спросила я злорадно. И добавила:
– Извращенец!
Проходившая мимо уборщица бросила на нас внимательный взгляд: сначала на меня, потом на мордоворота. Если бы он знал слово «конфуз», то я бы могла сказать, что он сконфузился. Несильно. Слегка.
– Присмотрите за ним, – попросила я уборщицу. – Этот придурок любит заглядывать в женские туалеты.
– Может, охрану позвать? – отозвалась она деловито.
Я отмахнулась.
– Да нет! Он не опасен! Подсматривает, и все!
Уборщица еще раз оглядела моего цербера с брезгливым неодобрением.
– Я не подсматриваю! – рявкнул цербер, выведенный из себя. – Я проверяю!
– Чего это ты проверяешь в женском туалете? – вступила в беседу уборщица. – Иди вон в мужском проверяй! Проверяльщик нашелся!
Я воспользовалась неожиданным прикрытием и юркнула в уборную.
Сегодня здесь был полный аншлаг.
В углу возле сушилки три малолетки дымили сигаретами. Две девицы стояли возле зеркала и синхронно поправляли макияж. Две кабинки были свободны, двери остальных заперты.
Я быстро оглядела дамское собрание. Никого похожего на Женю.
Господи, что же это? Неужели она забыла? Не может быть!
А если она заболела? Чем? Не приведи господь, начался очередной наркотический «запой». Правда, вчера она не произвела на меня впечатления закоренелой наркоманки. Хотя, можно подумать, я в своей жизни часто встречала наркоманок, да еще и закоренелых.
Да я этих наркоманок в глаза не видела! Как и этих проклятых наркотиков!
– Девушка, вы идете? – спросил меня нетерпеливый голос сзади.
Я обернулась и увидела высокую девушку с короткой стрижкой. На носу у девушки красовались очки в тяжелой роговой оправе, крупные зубы были стянуты уродливыми скобками. Одета девушка была в толстовку и черные облегающие джинсы, из-под которых торчали квадратные носки грубых, почти мужских ботинок.
– Куда? – не поняла я.
– Туда, – ответила девушка и кивнула на единственную открытую дверь кабинки. – Я за вами стою!
И она вдруг подмигнула мне правым глазом. Я чуть не подавилась.
– Женя?! – прошептала я.
– Иди, – шепотом велела мне она. И я покорно потопала в кабину.
Закрыла дверь, нагнулась, выискивая ноги в черных облегающих джинсах и тупоносых ботинках. Ноги немного помаячили возле моей дверцы, потом щелкнул шпингалет в соседней кабинке, и ноги прошествовали туда.
Женя была рядом.
Рядом-то рядом, только мне от этого не легче. Как, спрашивается, мы будем общаться при таком скоплении народа? Да еще гул стоит такой, что шепотом не пообщаешься!
Но не успела я это подумать, как из-под соседней стенки, не соприкасающейся с полом, высунулась рука. Рука держала несколько листов, исписанных мелким убористым почерком.
Я поняла, что это написано для меня, и схватила листы.
– Спрячь хорошо, – сказала Женя, почти не понижая голос. – Как прочтешь, сразу уничтожь.
– Да, – ответила я коротко.
Щелкнул шпингалет, я увидела тупоносые ботинки, направившиеся к умывальнику.
Куда бы мне это спрятать? Я оглядела свою одежду как бы со стороны.
Пачка листов довольно плотная. В карман такую не спрячешь. За пазуху? Тоже не очень удобно. Во-первых, бумага жесткая, будет больно. А во-вторых, стопка внушительная. При моем нулевом размере резкое увеличение бюста не может пройти незамеченным. Тем более, для тренированного мужского взгляда.
Черт! Зачем я нацепила облегающую водолазку?!
Оставалось только одно место. Я расстегнула джинсы, аккуратно сложила пачку листов вчетверо и сунула ее в трусики.
Так я обычно прячу деньги, когда еду куда-то в поезде. И ни разу еще меня не обокрали. Будем надеяться, что и на этот раз не обокрадут.
Я провела рукой по животу и чуть ниже. Бумага отчетливо хрустнула. Ничего. В этом заведении царит такой грохот, что вряд ли кто-то услышит.
Я еще раз поправила джинсы, открыла шпингалет и вышла наружу.
– Воду надо за собой спускать, – сказала девчонка, стоявшая в очереди.
– Ой! Простите! – спохватилась я.
Вернулась назад и нажала на головку бачка.
Вышла и подумала про себя: «Вот на таких мелочах разведчики и попадаются!»
Подошла к умывальнику, вымыла руки. Мои глаза обшаривали отражение в зеркальной стенке: выпирает стопка листов или нет?