я, пока Лонгвей ко мне придет, или пойти к нему самой. Ближе никого все равно не было, его комната рядом. Но я сама выгнала его и сказала, что буду спать. И позвонить не с чего. То, что он всё равно зайдет проверить меня, я не сомневалась, но когда это произойдет?
Я решила что нужно все же идти к нему. До двери я дошла вполне нормально и уже засомневалась, а стоит ли идти дальше? Меня повело в сторону так резко, что я промахнулась мимо ручки двери, к которой как раз протянула руку. Голова не просто закружилась, перед глазами и поплыло, и потемнело одновременно. Чуть-чуть придя в себя, я поняла, что стою ещё, каким-то чудом не упав, привалившись всем телом в угол возле двери. Дыхание сбилось, я дышала, будто бежала долго, короткими не глубокими рывками. Тело в липкой испарине. Потянулась к ручке двери — рука ходуном просто ходила. Из меня словно все силы разом выкачали. Я, с достаточной силой, надавить на ручку ни с первого раза смогла! А когда открыла, наконец, дверь, смогла сделать всего два шага и провалилась в темноту после этого.
16 глава
В себя пришла уже в машине скорой. Свет бил прямо в глаза, до боли яркий и резкий. Было трудно дышать. Я подняла руку и обнаружила, что на моем лице маска. Но как только я попыталась её сдвинуть, меня остановили:
— Не трогайте, без неё вы не сможете нормально дышать.
— Потерпи немного, мы уже почти в больнице, — услышала я голос Лонгвея.
Больница? Зачем…
В следующий раз сознание вернулось ко мне уже в палате.
— Анафилактический шок, — услышала я.
— Но от чего?
— Она аллергик?
— Не помню, чтобы она говорила о чем-то таком.
— Мы в любом случае проведем анализы и выявим аллерген. Возможно, что такая реакция впервые.
— Такое возможно?
— Сейчас главное, что помощь оказана вовремя. Причины выясним позже.
— Что значит вовремя?
— Возможны и более тяжелые последствия.
— Какие, например? — у Лонгвея такой голос угрожающий в этот момент был, что я невольно сжалась. На месте доктора я бы помолчала лучше!
— По статистике в двадцати процентах случаев летальный исход.
— Летальный?!
Я дернулась инстинктивно, услышав уже ничем не прикрытую угрозу в его голосе, и что-то запищало рядом.
— Роу! Ты очнулась!
Видеть Лонгвея я не могла, голова, как чугунный шар, лежала на подушке, совершенно мне не подчиняясь. Но то, как он стиснул мои пальцы, очень хорошо почувствовала.
— Слышите меня? — доктор наклонился надо мной, мне показалось слишком низко, захотелось вжаться в подушку.
— Да, — я сама испугалась того, каким слабым был мой голос.
— Скажите, у вас есть какая-то аллергия?
— Нет, — выдохнула практически из последних сил я.
— Вы уверены? Пищевая, препараты, шерсть, растения — что угодно?
— Нет.
— Хорошо. Не волнуйтесь. Сейчас уже опасности нет. Очень скоро вы почувствуете себя лучше.
— Хо… ро… шо…
Лонгвей отказался уходить и провел рядом со мной всю ночь. Это просто смешно! Ведь врач сказал, что опасности нет, и это была дорогая палата с персональным медперсоналом даже. Я знаю, в чем разница. Но его ничего не волновало. Каждый раз, когда я просыпалась, он тут же оказывался рядом, спрашивал, что я хочу, как себя чувствую. Смотрел на меня жгучим взглядом, заставляя себя чувствовать виноватой, сама не знаю в чём. И так всю ночь.
Но и утром ничего не изменилось. Я проснулась, чувствуя себя уже вполне сносно.
— Проснулась?
Лонгвей сидел на стуле чуть в стороне, поэтому я его сразу не увидела. Выглядел он помятым и каким-то жёстким.
— Почему вы здесь?
— Тебе было очень плохо.
— Но здесь же есть врачи, медсестры. Незачем было…
— Не мог оставить тебя тут одну.
Я не знала, что на это сказать. Он вел себя странно. Пугающе, как всегда, но сегодня как-то особенно. И все ещё не подошел.
— Что случилось?
Спросила, просто, чтобы заполнить чем-то паузу повисшую.
— Ты потеряла сознание в коридоре. Мне охрана сообщила. Куда ты шла?
— К вам.
— Зачем? — после небольшой паузы спросил он.
— Почувствовала себя плохо. Телефон забыла в гостиной.
Лонгвей поднялся и подошел ко мне. Я думала, он возьмет меня за руку, сядет рядом, но он опять повел себя странно. Присел на корточки рядом с кроватью, у меня в ногах.
— Это правда?
Я удивилась его вопросу. Почему я должна говорить неправду сейчас?
Лонгвей вдруг наклонился, уткнувшись лбом мне в лодыжку. Потерся, поводя головой медленно из стороны в сторону. Я видела, что он крепко зажмурился.
— Я ужасно испугался.
Голос глухо прозвучал из-за того, что он сказал это в одеяло.
Какой-то прибор вдруг запикал чаще. Лонгвей тут же вскочил, уставившись куда-то правее меня. И вдруг его лицо изменилось. Стало немного растерянным, когда он перевел взгляд на меня. И только теперь я сообразила, что это мой пульс зачистил. Щеки жаром опалило. Как стыдно! И он всё понял!
Не зная, куда девать глаза от смущения, я схватилась за свою руку, желая снять с себя эту штуку, что подает сигналы, выдавая меня с головой.
— Не трогай! — тут же рыкнул Лонгвей, и я в испуге замерла.
В этот момент зашла медсестра. Почти сразу за ней доктор. Я была этому очень рада! Меня стали спрашивать о чем-то.
Лонгвей вышел, и мой пульс, наконец, пришел в норму.
17 глава
Перед тем, как отпустить меня, доктор зашел в мою палату, последовательно и четко объяснил причины произошедшего. Он использовал много медицинских терминов, больше половины которых мне, естественно, ничего не говорили.
-… на фоне ослабления иммунной защиты, аллергическая реакция…
Лонгвей тоже присутствовал. Как я уже говорила, он не отходил от меня те два дня, что я провела в больнице. Мне кажется, он и не спал совсем. Я словно исцарапанной себя чувствовала, ощущая на себе постоянно его взгляд. Но стоило мне посмотреть на него, тут же отводил глаза. И он почти ничего не говорил. Словно в ожидании чего-то застыл. Если и произносил что-то, то только по делу - не нужно ли мне чего-то, как я себя чувствую, что принести, чем помочь. Я крайне неуютно себя чувствовала, но мои попытки избавиться от его пристального внимания разбились о стену молчания. Слишком пристального! Он уже пугал меня этим. И к тому же, он вдруг словно отстранился. Совсем не подходил ко мне. Он теперь даже сидел немного в стороне, так что я его почти не видела.
— Я правильно вас поняла — это аллергия?
— Да.
— Но до сих пор я никогда не…
— Многие люди даже не подозревают, что у них есть реакция на какие-то вещества. Проявления незначительные, и часто их принимают за что-то другое. Вы испытывали когда-нибудь легкое покалывание по телу? Онемение легкое, на подушечках пальцев, например? Зуд, возможно?
Сказать однозначно — нет, я не могла.
— Вот видите. Как я уже говорил, ваш организм успешно справлялся сам с этими симптомами. Но на фоне ослабленного иммунитета, плюс лекарство, которое в данном случае сработало, как катализатор, возникла избыточная реакция.
— Это не может быть аллергией на лекарство?
— Нет. Однозначно — нет. Но в будущем я рекомендовал бы избегать его. Каждый организм индивидуален. Невозможно предугадать всё. Просто заменить на другой препарат со схожим действием, будет несложно.
У меня возникло странное чувство. Доктор ещё что-то говорил и объяснял, а я почти не слушала его. Мы словно на сцене находились. Он, я и Лонгвей. Оба стоят в ногах моей кровати. Лонгвей молчит, но тоже исполняет свою непонятную мне роль. Почему я почувствовала в этом фальшь? Даже не знаю. Доктор говорил легко и уверенно. Может быть, слишком уверенно?
Доктор попрощался, и пока он не вышел, я не могла отвести взгляда от его прямой спины. Изучая закрывшуюся дверь, я никак не могла решить — в чём же он врал? И зачем?
— Позову медсестру, чтобы помогла тебе собраться, — сказал Лонгвей.
— Я могу это сделать сама.
— Просто переоденься. Остальное сделают.
Спорить мне совершенно не хотелось. Я совсем не понимала его в последние дни. И чем дальше, тем больше это непонимание росло. Он изменился гораздо сильнее, чем я думала. Уже в машине, когда мы ехали в особняк, я удивилась тому, что он сел от меня слишком далеко. Не то, что мне этого хотелось. Но до сих пор он всегда садился со мной рядом, в зависимости от настроения, и лечь мог, устроив голову у меня на коленях. Держать за руку, придвинуть к себе, прижиматься ногой к моей — как угодно касаться. Теперь мы сидели каждый в своем углу, и между нами ещё двое могли бы усесться.
Странности на этом не закончились. Я почти перестала его видеть. Мы каждый день встречались за завтраком. Собственно и всё. В офис он больше меня не просил приехать. Обедал и часто ужинал вне дома. Совсем перестал звать меня к себе и ко мне не приходил. И даже когда мы всё же встречались, держал дистанцию.
Поначалу я решила просто понаблюдать, что же будет дальше. Но быстро выяснила, что никаких изменений больше не предвиделось. У меня всё время было ощущение, что Лонгвей охотник, а я его законная добыча. Так он себя вел. Медленно, но верно, он загоняет меня, чтобы в один прекрасный момент мне больше не было куда бежать. Что теперь происходило, я не понимала решительно. Словно он отступился. Без видимых причин оставил меня в покое. Но что в таком случае я до сих пор делала в его доме, возникал резонный вопрос. Потому что во всем остальном ничего не поменялось. Меня кругом сопровождала охрана, выходить одной я никуда не могла, работу мне не вернули. «Домашний шопинг» только увеличился в объеме.
Это стало злить. В один прекрасный момент я просто разозлилась. Перестала выходить к завтраку. И ничего! Три дня подряд я не приходила в столовую, когда там был Лонгвей, и он совершенно никак на это не отреагировал.