Она спросила, какие у меня ощущения после получения шэньчжэньской прописки.
Я ответила, что ничего особенного не ощущаю, разве что теперь в разговоре с другими я могла называть себя жительницей Шэньчжэня.
– Для тебя это важно? – снова спросила она.
– Если я буду просто отвечать, что из Шэньчжэня, то мне уже не придется ничего объяснять.
В наше время мало кто в Китае знает, где находится Юйсянь, зато про Шэньчжэнь знают практически все.
– Это точно, – откликнулась она, – ненавижу, когда меня спрашивают, откуда я. Чаще я просто говорю, что из провинции Хэйлунцзян, но некоторые продолжают допытываться, откуда именно. Тогда уже приходится признаваться, что я из деревни. Увы, мне в этой жизни уже не переродиться…
Она чем-то напомнила мне Яо Юнь, которая часто говорила такие слова, после которых я не знала, как лучше ответить. А ведь когда мы с Ли Цзюань работали помощницами на кухне, она не была столь удрученной.
Она и правда как-то изменилась.
В те годы Шэньчжэнь уделял пристальное внимание общественному порядку и активно боролся с порнографией, азартными играми и наркотиками.
В тот вечер в нашу небольшую полуподвальную гостиницу снова пожаловала полиция. Завтра начиналась рабочая неделя, поэтому постояльцы, все сплошь гастарбайтеры, в основном уже вернулись обратно – вместо жилья им предоставлялась компенсация за проживание, иначе даже если бы жилье стоило копейки, приезжавший из деревень народ все равно бы не мог оставаться в Шэньчжэне надолго.
Сотрудники полиции охраняли вход в гостиницу и номер за номером проверяли документы и опрашивали всех постояльцев.
– При регистрации я у всех внимательно проверяю документы, временная прописка имеется у всех, – заикнулся было хозяин.
Но лучше бы он молчал, потому как после этого полицейские стали проверять документы и допрашивать постояльцев с двойным усердием.
Когда они зашли к нам, я более чем почтительно протянула им удостоверение личности и постоянную прописку.
Разглядывая удостоверение, полицейский задал дежурный вопрос: «Откуда?»
– Из Шэньчжэня, – сдержанно ответила я.
– Из Шэньчжэня?
Тут он наконец глянул на мою прописку. Убедившись, что я говорю правду, он тут же встал по стойке смирно и вежливо отдал честь: среди тридцати с лишним постояльцев постоянная прописка была лишь у меня, что невольно заставило его посмотреть на меня с уважением. Но, вероятно, так произошло еще и потому, что я первая отнеслась к нему с должным почтением.
Его поведение меня развеселило.
Ли Цзюань просто обалдела.
– Раз у вас уже постоянная прописка, почему бы вам не поменять удостоверение личности? – снова спросил полицейский. – Сведения в документах должны совпадать.
– У меня пока нет постоянного жилья, но скоро я собираюсь купить квартиру… – ответила я.
– Так не пойдет, удостоверение надо поменять в ближайшее время, иначе у вас будет куча проблем, – ответил полицейский и уже тише добавил: – Надо покупать жилье сейчас, пока цена еще нормальная, со следующего года она точно взлетит.
Поскольку у меня была постоянная прописка и я пояснила, что Ли Цзюань моя подруга, то к ней полицейский также проявил учтивость и вопросами сильно не мучил.
Когда я уже закрыла дверь, то увидела, что Ли Цзюань, сидя на краешке кровати, буквально застыла.
Я спросила, в чем дело.
И она ответила:
– Мне кажется… что между нами все-таки есть различие…
Ли Цзюань привезла с собой много всякой всячины, причем вполне предсказуемой, в основном это были северо-восточные вкусняшки типа арахиса, семечек, фундука, кедровых орешков, а также всевозможных видов грибов.
Я спросила, зачем она столько всего с собой привезла.
– Тебя угостить, – ответила она.
– У меня в Шэньчжэне и родных-то нет, что мне со всем этим добром делать?
– Подаришь друзьям. Мы ведь с тобой почти девять месяцев не виделись, наверняка ты обзавелась новыми знакомыми?
– Признаюсь честно, – ответила я, – ни одной подруги у меня не появилось. Мне они и не нужны. Я благодарна за то, что у меня есть ты, по крайней мере, сейчас это именно так.
Она остолбенела, а потом молча меня обняла меня и не отпускала почти целую минуту.
И в этот самый миг мне показалось, что жизнь моя наполнилась солнечным светом.
Я решила часть гостинцев презентовать хозяину гостиницы.
– Думаешь, надо? – спросила Ли Цзюань. – Ему такое часто присылают родственники.
– То родственники, а то мы с тобой. Мы его постояльцы, надо с ним поддерживать отношения.
– А ты созрела, – произнесла Ли Цзюань.
Я даже оторвалась от пакетов и невольно посмотрела на нее.
Она смутилась и недоуменно спросила:
– Тебе не понравилось, что я так сказала?
– Есть такое.
– Почему?
– Потому что… потому что…
– Ну, говори же, не заставляй меня нервничать!
– Когда я ходила в школу, то если про кого-то говорили, что он созрел, это было равнозначно тому, что у него большой жизненный опыт, и это рассматривалось как ругательство.
– То есть «зрелый» это плохое слово? Ну и что, что большой опыт? Это всего лишь вопрос восприятия! А разве это нормально, что девушка, которая приехала на заработки, не понимает таких простых вещей? Если в бедной семье ребенок рано берет на себя роль главы семейства, это означает ровно то, что он созрел! Если ребенок успел много чего пережить, то в таких случаях тоже говорят, что он созрел! Глупая ты! Хотела тебе комплимент сделать, а ты перевернула все с ног на голову да еще и одарила меня таким взглядом!
– Хорошо, хорошо, – согласилась я, – хватит уже читать мне нотации. Кстати, сестренка, я все-таки спрошу, а почему у меня такое ощущение, что сама ты совершенно не разбираешься в жизни?
Она громко прыснула со смеху и, напустив на себя торжественный вид, заявила:
– Милая, а откуда тебе известно, что я совершенно не разбираюсь в жизни? Если бы я не была такой прозорливой, разве бы поняла, что с тобой, Фан Ваньчжи, можно подружиться и стать твоей сестрой? Если бы я была совсем неприспособленной к жизни, то смогла бы стать примером для тебя и Цяньцянь и все как следует уладить с Лю Чжу? Собственно, Лю Чжу тут ни при чем, а вот папаша его – хитрец еще тот, старый лис… Эй-эй-эй, хватит, хватит, зачем дунбэйцам[61] столько их же добра!..
Как я и ожидала, гостинцы очень обрадовали хозяина и все его семейство, теперь при встрече со мной и с Ли Цзюань они всегда здоровались первыми.
Все, что я принесла на фабрику, тоже приняли на ура. Семечки, арахис и другую снедь девчонки расхватали моментально. Грибы я отдала в столовую, повара пожарили их на обед, так что все попробовали и потом еще нахваливали – какие же вкусные дунбэйские грибы…
Чжао Цзывэй попросил, чтобы я переехала в общежитие для работниц фабрики, он объяснил это ужесточившимися проверками. Теперь до десяти вечера требовалось подсчитывать количество оставшихся на фабрике работниц и вести строгий учет тех, кто после десяти вечера в общежитие не вернулся. Те фабрики, которые были не в курсе того, где находятся и чем занимаются их работницы, подвергались суровой критике…
Будучи начальницей цеха, я, естественно, взяла эту ответственность на себя.
Мне нравилось, что я буду отвечать за что-то еще.
Ли Цзюань тоже решила, что это пойдет мне на пользу и сделает меня более зрелой.
Поэтому уже на следующий день я переехала жить на фабрику, а Ли Цзюань целыми днями разъезжала на велосипеде по городу в поисках работы. К счастью, каждый день после ужина у меня оставалось время, чтобы вернуться в гостиницу и составить компанию Ли Цзюань, а неспешная прогулка туда и обратно способствовала усвоению ужина. Иной раз, когда мы не успевали наговориться, Ли Цзюань вызывалась проводить меня до ворот фабрики, и тогда мы восполняли общение за прогулкой; говорили в основном о ее переживаниях по поводу поиска работы, что погружало ее в депрессию. Я давала какие-то советы или даже пыталась чему-то научить. Когда своими проблемами на работе делилась я, она тоже принималась давать советы, как следует и как не следует себя вести. В те дни меня частенько будоражили воспоминания о школьных годах, проведенных в Юйсяне, когда по вечерам или я ходила к кому-то из одногруппников, или те приходили ко мне, после чего мы точно так же провожали друг друга домой.
Само собой разумеется, эти воспоминания дали мне понять, что же такое тоска по родине.
Местом, которое вызывало у меня это чувство, был городок Юйсянь – я всегда старательно избегала, чтобы в моей голове возникало воспоминание о Шэньсяньдине.
Вскоре Ли Цзюань нашла работу по душе, с ее слов, это была начальница смены в ночном клубе, причем зарплата ее более чем устраивала. Ситуация была забавной, поскольку в нашей общей комнате стала проживать одна Ли Цзюань. Я любила ходить к ней в гости, к тому же мне там всегда были рады; Ли Цзюань я воспринимала как присматривающую за домом сестру, но поскольку изначально это все-таки был и мой дом тоже, мои частые визиты воспринимались как должное, иначе я бы непременно скучала и по дому, и по сестре.
Постепенно я привыкла жить вместе с фабричными девушками, проводить с ними время вне работы по-своему было даже приятно. На фабрике и дома я наслаждалась разной атмосферой, мне казалось, что жизнь полна самых разных оттенков.
Как-то в воскресенье я вернулась домой уже после десяти вечера. До этого я провела в общежитии перекличку работниц – в одиннадцать часов двери гостиницы, как обычно, должны были запереть, но Ли Цзюань еще не вернулась, поэтому меня это несколько удивило.
Я прилегла на кровать, решив в ожидании ее почитать книжку.
В дверь постучали, это оказалась хозяйка.
– Можно к тебе на пару слов? – спросила она, странно глядя на меня.
Когда я пригласила ее пройти, она пробормотала:
– Мне очень непросто поднимать эту тему, моему мужу говорить тебе об этом неудобно, поэтому он послал меня. Ты наша постоянная клиентка, все это время мы неплохо ладили друг с другом. С одной стороны, было бы неправильно, если бы мы не поставили тебя в известность, а с другой – такой разговор не из самых приятных. Дело в том, что Ли Цзюань в последнее время часто возвращается очень поздно, однажды так и вовсе заявилась уже после закрытия, на следующий день многие постояльцы жаловались, что она среди ночи тарабанила в дверь. Сейчас к этому делу относятся очень серьезно, ты должна ей как-то об этом сказать… Если повторится что-то подобное, что уже произошло с Яо Юнь, наша гостиница окажется в черном списке…