Я переживала, что дальше он спросит меня, что именно я читала: «Хроники о трех царствах» Чэнь Шоу или все-таки роман «Троецарствие» Ло Гуаньчжуна? Такой вопрос выдал бы меня с головой, поскольку ни одной версии «Хроник» я не читала вообще, а что касалось «Троецарствия», то заставила себя посмотреть лишь несколько частей сериала.
И тут он усомнился:
– Правда?
Чтобы избежать прямого ответа, я принялась пересказывать наизусть общее содержание с самой первой главы и без запинок дошла до одиннадцатой.
– Достаточно, можешь не продолжать.
Он сменил позу, поставив на пол обе ноги.
– Может, мне вкратце пересказать истории из этих глав?
Я поняла, что он, как и я, знал о содержании «Троецарствия» исключительно из сериала.
– Не нужно. Дюймовое фото при себе имеется? Цветное?
Поняв, что меня зачислили, я втайне с облегчением вздохнула и помотала головой.
– Сходи сфотографируйся. Через три дня оформишь пропуск.
Судя по всему, он куда-то спешил, поэтому быстро встал и направился на выход.
Я, продолжая сидеть, окликнула его и спокойно спросила:
– А что насчет зарплаты?
– Для начала будешь получать по полторы тысячи, а через три месяца испытательного срока, посмотрим, поэтому старайся, – так же спокойно ответил он.
Обещанная зарплата была на триста юаней больше, чем когда я работала помощницей повара. На целых триста юаней! Такая прибавка меня вполне устраивала. Само собой, мне следовало соглашаться, и побыстрее, поэтому других вопросов я уже не задавала.
Позже, когда я вспоминала то собеседование, мне всегда становилось смешно – я училась в старшей школе Линьцзяна, учитель настаивал, чтобы мы прочли все четыре великих романа[54]. При том напряженном графике, который был у нас в школе, времени на это ни у кого не находилось. К тому же, хотя эти романы и называются великими, далеко не всем они по душе. И тогда самые сообразительные ученики придумали действенный способ – просто выучить названия всех глав; как говорится, вся суть проистекает из названия: запомнив длинные подзаголовки, можно восстановить и основное содержание. Когда я училась в гуйчжоуском пединституте, некоторые из студентов, сдавая экзамен в магистратуру, пользовались тем же методом – заучивали имя автора, место его рождения и годы жизни, год первого издания книги, название издательства и прочитывали несколько отзывов. При таком раскладе, если что-то из этого попадалось в тесте, можно было гарантированно получить хотя бы половину баллов. Опозориться по-настоящему студент мог лишь на устном экзамене – если преподаватель углублялся в детали, то ответить без запинки удавалось немногим.
Так что я удачно прошла собеседование только благодаря своей находчивости.
Уже очень давно я не встречала мужчин в очках, наверное, с тех самых пор, как бросила университет.
Фотограф, к которому я пришла, носил очки. На вид ему было года тридцать два – тридцать три, он казался очень воспитанным, прямо как Лян Цзяхуэй[55]. Я смотрела несколько фильмов, в которых тот играл главную роль, такой тип мужчин мне определенно нравился.
Казалось бы, ну чего там сложного сфотографироваться на документ, однако он усложнил этот процесс по максимуму – без конца регулировал свет, просил наклонить голову то вправо, то влево; то устанавливал камеру на штатив, то подносил ее вплотную к моему лицу, непрерывно щелкая затвором. В общем, он меня изрядно утомил и сильно испортил первоначально хорошее впечатление.
– Можно побыстрее? – поторопила я. – Мне неважно, как я получусь.
Но он мне на это ответил:
– Пускай вам без разницы, но для меня как фотографа это важно.
Его крошечная фотостудия, начиная от витрины и заканчивая внутренним убранством, выглядела совершенно по-особому, так что посетитель тотчас ощущал дух современного искусства. Здесь висело множество самых разных портретов – и мужских, и женских, и стариков, и детей, и цветных, и черно-белых. Было очевидно, что все они представляли своеобразную выставку его работ и свидетельствовали о том, что он и правда мастер своего дела.
Но я-то пришла не для того, чтобы восхищаться его мастерством, а по делу. Терпение мое заканчивалось, и это все заметнее отражалось на выражении лица. Чтобы как-то меня взбодрить, он без устали повторял: «Ну-ну-ну, не сердимся, расслабимся, еще чуть-чуть, еще минуточку терпения… Думаете, почему я так долго вас не отпускаю? Все потому, что у вас особенный темперамент…»
Его последняя фраза вывела меня из себя… Видимо, он намекал на то, что если девушка не вышла лицом, то ничего не остается, как отметить ее темперамент.
– Вы уже закончили? – недовольно спросила я.
– Работа завершена, можете быть свободны, – улыбнулся он.
В тот момент, когда я оплачивала счет, а он выписывал мне квитанцию, дверь открылась и в студию вошли два полицейских. Я тотчас узнала в них тех самых полицейских, что увели с собой Яо Юнь. Они меня тоже узнали и теперь сверлили взглядами, словно желая спросить: «Что у тебя с ним?»
– Я просто пришла сделать фото, – вырвалось у меня.
– Чем могу быть полезен? – спросил фотограф, обращаясь к вошедшим.
– Быстро на выход, – обратился ко мне один из них, – у нас распоряжение это место закрыть.
Второй полицейский обратился к фотографу:
– Нам доложили, что вы проводили выставку порнографических фото, нужно будет написать объяснительную нашему начальству.
Полицейский сохранял суровое лицо и холодный тон, при этом он сделал жесткий акцент на слове «порнографические».
Услышав такое, я тут же выскочила за дверь, унося ноги подальше от этого места. В итоге, чтобы сделать фото на документ, мне пришлось искать другую студию. Всю дорогу я злилась и сгорала от стыда – мне было стыдно, что я поддалась чарам этого извращенца, а злилась я на то, что он обладал высочайшим искусством маскировки.
Чжао Цзывэй относился к той категории боссов, которые любят читать наставления. Он по поводу и без повода созывал работниц и во всю глотку принимался проводить идеологическое воспитание. Впервые я услышала его пламенную речь утром до запуска конвейера. Он попросил всех заложить руки за спину, ноги поставить на ширине плеч, а грудь выпятить вперед. Подавляющее большинство работниц составляли девушки двадцати с небольшим лет, приехавшие из деревень. Я же хоть и считалась их ровесницей, и даже была младше некоторых из них, но мало того что приехала из города, так еще и два года отучилась в университете, к тому же меня воспитали мама-директор и папа-мэр, которые весьма отличались от других родителей. Естественно, что с самого детства я видела и слышала больше, чем они, поэтому в плане зрелости я их давно переплюнула. Большинство из них впервые уехали из дома, поэтому чужая обстановка их пугала, они всего страшились, их ничего не стоило напугать, чуть что они принимались хлюпать носом.
Создавалось ощущение, что мы попали в армию, поведение Чжао Цзывэя произвело на меня глубокое впечатление.
«Моя фамилия Чжао, иероглиф такой же, как в фамилии генерала Чжао Цзылуна[56], имя – Цзывэй, иероглиф „цзы“ тоже как в имени Чжао Цзылуна, а „вэй“ – как в слове „величественный“. Чжао Цзылун является моим предком, наше семейство Чжао гордится этим великим генералом. Как ваш хозяин, я хочу и дальше развивать дух своего предка, и надеюсь, что он станет общим духом нашего предприятия! И пускай сейчас мы всего лишь упаковочная фабрика, в будущем мы разовьем новые направления. Шэньчжэнь – это город, в котором постоянно появляются новые возможности для бизнеса. Я из тех, кто видит и слышит все, что происходит вокруг, с этого момента я беру командование над вами и надеюсь сделать нашу фабрику крупнее и сильнее, чтобы максимально увеличить ее прибыль! Поэтому все вы должны проникнуться духом Чжао Цзылуна…»
Я вникала как могла, но его речь закончилась, а я так и не услышала разъяснений по поводу того, что же все-таки представляет собой этот «дух Чжао Цзылуна». По правде говоря, в детали он не углублялся, вполне себе допускаю, что он и сам толком не знал, что это значит.
Он был из тех, кто отличается некоторой противоречивостью характера.
К примеру, его коронной фразой была «я – хозяин», вместе с тем он не допускал к себе обращения «хозяин», требуя, чтобы все называли его не иначе, как «господин». Поэтому отовсюду разносилось то «доброе утро, господин Чжао», то «здравствуйте, господин Чжао», то «ждем ваших указаний, господин Чжао», то «как будет угодно господину Чжао» – казалось, что я не на фабрике, а в университете или в каком-нибудь культурном учреждении.
Превратить фабрику в университет, продвигающий дух Чжао Цзылуна, также являлось его мечтой; и все же самой заветной была максимизация прибыли.
Эмоции его били через край. Иной раз он взрывался на ровном месте, обычные люди не могли понять причину таких перемен в его настроении. Его личная секретарша, симпатичная девушка из Сычуани, рассказала, что как-то раз он вышел из себя просто из-за того, что ему не удалось убить комара. От расстройства он едва не завывал: «Полный провал! Полный провал! Такого со мной еще не бывало. Кто не идет вперед, тот откатывается назад, откатывается назад!..»
В другой раз он буквально рвал и метал из-за того, что на улице гремел гром, но при этом не было дождя. Глядя на клубящиеся черные тучи, он закричал: «Это что еще за издевательство над людьми?! Будь такая возможность, я бы взял огромный рупор и как следует бы отчихвостил Небесного владыку!»
– Какое ему дело до дождя, он же не крестьянин, чтобы так беспокоиться? – поинтересовалась я у девушки.
– А ему просто не понравилось поведение Небесного владыки. Он так надеялся, что прольется ливень и принесет прохладу, а Небесный владыка его разочаровал.
– Как он с таким характером смог стать хозяином предприятия?