Ради ее возвращения в нормальную жизнь мне вдруг самой пришлось стать героиней такого же сюжета, и это заставило меня в который уже раз ощутить собственное бессилие и подлость этого мира.
Еще я подумала о детях двух своих сестер, особенно о Ян Хуэе, который уже успел поступить на военно-морскую службу. А что бы подумали они, узнай о произошедшем с их тетей, – неужели и для них это было бы нормально? С другой стороны, их взгляды должны сильно отличаться от взглядов их родителей…
Поразмыслив наедине с собой, я наконец успокоилась. Слезы высохли. Я постаралась мыслить рационально. Пускай мне и было стыдно, но я ни о чем не жалела.
Раз уж я назвалась подругой, то следовало как-то это доказать, иначе на каком основании я, Фан Ваньчжи, требовала от Ли Цзюань считать себя ее подругой?
Когда я сообщила Ли Цзюань, что все улажено, она не без тревоги спросила:
– Гладко?
– Сравнительно гладко, – засмеявшись, ответила я.
Первые несколько дней практически все работницы цеха бросали на Ли Цзюань косые взгляды, в глазах некоторых и вовсе таилось скрытое недовольство. И это неудивительно – новая работница вдруг сразу заняла место начальницы конвейера, такое случалось нечасто. Хотя зарплата начальницы была выше всего на двести юаней, в те годы, чтобы получать на двести юаней больше, требовалось самоотверженно трудиться несколько лет. Чтобы занять это вожделенное место, работницы частенько строили друг другу козни. И хотя, представляя девушкам Ли Цзюань, я напомнила, что те самые гостинцы с северо-востока Китая привезла именно она, никакого эффекта это не возымело.
Вскоре Ли Цзюань расположила к себе работниц, доказав свою состоятельность делом.
Все дни подряд она приходила на работу пораньше, уходила попозже и даже успела провести профилактический ремонт всех четырех конвейерных линий – добавила, где нужно, масла, подтянула, где нужно, болты. Внезапные поломки в цеху очень раздражали всех работниц, в таких случаях приходилось приглашать мастера по техобслуживанию со стороны. При этом все время, начиная от ожидания мастера до окончания ремонта, надлежало отработать сверхурочно. Для начальниц поточных линий отводились специальные «вип-места», работа у них была относительно легкой – они упорядочивали стоявший на линии товар, отслеживали брак. Хотя работа на конвейере казалась простой и однообразной, ежедневное совершение монотонных действий с утра и до самого вечера приводило к тому, что даже у опытных работниц немела шея и отваливались руки, а у новичков так и вовсе кружилась голова и даже начиналась рвота.
Ли Цзюань то и дело покидала свой трон, отправляя на него тех, кто устал и утратил сноровку, а сама садилась на их место. В первые выходные она даже вызвалась в помощницы на кухне. Там она и подавно чувствовала себя как рыба в воде. Все признали, что приготовленные ею закуски и лапша с соленьями были неподражаемы. Вскоре девушки ее полюбили, те, кто постарше, стали ласково называть ее Цзюаньцзы[62], а те, кто помладше, выбрали для обращения уважительное «сестрица Цзюань».
То, что Ли Цзюань оказалась моей подчиненной, оказалось полезным и для меня – теперь контроль за работницами в общежитии вела она, в то время как я спокойно готовилась к занятиям в университете. К тому моменту я уже благополучно поступила на вечернее отделение. Ли Цзюань с удовольствием ночевала в общежитии, где общалась, пела и веселилась вместе с остальными работницами. Постепенно к ней вернулось прежнее жизнелюбие, да и выглядеть она стала заметно лучше.
Как-то раз в фабричной столовой снова появился Чжао Цзывэй, в этот раз рядом со мной сидела Ли Цзюань.
Он пришел не для того, чтобы поесть, а для того, чтобы удостоить вниманием Ли Цзюань. По обыкновению заложив руки за спину, он кивнул подбородком в ее сторону и невозмутимо спросил:
– Это она?
– Да, – ответила я.
Ли Цзюань отложила палочки и поднялась.
– Сиди, сиди, не вставай, – остановил ее Чжао Цзывэй.
Едва она присела обратно, Чжао Цзывэй заговорил снова:
– Ты прекрасно справляешься с обязанностями начальницы.
– У меня был опыт, – улыбнулась Ли Цзюань, – спасибо за добрые слова, господин Чжао.
Я успела предупредить Ли Цзюань, что Чжао Цзывэй любит, когда к нему обращаются «господин Чжао». Услыхав, что Чжао Цзывэй ее похвалил, я очень обрадовалась.
– Однако, – продолжал Чжао Цзывэй, – мне кажется, что в столовой ты бы справлялась не хуже. Как тебе такое предложение, не хочешь перейти работать в столовую?
Ли Цзюань вопрошающе посмотрела на меня.
Я не считала, что для Ли Цзюань это хороший вариант, – как говорится, на все вкусы никогда не угодишь, добиться всеобщей похвалы, работая в столовой, практически невозможно. Одно дело – помогать время от времени, и совсем другое – работать поваром на постоянной основе.
Тогда я решила вмешаться:
– Ли Цзюань больше нравится работать в цехе. Цзюань, поблагодари господина Чжао за участие.
– Да, мне больше нравится работать в цехе, спасибо ыам, господин Чжао, – поддакнула Ли Цзюань.
– А ты и правда во всем соглашаешься с ней, – рассмеялся Чжао Цзывэй, – ладно, ладно, забудь…
С этими словами, благодушно напевая мелодию из пекинской оперы, он ушел.
– Как думаешь, мы не перегнули палку? – тихонько спросила Ли Цзюань.
Я тут же возмутилась:
– Грош цена его похвалам, если он предлагает тебе перейти из цеха в столовую. Неужели не видно, что ему вообще все побоку? Он просто слонялся без дела и зашел в столовую, чтобы, так сказать, изобразить заботу о сотрудниках.
– Как бы то ни было, мне кажется, он – очень хороший руководитель, – возразила Ли Цзюань.
Что бы я ни говорила, в этом она осталась непреклонна.
Мне оставалось лишь улыбнуться.
Тут вокруг нас собрались девушки и на все лады принялись умолять Ли Цзюань, чтобы она ни в коем случае не уходила из цеха и не оставляла их.
Всякий раз я появлялась в аудитории самой первой.
Но однажды меня опередили – войдя в класс, я заметила мужчину, который курил, стоя у распахнутого настежь окна. Несмотря на позднюю осень, на улице все еще свирепствовали комары. И хотя аудитория находилась на втором этаже, в кронах деревьев и во влажной траве прятались целые полчища комаров, которые только и ждали, когда откроется окно, чтобы броситься в атаку.
– Эй, зачем вы открыли окно? – окликнула я мужчину. – Если невмоготу, так идите курить на улицу, представляете, каково тут будет, если налетят комары?..
Когда он обернулся на мой голос, я оторопела: оказалось, что он не курит, а зажигает на подоконнике две спирали от комаров. Но удивило меня, конечно же, не это, а то, что передо мной стоял тот самый интеллигентного вида порнофотограф, которого когда-то на моих глазах забрали полицейские!
Он меня не узнал. Поди угадай, сколько женщин заманил в свои сети этот грязный тип, сама же я провела перед его камерой всего лишь десять с лишним минут, поэтому меня он точно не запомнил.
– Кондиционер не работает, – ответил он, – если не проветрить, мы тут задохнемся, а так и воздух поступает, и от комаров защита…
Не желая поддерживать с ним беседу, я выбежала вон.
Как мог среди студентов затесаться такой тип?
Нельзя же смотреть только на оценки, хорошо бы проводить элементарную проверку! Мне казалось, что я просто обязана кому-то все рассказать. Но потом я рассудила, что в правилах набора на вечернее отделение явно имелся пункт о бывших заключенных, которым после перевоспитания не запрещалось поступать в университет, и более того, по отношению к ним запрещалось проявлять дискриминацию.
Я сдержалась и не стала предпринимать никаких действий, а в аудиторию зашла лишь со звонком.
Мое место находилось за первой партой.
Но каково же было мое удивление, когда я увидела этого типа за кафедрой!
– Поскольку ваш преподаватель заболел, меня попросили его заменить. Для меня большая радость и честь преподавать студентам вечернего отделения, но у меня будет одна просьба… – спокойно и невозмутимо произнес он.
Кто бы мог подумать, что он попросит нас, словно школьников, встать, учтиво поклониться и только потом сесть.
Он обратился ко мне:
– Попрошу вас помочь организовать проведение занятия.
В создавшейся ситуации я просто не могла ослушаться, как бы мне того ни хотелось.
Мне пришлось выкрикнуть подряд три команды: «встать, поклониться, сесть», только тогда он остался нами доволен. Я считалась молодой студенткой, но самым старшим из нас было уже далеко за тридцать. Просьба учителя выглядела бесцеремонной, поэтому у всех вытянулись лица.
Однако у него на сей счет имелось объяснение:
– Это вовсе не прихоть, мне тоже не нравится формальное преклонение перед учителем. Я требую этого исключительно в целях соблюдения ритуала. Именно этот простой ритуал помогает всем должным образом сконцентрироваться и настроиться на лекцию. Для меня это тоже своего рода напоминание – раз студенты уважают учителя, учитель должен качественно проводить занятия, ценя драгоценное время студентов; иначе я не заслужу вашего уважения как учитель… Итак, здравствуйте!
Ответив вежливым поклоном, он наконец произнес:
– Теперь, когда все церемонии соблюдены, приступим к занятиям…
С этими словами он повернулся к доске, взял мел и написал название темы: «Социальные связи и урегулирование конфликтов».
У него оказался прекрасный почерк, он явно занимался каллиграфией.
По его мнению, марксистский постулат о том, что сущность человека есть совокупность всех общественных отношений, отнюдь не означает, что в конкретном индивидууме непременно проявятся все какие только есть социальные отношения. Это совершенно невозможно, поскольку социальные связи каждого человека ограничены. Однако, как свидетельствуют факты, чем выше культурный уровень человека, тем привлекательнее для окружающих он становится, тем богаче его социальные связи и тем полнее в нем проявляется приведенный выше тезис Маркса. То же самое справедливо и в отношении государственного подразделения или компании, отсюда и родилось такое понятие, как «связи с общественностью». Это понятие касается не только людей, скорее, это целостная концепция, созданная специально для предприятий, – контакты между предприятиями и обществом гораздо шире, чем контакты между обычными людьми и обществом, соответственно, для ведения такого рода контактов требуется отдельное подразделение. Чем прозрачнее такие отношения, тем лучше имидж предприятия. Развитие предприятия определяется его эффективностью, а эффективность в конечном итоге измеряется прибылью. Но что касается работы по связям с общественностью, то она прежде всего ведется не ради получения прибыли, а ради долгосрочного и устойчивого развит