До меня доносились голоса юмористов, что именно они говорили, я не разбирала, но то и дело слышала громкие взрывы смеха – как сидевших за столом, так и зрителей по ту сторону экрана. Я намочила бумажные салфетки и плотно запихала их в уши, хотела было что-нибудь почитать, но вникнуть в содержание не получалось.
Рядом пристроился Малыш и, задрав лапки кверху, вскорости уснул. Благодаря его компании я не чувствовала себя слишком уж одинокой, а заодно обделенной пельменями и праздничным концертом – это был мой собственный выбор, поэтому за его последствия я отвечала сама.
Незаметно для себя я уснула.
В какой-то момент я проснулась от взрыва петард – это развлекались вышедшие на улицу хозяева и их родственники. За моим черным и узким, словно солнечные очки, окошком то и дело извивались ярко-оранжевые проводки – следы от взлетающих фейерверков. Расцветающих в ночном небе фейерверков мне было не видно, но я совершенно отчетливо увидела пару красных туфель на высоком каблуке, их словно осветил сноп света.
Как ошпаренная, я рывком села на кровати и внимательно пригляделась, но видение исчезло.
Прикрыв глаза, я некоторое время продолжала сидеть, потом снова улеглась и, обняв подушку Яо Юнь, погрузилась в сон.
В первый день наступившего по лунному календарю 2003 года большинство почтовых отделений Шэньчжэня работало в обычном режиме.
Первым делом я отправила по указанному адресу принадлежавшие Яо Юнь пять тысяч. Как-то раз Яо Юнь мне подсказала, где можно взять напрокат велосипед. Когда я брала велосипед, хозяин конторы попросил показать ему временную или постоянную прописку.
У меня была временная прописка.
Тогда он попросил залог в двести юаней; если бы у меня имелась постоянная прописка, я бы заплатила всего пятьдесят юаней и отдала бы в залог этот документ.
К счастью, денег у меня с собой было достаточно, иначе пришлось бы уйти ни с чем.
Я призналась, что никогда не слыхала о постоянной прописке для приезжих, и заодно спросила, как ее получить.
– Милая, сейчас в Шэньчжэне уже много постоянных жителей, совершенно очевидно, что здесь растет крупный город, и без прописки тут не обойтись. Для этого требуется сдать экзамен, в прошлом году его сдали меньше трети желающих. У этого города прекрасное будущее, ты молоденькая, так что, если загорелась стать жительницей Шэньчжэня, приложи все усилия, чтобы сдать экзамен. Я бы на твоем месте обязательно попытался. Послушай дядюшку, гарантирую, что если получишь прописку, то точно не пожалеешь.
Я очень признательна этому человеку, его совет словно открыл мне глаза, теперь я воспринимала Шэньчжэнь уже не только как временное место для заработка, но и как вполне возможное место для проживания.
В то время из уст самых разных приезжих я только и слышала то о полной остановке производства, то о простое предприятий, то о банкротстве, то об увольнениях; между тем в Шэньчжэне мне повсюду встречалась или информация о запуске производства и о появлении новых отраслей, или реклама всевозможных вакансий. Куда ни глянь – от центра до окраин, вплоть до пригородов, в глаза бросались растущие небоскребы. Несмотря на праздники, на нескольких стройплощадках продолжались работы. Можно было с уверенностью утверждать, что так называемые пригороды уже совсем скоро превратятся в новые районы мегаполиса…
Этот пульсирующий животворящей энергией город меня покорил. Он напоминал подающего надежды юношу, чье блестящее будущее не вызывает никаких сомнений. Он покорил мое сердце и пленил мой разум.
Сперва я придерживалась маршрута, который обозначила на карте Яо Юнь, но потом поддалась зову сердца и стала колесить, поворачивая в разные стороны.
Третьего числа первого лунного месяца я сдала велосипед обратно, вручив хозяину целый ящик минералки.
– Девочка моя, что это значит? Я ведь ничего для тебя не сделал, неудобно мне принимать такие подарки!
– Берите, берите, вас мне послала сама судьба!
С этими словами я отвесила ему поклон и, преисполненная радости, убежала прочь.
Отгремели праздники, и народ непрерывной чередой потянулся обратно в Шэньчжэнь, жизнь в городе снова забурлила. Гостиница, в которой я проживала, очень скоро наполнилась постояльцами и подорожала. Это означало, что цены на проживание повысились во всем Шэньчжэне.
Ли Цзюань сообщила, что вот-вот вернется.
Я поинтересовалась у хозяина, могу ли я продлить проживание на год по старой цене.
Я научилась торговаться.
Я уже поняла, что умение торговаться являлось наиважнейшей способностью.
Хозяин ответил, что продление проживания на год, разумеется, приветствуется, но только не по старой цене, иначе он останется в убытке. Ведь ему приходилось платить за аренду, а вся его семья из шести человек жила исключительно на доходы, что приносила гостиница!
Я оказалась в затруднительном положении.
Заметив мое замешательство, хозяин заговорил снова:
– Давай сделаем так: за месяц будешь платить на один день проживания меньше. А начиная с июня за оставшиеся семь месяцев я возьму с тебя на триста пятьдесят юаней меньше, как тебе такой вариант?
В те годы триста пятьдесят юаней для меня, приехавшей на заработки девушки, были суммой немаленькой. В среднем выходило, что каждый месяц моя скидка составляла всего каких-то пятьдесят юаней.
Иногда умение торговаться это не что иное, как психологическая игра – особенно ее любит простой народ, готовый торговаться за каждый цзинь[52].
– Я просто пошутила, – откликнулась я, – вам тоже нелегко, обойдусь без скидок, устроит и текущая цена.
– Милая Фан, спасибо, что входите в положение, живите тут сколько хотите, а мы постараемся оказать вам наилучший прием.
Он облегченно улыбнулся.
– Надеюсь, что цена больше не повысится, – произнесла я в ответ.
– По рукам.
Проживающих стало больше, поэтому гостиничный ресторан заработал в прежнем режиме. Я там практически не питалась. Основную массу постояльцев составляли мужчины; среди них больше было тех, кому за тридцать пять. Все они приехали из деревень, поэтому говорили с сильным акцентом, так что в обеденные часы ресторанчик напоминал сельскую ярмарку – галдеж стоял страшный, в шуме голосов перемешивались самые разные наречия. Эти кучкующиеся группами мужики постоянно ассоциировались у меня с мужьями моих сестер, и эти ассоциации меня отнюдь не радовали. К тому же никто из приезжих не умел вести себя за столом. Я многое что пропускала сквозь пальцы, но делить пространство с незнакомцами, у которых отсутствовали элементарные манеры, я так и не привыкла.
Умывальные процедуры также превратились в проблему – краны теперь даже не закрывались, более того, перед ними скапливалась очередь. Когда же умывальная комната наконец освобождалась, там царил полнейший бардак – на полу блестели лужи, повсюду белели следы от зубной пасты.
Я намекнула хозяину, что было бы неплохо объяснить постояльцам, что к чему.
Он лишь горько усмехнулся:
– Так ведь это не в постояльцах проблема, а в наших стесненных условиях! Спасибо уже за то, что в погоне за дешевизной люди не гнушаются нашей гостиницей и селятся у нас, как я могу их воспитывать?
Тогда я снова вошла в его положение.
Мне же он предложил такой вариант – позавтракав или поужинав в заведениях напротив, я могла идти в баню «Циншуй»[53], которая находилась буквально в десяти минутах ходьбы, где всего за тридцать юаней были доступны все умывальные удовольствия.
Даже если бы я ходила туда один раз в день, мне бы пришлось дополнительно выкладывать по девятисот юаней в месяц!
Так шиковать я не могла.
Взамен этого теперь я вставала в пять утра, спокойно умывалась и часа на два снова ложилась спать, чтобы подняться потом уже в начале восьмого.
Итак, в газете «Шэньчжэнь тэцюй бао» наконец появилось сообщение об очередном туре экзамена на получение постоянной прописки, однако он отличался от того, о котором говорил хозяин прокатной станции. Сперва следовало пройти собеседование на получение должности госслужащего или руководителя среднего звена в бюджетных организациях, на госпредприятиях или в крупных и средних частных компаниях и только после этого сдавался единый экзамен на качество резидента. Все, кто сдавал этот экзамен, вне зависимости от наличия жилья в Шэньчжэне, получали постоянную прописку.
Чтобы получить шэньчжэньскую прописку, я прошла через три собеседования в различных организациях и в результате оказалась на упаковочной фабрике, которая представляла собой среднее частное предприятие. Руководил им человек по фамилии Чжао, полное его имя Чжао Цзывэй. Средней комплекции, круглоголовый, чуть полноватый, он носил костюм и кожаные туфли.
Он уже успел обзавестись личным секретарем, так сказать, главным помощником, в обязанности которого в том числе входило сопровождение начальника на разного рода светских мероприятиях. Теперь же ему требовался секретарь для ведения документации или, другими словами, второй помощник.
Он проводил собеседование лично; закинув ногу на ногу и покачивая носком ботинка, он поинтересовался:
– Любишь читать книжки?
– Люблю, – ответила я.
Так началось мое собеседование.
– Какого рода книги тебе нравятся?
– Самые разные – классические и современные, наши и иностранные.
Начало беседы меня несколько удивило, поскольку сам он отнюдь не производил впечатление книголюба, – лица тех, кто и правда любит книги, так или иначе излучают некоторую интеллигентность, на его же лице этого не было и в помине.
На секунду он замер, после чего снова спросил:
– Читала «Троецарствие»?
– Разумеется, – без раздумья ответила я.
На самом деле я этого романа не читала.
Уверена, что во всем Китае не найдется никого из двадцатилетних девушек, которым бы понравилось читать «Троецарствие»; а если и найдется, то наверняка это будут весьма странные особы, как по взглядам, так и по характеру.