— Возьмите её себе.
Девушка захлопала глазами, растерявшись. Я встала из кресла, в котором сидела, и она выпрямилась, глядя на меня уже чуть ли не испуганно.
— Вам же она нравится?
— Да… То есть…
— Вот и отлично. Берите.
Кругом стояло много коробок и сумок. Все, без исключения, с самыми известными логотипами мировых брендов. И девушка тут была ни одна. Еще пара стояли немного в стороне и, вытаращив глаза, смотрели то на меня, то на свою коллегу, похоже онемев от такой щедрости. Мне всё равно было, что они подумают. Я устала. Несколько коробок лежали отдельно, кое-что я всё же выбрала. Исключительно по той причине, что как уже убедилась один раз. Если я не сделаю этого сама, все, что было сейчас в комнате, будет куплено и доставлено мне же.
— И вы выберете себе что-нибудь, — прежде чем уйти, сказала я девушкам.
В моей комнате в гардеробной скопилось уже немало вещей. После первого «шопинга», что устроил для меня Лонгвей, горничные хотели развесить и разложить новые вещи, но я запретила. Теперь всё это просто громоздилось там как попало. Я назвала это «шопингом», но на самом деле это было не совсем так. Я не ходила по магазинам сама. И даже не с Лонгвеем. Всё привозилось в особняк, мне нужно было только выбрать. Эта мука каждую неделю происходила, вот уже месяц с тех пор, как мне запретили работать.
Моя жизнь теперь мало напоминала прежнюю. На Лонгвея ничего не действовало, ни уговоры, ни слезы, как не стыдно вспоминать, но это тоже было. Скандалы устраивать я не умела, но уверена, что это тоже мало бы чем мне помогло.
Он отобрал у меня все, что у меня было. Я потеряла не только работу, но и свободу. Никаких занятий больше не было. Выйти куда-то я могла только с Лонгвеем. Особняк сам по себе был кладезь любых желаний. Спортзалы, бассейны, спа, два кинотеатра, то есть всё, что можно было вообразить, здесь было и, конечно же, во всем комфорт и качество высшего класса — всем этим я могла пользоваться без ограничений. Каждый вечер практически Лонгвей вывозил меня куда-нибудь. Для того чтобы я совсем не забросила своих занятий, для меня специально была оборудована самая современная кухня. Там я могла совершенствоваться, но только в полном одиночестве.
Этот вынужденный простой выматывал меня больше напряженных и занятых делами от рассвета до заката дней. И чем дальше, тем больше я задыхалась во всей этой роскоши, окружавшей меня. Мне не нужны были подарки Лонгвея, хотя он был более чем щедр. Ничего не радовало. Я просто не знала, куда себя деть. Пребывая в непривычном безделье, я и мыслить не могла ясно. Словно зависла.
Я много спала, словно в оцепенение какое-то впав. Впервые получив такую передышку, за все те года, что не досыпала. И мне это нужно было не только физически, я давно привыкла спать мало, но и психологически. После озвучивания Лонгвеем в ультимативной форме новых условий моего проживания, изматывающих попыток спорить с ним и что-то доказывать, я словно обессилила окончательно.
С Лонгвеем я почти не разговаривала. Отвечала, только когда он ко мне обращался точнее. Я не специально это делала, просто не видела больше смысла что-то говорить. Он уверенно делал вид, что не замечает ничего. Его поездки прекратились. Он часто заставлял приезжать к нему в офис. Там я просто сидела, ничего не делая. Обедала вместе с ним в каком-нибудь ресторане. Я больше не готовила. Зашла один раз в оборудованную специально для меня кухню и больше не заходила туда.
Не успела дойти до своей комнаты, когда позвонил Лонгвей. После разговора я переоделась и поехала к нему в офис. Он был в кабинете и разговаривал по телефону, когда я вошла. Прошла и села на привычное уже место в кресло в стороне от его рабочего стола. Разговор, наверное, был важный, раз Лонгвей не прервал его, когда я появилась. Как послушная девочка, я просто ждала, когда же мой хозяин освободится…
Он подошел и склонился ко мне за обязательным поцелуем. Не отвечая, я просто позволила ему делать, что ему хочется. Эти легкие прикосновения ничего для меня не значили сейчас. Выпрямившись, он смотрел на меня задумчиво несколько секунд, прежде чем сказать:
— Ты сегодня почти ничего не купила.
— Разве?
На самом деле я и не помнила уже, что выбрала и совсем не представляла, сколько все эти вещи стоят.
Больше Лонгвей не успел ничего сказать, потому что его секретарша сообщила, что к нему идут какие-то люди. Не дожидаясь его слов, я ушла в комнату отдыха. Побродила в первой комнате. Полежала на кровати во второй. Пустота не давала покоя. Безделье словно разъедало меня изнутри. Спать не хотелось, но и шевелиться тоже. Я словно выпала из реальности, застыв в темноте.
Сколько так лежала, не представляю. Поднялась тоже без всякой причины. Так же бездумно прошла в ванную. Долго мыла руки, рассматривая мыльные пузырьки, а потом просто держа кисти под струей воды.
Вдруг вошел Лонгвей. От неожиданности я вскинула глаза, глядя на его отражение. Он выглядел встревоженным, но это выражение быстро исчезло. Шагнув ко мне, обнял, прижавшись так тесно, что я оказалась зажата между ним и консолью, возле которой стояла, руки плотно обхватили меня. И тут же принялся целовать шею, плечи, спину прямо сквозь блузку. Мне пришлось опереться на поверхность консоли, под его напором. Он остановился, щекоча дыханием волосы на моем затылке.
— Я тебя потерял. Не нашел в комнатах и испугался.
— Отсюда нет выхода.
Он нашел мой взгляд в отражении. Фраза повисла, становясь все более двусмысленной, и мы оба это понимали. Руки Лонгвея чуть ослабли, и он развернул меня к себе. Погладил по лицу, заставив смотреть на него.
— Ты знаешь, где он.
— Я…
Но договорить он мне не дал, закрыв мне рот своим. Так глубоко и страстно он не целовал меня давно. Ни разу после перемен, что медленно убивали меня. Руки зашарили по телу, гладя и плотнее прижимая одновременно. Хотя казалось бы ближе некуда. Но этот поцелуй совсем не задел меня. Точнее вызвал обратный эффект. Я разозлилась вдруг и недолго думая, укусила его за губу. Лонгвей вздрогнул, но не отпустил меня. Замер, глядя на меня. И по его взгляду я догадалась, что он даже рад такой моей реакции. Его руки и губы снова задвигались и с еще большим пылом. И должна признаться, на какой-то миг я дрогнула. Стало жарко, и какое-то тревожное любопытство вдруг проснулось.
Не знаю, до чего бы мы дошли, мешая злость и желание, но нас прервали. Зазвонил телефон Лонгвея, и он, рыкнув недовольно, ответил. Сказав всего пару слов, отключил вызов. По его лицу я догадалась, что ему надо идти, случилось что-то важное. Удерживать его я, конечно, не стала. И не спрашивая его разрешения, уехала в особняк.
12 глава
По дороге я никак не могла выбросить из головы его слова: «Ты знаешь, где он». Знаю? Я?! Или он думает, что я должна была уже прозреть и увидеть всё в том свете, что он хотел?! Для него существовал только один выход — чтобы я покорно пришла в его объятья. И смиренно ждала, пока он найдет для меня время. Еще один бесценный экспонат в его особняке. Только Лонгвей, кажется, все время забывает, что я не произведение искусства, а живой человек!
Я злилась и чем дальше, тем больше. Безразличие и усталость сменились жаждой деятельности. Я ждала напрасно, что он одумается и услышит меня. Глупое сердце все заставляло ждать и ждать, надеясь непонятно на что. Но так я точно ничего не добьюсь. Меня потряхивало буквально от вскипевшего возмущения.
Почти на подъезде к особняку позвонила секретарша Лонгвея и сообщила, что он просил предупредить меня, что вечером мы идем на прием. Времени это займет не много, а потом у нас будет ужин.
Я терпелива. Наверное, даже слишком. Но если моё терпение кончилось, действовать я начинаю быстро. Едва вернулась в особняк, устроила целый разгром в своей гардеробной, разыскивая наряд подходящий. Позвонила, чтобы ко мне прислали стилистов, маникюрш и всех, кого только можно было. Вечером я должна была сиять!
Лонгвей не успел заехать за мной, и меня отвезли к его офису, откуда на прием мы должны были ехать уже вместе. Меня это только порадовало. Теперь он не сможет мне помешать!
Из машины я выходить не стала, и ждать долго не пришлось. Лонгвей появился минут через пять и по пути ещё разговаривал с кем-то по телефону. И говорил еще несколько минут, стоя возле машины.
Эта задержка окупилась с лихвой. Усевшись, Лонгвей повернулся ко мне и замер. Не могу сказать, что мне не польстил его взгляд. Эффект был более чем очевиден от моего преображения. И он ещё не видел всего…
— Ты выглядишь… — его голос и раньше был рокочущим, а сейчас, в темноте салона, прозвучал особенно волнующе. — Потрясающе.
— Спасибо. Мне сказали, что мы едем на прием?
— Да, — по его лицу тень сожаления промелькнула, он даже оторвал взгляд от меня на несколько секунд и посмотрел вперед, словно раздумывал изменить маршрут.
Но, кажется, это действительно было важно для него, потому что новых распоряжений водителю он не отдал.
— Это мой партнер по бизнесу. Очень важный. У его дочери день рождения.
Эти пояснения мне показались похожими на оправдание немного. Слишком много нот сожаления в голосе. Он словно сам себя убеждал, не отрывая взгляда от меня.
— Мы не задержимся там долго.
— Хорошо.
Мы недолго ехали. Лонгвей помог мне выйти и накрыл мои пальцы своими, когда я взяла его под руку. Мы прошли в ярко освещенный холл, откуда гости должны были подняться наверх по широкой лестнице. Оттуда слышны были голоса и музыка. Едва мы переступили порог, к нам с радостным возгласом поспешил мужчина средних лет. Кажется, это и был тот партнер, что был так важен для Лонгвея. Он быстро спустился, мы поздоровались. Мужчина тут же увлек Лонгвея в сторону. Я воспользовалась моментом, чтобы снять накидку, скрывающую моё платье. Мужчины, влекомые вперед не в меру увлекшимся беседой хозяином, уже начали подн