Я растерялась. Не понимая, что мне думать. Если его увлечение прошло, почему держит меня рядом с собой? Мне нужно с ним поговорить? Официально поставить точку, и я свободна? Ничего другого в голову просто не приходило. Ощущать себя в таком подвешенном положении было невыносимо уже.
Но, признаться честно, я не сразу набралась решимости. Ещё несколько дней я никак не могла встретиться с Лонгвеем. И то, что это полностью его вина, было бы сказать нечестно.
Я просто остановилась в один момент и поняла что… боюсь. Боюсь того, что он может мне сказать. Боялась этой точки. Как бы эгоистично и самонадеянно это ни звучало, но я привыкла к его одержимости мною. И ощущая пустоту непривычную, там, где всегда был он — занервничала. Это выбило меня из колеи. Я сама себе противоречила и ничего не могла поделать с этим, прекрасно осознавая свою слабость и никак не решаясь её преодолеть. Если на этом всё — я же должна была только радоваться? Отделалась «малой кровью» и, можно сказать, что даже в плюсе осталась. Но никакой радости по этому поводу я не испытывала. Я сама себе противна была!
В таком раздрае прошло ещё несколько дней. Весь день из рук всё валилось. Я хваталась за какие-то надуманные и ненужные дела, уходя в них с головой, лишь бы что-то делать, но тут же перегорала и ловила себя на том, что бездумно смотрю в пустоту, сама не зная о чём думая. Лгу. Знала. О Лонгвее.
Почему-то сейчас всё было совсем не так, когда он мучил меня. Когда устроил прием, чтобы наказать меня, мы тоже не виделись. И его холодность выводила меня из себя, давал заряд бороться. Сейчас злости не было. Совсем. Он просто отстранился. Словно в одно мгновение забыл обо мне. Я потеряла для него всякую ценность.
18 глава
Долго так продолжаться не могло. Расставлять точки над «и» было моей прерогативой. Я постоянно что-то пыталась выяснить, понять. Лонгвей, как обычно, что-то сам с собой решил и, не поставив меня в известность, следовал выбранным курсом, не сомневаясь ни в чём. Но меня это не устраивало.
И решилась на действия я без всякой подготовки. Вечером шла по коридору и увидела горничную, что несла чай:
— Для кого это?
— Господин просил принести в кабинет.
— Я сама отнесу.
Я не видела Лонгвея уже пять дней. Из больницы меня выписали больше недели назад. Больше ждать уже было нечего.
Когда я вошла, он сидел за столом и не взглянул на вошедшую.
— Поставьте там, — махнул в сторону столика у дивана.
Кажется, он действительно сильно занят был. Возможно, я выбрала не самый лучший момент? Освободив поднос, я всё же решила остаться. Уйти всегда успею.
Присела на диван и рассматривала Лонгвея, пока он был погружен в свои дела. Выглядел таким же, как всегда. Хотя какая-то нервозность время от времени в нем ощущалась при пристальном взгляде. Можно было подумать, что это из-за работы, но мне почему-то так не думалось. Скорее наоборот. Работа — следствие, а не причина.
Я уже стала опасаться, что чай совсем остынет, когда он отложил очередной лист и, откинувшись на спинку кресла, потер устало переносицу. И только после этого заметил наконец-то меня.
— Роу? Что… Давно ты здесь?
— Чай остывает.
Я налила ему чай. Он подошел не сразу и сел рядом. То есть на тот же диван, но между нами снова было расстояние.
— Тебе не нужно было этого делать.
Я не стала отвечать. Встала и зашла ему за спину. Он взял чашку и успел сделать глоток, когда мои руки легли ему на плечи. Чай чуть не выплеснулся ему на руку, так сильно он вздрогнул.
— У вас очень напряженные плечи, — потянув его так, чтобы он откинулся на спинку дивана, сказала я.
— Не нужно.
— Мне хочется.
Его плечи под моими пальцами были действительно сильно напряжены, но сейчас словно закаменели. Он слегка повернул голову ко мне, но потом поставил чашку и откинулся назад.
— Хорошо.
Я начала массировать, и мои пальцы очень быстро устали. Лонгвей совсем никак не реагировал на мои усилия. Попробуйте сделать массаж камню! В прямом смысле этого слова. Будто он просто разрешил мне делать то, что я хочу, сам снова отстранившись. Если бы его рука не дрогнула так сильно, когда я только прикоснулась к нему, я бы, наверное, уже отступилась. Но в тот момент я вдруг ощутила странную уверенность в себе. И упорно продолжала то, что начала. И даже дальше пошла.
Наклонившись немного вперед, скользнула руками к вороту его рубашки.
— Галстук немного ослаблю, — пояснила свои действия я.
Мои волосы коснулись его. Он дернулся, словно хотел отодвинуться, но не больше. И упорно молчал.
Я ослабила узел галстука и расстегнула пуговицу верхнюю. Теперь для моих пальцев было больше доступа. Я начала большими пальцами круговыми движениями разминать мышцы его шеи, постепенно опускаясь ниже, за ворот. Лонгвей всё ещё сидел, совсем не показывая, нравится или нет ему то, что я делала.
Но как только мои ладони проникли чуть ниже, отодвигая ворот, он поймал мою руку.
— Хватит. Спасибо. Уже поздно. Ты, наверное, устала. Иди к себе.
Остановил. А сам моей руки не отпускал. И даже напротив, словно неосознанно, пока говорил, сжал пальцы сильнее. Будто сам себе противоречил. Говорил одно, а делал совсем другое. Я потянула на себя руку, которую он держал, и прежде чем отпустить, он ещё сильнее её стиснул.
Я смотрела на его широкие плечи, затылок и просто чувствовала исходящую от него ложь. Он выговаривал её легко и уверенно.
Просто, чтобы прекратить это, я наклонилась над его плечом и, положив ладонь на его подбородок, заставила повернуться ко мне. Мне было всё равно что он говорил. Я закрыла его рот своим, заставив замолчать и не говорить больше того, что он не думал на самом деле.
Странный поцелуй. Не похожий ни на что. Он не ответил, но губы его стали вдруг мягкими и податливыми. Почувствовав непривычную свободу, я смогла их распробовать, так как мне хотелось. Неторопливо и нежно.
Я совсем потерялась в этих ощущениях. Пока не почувствовала, как губы Лонгвея вдруг стали твердыми. Раскрыв глаза, я увидела, что он смотрит словно сквозь меня. Будто я куклу целовала, а не живого человека.
Я отодвинулась и ни слова так и не сказав, вышла.
И только оказавшись в коридоре поняла, что сердце бьется сильно и быстро. В голове будто вихрь пронесся. Что я сейчас сделала? И почему Лонгвей так отреагировал? Словно всеми силами старался между нами стену установить. И это именно сейчас! Когда мои стены, наконец-то, рухнули!
Слабо осознавая, что делаю, я поняла, что пришла к себе. И зачем? Что мне там делать? Что мне делать в этом доме, раз я ему больше не нужна? Почему просто не отпустит? Вечная проблема — я всегда только уйти хочу от него. Причины меняются, но действие остается неизменным. Это даже смешно! Или совсем не смешно? Или только я тут вызываю смех? Нелепое существо, без цели и смысла существующее. Возможно, я настолько смешна, что он меня пожалел?
Я застряла на пороге своей комнаты. Свет в коридоре и темнота в комнате, в которую я ещё не вошла, только дверь приоткрыла. Совсем как в моей жизни — граница между светом и тенью и я на ней, не зная, что делать, растерянная, как никогда.
Шум за моей спиной заставил очнуться, я поспешила скорее войти. Но закрыть дверь не успела.
19 глава
Дверь с силой толкнули на меня, распахивая, я невольно отступила на шаг назад. На пороге стоял Лонгвей. Выглядел он так, словно бежал сюда. Вцепившись в косяк и полотно двери, он молча смотрел на меня, дыхание его было учащенным. Мне было не очень хорошо видно его лицо из-за света, бьющего ему в спину.
— Вы…
Больше ничего сказать я не успела. Лонгвей шагнул ко мне, с грохотом захлопнув за собой дверь. Я будто ослепла, разом оказавшись в темноте. И вздрогнула, когда руки Лонгвея коснулись моего лица. Он провел большими пальцами по моим скулам, а потом притянул к себе. Я слепо шагнула к нему, разом оказавшись прижатой к его горячему и твердому телу.
И тут же ухватилась за его запястья. Иначе бы упала, наверное, не устояв. Его губы прижались к моим и совсем не так, как только что в кабинете. Никакой пассивности не было в этом поцелуе. Не со стороны Лонгвея, по-крайней мере. Я мгновенно потерялась под напором обрушившимся на меня, следуя за ним. Даже не подумав протестовать. Да и все мысли вылетели из головы.
Лонгвей подтолкнул меня, и я оказалась прижата к стене. Тем лучше, ноги подгибались, сердце ухало где-то, будто не одно, а сразу три их было. Болезненная пустота вдруг наполнила тело. Одно было понятно, только Лонгвей может от неё избавить. Заполнить нишу, словно специально для него образовавшуюся.
— Выгони меня, сейчас же.
Я не сразу поняла, что он говорит. Просто терлась щекой об его скулу, не желая, чтобы он отодвигался, оставлял меня одну в этой темноте. Его дыхание путалось в моих волосах у виска, горячее до мурашек. А осознав, я отпустила его руки и обняла его за шею, сама прижавшись всем телом.
Он застыл, а потом прижал к себе почти болезненно сильно. Уткнувшись лицом мне в шею, поцеловал, а потом зашептал горячо и быстро:
— Останови. Я не могу. Немедленно останови.
— Не останавливайся.
Прошептала, касаясь губами его губ.
Он тут же закрыл мне рот своим. Вместе с лихорадочным дыханием его язык толкнулся вперед, и я не сопротивлялась этому вторжению. Внутри дрожь зарождалась от того, что он делал, но мне это нравилось. Пугающе немного, и от этого ещё более сладко.
Лонгвей прижался ко мне так тесно, что и вздохнуть было сложно, а дыхания не хватало. От ощущения его твердости, от рук, что гладили меня, от губ, что разорвав поцелуй, теперь касались моего лица, а потом шеи.
Он и раньше трогал меня, но сейчас совсем по-другому. Не ограничиваясь рамками дозволенного, его руки по спине спустились ниже, и, приподняв за ягодицы, он меня поднял. Я обхватила его ногами, словно так и нужно было. Он не прекращал меня целовать, пока нес к кровати. И упали на неё мы вместе. Не было сил оторваться, разорвать объятья.