Теперь я могла видеть папу каждый день, и с каждым днем мы становились все роднее, иногда мама даже шутила, что ревнует.
Часто папа втихаря давал мне деньги, да еще и просил: «Только маме не говори, а то она против, чтобы я тоже чего-нибудь тебе подкидывал».
Я же радостно обещала: «Слушаюсь!» – и иногда даже его чмокала.
Деньги – и впрямь замечательная вещь!
Даже если взять родных отца и дочь (на тот момент я нисколечко не сомневалась в наших родственных связях) – такое баловство только усиливает любовь к родителю.
Пока я училась в школе, то не знала отказа в деньгах и ни в чем не испытывала недостатка. Выражаясь иначе, будучи школьницей небольшого городка, которая еще не успела повидать мир, я могла получить практически любую вещь, если она не была из мира фантазий и уже где-то производилась. При этом никакой одержимостью к приобретениям я не страдала. Частенько какие-то вещи, о которых я даже и думать не думала, мне дарили дяди и тети, точнее, папины и мамины подчиненные, коллеги и друзья. Среди таких подарков были игровая приставка, корейская косметика и привезенные из Гонконга первоклассные электронные часы. Сказать по правде, ко всему этому я относилась спокойно.
Поскольку папа стал жить дома, гостей у нас постепенно прибавилось, причем настолько, что я уже не могла различить кто есть кто, поэтому вместо того, чтобы вспоминать, как кого зовут, обращалась ко всем одинаково – «дядя» или «тетя». Только по манере разговора я могла угадать, кто из гостей являлся коллегами, кто – друзьями, а кто – просто подчиненными. Со временем мне стало казаться, что такое разделение бессмысленно, поэтому гадать кто есть кто я и вовсе перестала.
Всякого добра в нашем доме тоже прибавилось – что-то из него относилось к разряду подношений, считавшихся обязательными во время первых визитов, что-то дарилось на Новый год, что-то – на дни рождения. Как говорится, если кто-то хочет сделать подарок, найти причину можно всегда; думаю, помешать такому не в силах даже специально обученный человек. Все эти подарки вручались настолько искренне, что отказаться от них родители были бессильны. Чаще всего нам дарили сигареты, алкоголь и чай; после ухода очередного гостя родители начинали обсуждать, кому бы все это передарить. В свое время папа даже прилюдно объявил, что бросил курить, но сигареты ему дарить так и не перестали. Беговую дорожку, гимнастический тренажер, массажное кресло мама передала в сестринскую школу для общего пользования преподавателей и студентов; кондиционер и вентилятор папа отвез в прорабку на стройплощадку.
В те годы никакого регламента из восьми пунктов[27] не существовало, принятие любых подношений, кроме денег, никаким разложением не считалось. На местах не было разграничений между тем, что считать разложением, а что – нормальными человеческими отношениями.
Помню, как сокрушалась мама, когда ей вручали первосортные шелковые одеяла и подушки, а даривший их человек, не принимая отказа, увещевал, мол, надо менять постель по сезону.
Тогда мама беспомощно вопрошала: «Что же это делается? Как мне с этим быть?»
Иной раз на новогодние праздники наша кладовая под завязку наполнялась всякого рода продуктами, которые уже не было возможности кому-то передарить.
Гуйчжоу – это провинция, которая славится большим разнообразием даров природы. Круглый год на здешних рынках не переводятся всевозможные фрукты. Я была настолько пресыщена фруктами, что один лишь их вид вызывал у меня неприятную отрыжку. Став взрослой, я часто вспоминаю Чжан Цзягуя – того самого мужчину, который мечтал о том, чтобы у его детей не текли слюнки при виде фруктов и который в итоге попал в тюрьму, так и не став моим зятем.
В связи с этим мне часто приходит на ум слово «судьба».
Неужели такова была судьба Чжан Цзягуя и моей старшей сестры?
Мама-директор считала, что у каждого человека есть три судьбы – за одну судьбу отвечают родители, она зависит от семьи, набора генов, ее называют наследственной; другую судьбу формирует жизненный опыт, ее называют фактической. Схожим понятием является жизненный удел, он объединяет в себе такие слова, как «жизнь» и «судьба», и раскрывает отношение человека к истине и лжи. Третью судьбу формирует культура, такую судьбу называют личностным ростом.
Мама говорила, что слово «культура», которое, по сути, является сокращением выражения «стать человеком с помощью книг», указывает не только на багаж знаний. К примеру, есть такие пословицы: «Тот, кто близок к киновари, – красен, кто близок к туши – черен» или «Схожие вещи собираются вместе, человек стремится к себе подобным». Все они говорят о зависимости людей друг от друга и в некотором смысле – о зависимости человека от культуры. Некоторые люди, даже несмотря на образованность, в плане культуры производят удручающее впечатление. Другие же – наоборот, пусть и не слишком образованы, заслуживают уважения и могут стать прекрасными друзьями. Поскольку культура входит в жизнь каждого из нас, такие люди, впитывая все самое лучшее, благодаря своей фактической судьбе могут значительно улучшить свои качества. Хорошие качества, которые проявляются в простых людях, достойны большого уважения. Это благо не только для людей, но и для всей страны…
Не знаю почему, но в тот день мама-директор напоминала героиню средневековой пьесы «Как Третья госпожа воспитывала своего сына». Не в силах остановиться, она говорила без умолку, будто хотела влить в меня разом все свои мысли касательно того, что именно делает человека человеком и какие качества для этого необходимы.
Я спросила, не означает ли тогда судьба в узком плане именно наследственную судьбу.
Это ее задело, и она поинтересовалась, откуда я вообще узнала слово «судьба».
Я ответила, что уже учусь в средних классах и много читаю помимо школьных учебников, так что ничего удивительного тут нет.
Подумав некоторое время, мама сказала, что можно понимать судьбу и так, но потом добавила: «Наследственная судьба пусть и дается родителями, но к людям, словно репей, пристала привычка сравнивать ребенка то с папой, то с мамой. Только избавление от подобных мыслей ведет к высокой культуре, а вот дальнейшее их распространение говорит о культуре больной. Самодовольные люди, которые кичатся своей наследственностью, – всего лишь блистающие золотом отбросы общества. То же можно сказать и про тех, кто махнул на себя рукой, сожалея о плохой наследственности, – это люди, которые так и не разобрались, зачем пришли в наш мир. Хорошенько запомни, доченька, настоящего уважения достоин лишь тот, кто утверждает себя как личность через жизненный опыт и работу над собой!»
Сказав это, она пристально посмотрела на меня, словно пытаясь распознать, насколько хорошо я ее поняла.
Тогда я тихонько спросила:
– А что делать, если мне уготована самая простая жизнь?
– Ничего страшного в этом нет, главное – стать хорошим человеком, – ответила она.
Поразмыслив над ее словами, я снова не удержалась от вопроса:
– Но если жить самой обычной жизнью, то как стать хорошим человеком?
Она долго думала и наконец сказала:
– Необычных людей крайне мало, их, может, один на миллион. Обычных, но хороших людей тоже немного, всего несколько процентов. Если моя дочь в будущем войдет в их число, то мама с папой будут безмерно счастливы.
Не все из этих наставлений я поняла до конца, но они меня очень впечатлили.
Счастливые беззаботные деньки средних классов неожиданно остались в прошлом, я поступила в старшую образцовую школу Линьцзяна и стала жить в общежитии.
На моем дальнейшем обучении именно в Линьцзяне настоял отец. Он считал, что я уже достигла того возраста, когда следует расширить кругозор, познакомиться с новыми веяниями и разного рода инновациями. По его мнению, мое дальнейшее пребывание в Юйсяне могло пагубно отразиться как на моем взрослении, так и на дальнейшей жизни.
Мама с этим полностью согласилась.
Да и сама я, к счастью, думала так же. Хотя Юйсянь был неплохим местечком и менялся в лучшую сторону, он все равно оставался небольшим уездным городком. В нем уже не было ничего, что могло бы меня привлечь и заворожить.
В этом смысле родители озвучили мое самое сокровенное желание.
Наша жизнь сложилась таким образом, что теперь каждую неделю на побывку домой возвращался уже не папа, а я. Мост к тому времени еще не запустили, междугороднюю трассу – тоже, поэтому кататься туда и обратно на речном пароходе было занятием утомительным.
Тогда я предложила, что буду навещать родителей раз в две недели, и они с пониманием согласились.
На самом деле и такое обещание мне исполнить не удавалось, так что нередко я появлялась дома лишь один раз в месяц.
Но родители никогда на меня не обижались.
Всякий раз, когда наступал день моего возвращения, в доме воцарялась атмосфера настоящего праздника. В полной мере я ощущала, что значит сердечный прием. Папа, мама и бабушка Юй улыбались с утра до ночи; казалось, в наш дом спустились ангелы. Бабушка Юй так и жила в нашем доме, взяв на себя все хлопоты по хозяйству. Папа крутился на работе как белка в колесе, поэтому в бытовые вопросы даже не вмешивался. Мама в домашних делах ничего не смыслила и являла в этом полную беспомощность. Вне всякого сомнения, она являлась хорошей матерью и хорошей женой, но от природы ей было не дано стать хорошей хозяйкой. Наша семья уже и не мыслилась без бабушки Юй, тем более что у самой бабушки Юй ни семьи, ни детей не было – еще в далекой молодости она овдовела и с тех пор оставалась верной памяти мужа. Родители относились к ней хорошо и ежемесячно выплачивали ей зарплату, которой она была более чем довольна, так что, можно сказать, у нас она чувствовала себя как член семьи.
Школа № 1 была в Линьцзяне единственной, где обучались только старшеклассники. Практически все способные дети, чьи родители являлись руководителями уездов и городов в пределах нашего региона, принимались именно в эту школу.