Нельзя сказать, что в те дни я полностью отрешилась от внешнего мира, с головой погрузившись в учебу. Иногда я говорила, что выхожу прогуляться, но на самом деле садилась на велосипед и разъезжала повсюду в поисках работы. Вопрос трудоустройства все еще был актуален, но однажды я обнаружила помещение площадью около семидесяти квадратных метров, выходящее фасадом на улицу, которое уступал арендатор. После долгих размышлений я решила взять его себе.
Когда мы заняли столик у окна в ресторане западной кухни и официант положил перед нами ножи и вилки, у меня помимо воли вырвалось: «После приезда в Шэньчжэнь это впервые».
Никакого удовольствия от западной кухни я не испытываю. Когда я жила в Юйсяне, мои приемные родители по нескольку раз в год приглашали домой своих одноклассников, друзей и угощали их западной кухней. Причем для этого приглашались известные повара из уездного центра или даже из города Линьцзяна. В китайской кухне используется чересчур много масла, именно это родителям не нравилось. Надо сказать, что домашние банкеты тоже являлись частью их работы – такого рода застолья они называли единением или единым фронтом. Перейдя в средние классы, а потом поступив в университет, я тоже стала частенько заходить в рестораны западной кухни, будь то в Линьцзяне или в Гуйяне. Для студентки, которая с детства росла в благополучной среде, западная кухня дарила совершенно особые антураж, атмосферу и ощущения.
Ли Цзюань, скривив губки, произнесла:
– А я ем это впервые с тех пор, как покинула материнскую утробу. Что в этой кухне хорошего? И что с того, если за всю свою жизнь китайцы ни разу ее не попробуют?
– Мы все равно уже здесь, так что не порть настроение, – сказала я.
Когда принесли стейк, я заметила, что она и правда не умеет пользоваться ножом и вилкой. Посмотрев, как это делаю я, она отрезала небольшой кусочек и положила в рот.
– Вкусно? – спросила я.
– Так себе, впервые ем мясо таким образом, – ответила она. – С завтрашнего дня начинаю борьбу с этим развратом! Никогда больше к этому не притронусь.
– И как же это я тебя развращаю? – спросила я, притворившись, что разозлилась.
– Когда на подработку приезжает наша сельская братия, у нее совсем другое отношение к деньгам, нежели у тех, кому в отцы достался заместитель мэра. Я даже боюсь, что попаду под твое влияние и буду сорить деньгами налево и направо.
После побега из дома у меня уже сложилось представление о том, каким нелегким трудом достаются деньги приезжим, однако спорить мне не хотелось. К тому же она сказала это полушутя, поэтому не стоило относиться к ее словам серьезно.
Когда я озвучила ей свое решение относительно аренды помещения, она вытаращила на меня глаза, которые стали напоминать колокольчики, и на какой-то миг оцепенела, прежде чем воскликнуть: «На это же нужна уйма денег!»
Я пояснила, что если продам свои акции, то денег как раз хватит; сказала и про то, что уступка помещения обойдется дешевле, чем новая аренда, по крайней мере можно сэкономить на ремонте, нужно лишь вносить деньги в срок. Хозяин так торопится найти преемника, что не выдвинул никаких других условий…
– А почему он торопится?
– Говорит, что мать заболела раком и он спешит домой, чтобы выполнить сыновний долг.
– А что там – ресторан или магазин?
– Закусочная, выручка впечатляющая.
– И где она находится?
– Закончим есть, и я тебя туда отведу.
– И что ты собираешься делать после ее покупки?
– Хочу послушать тебя.
– Фан Ваньчжи, пойми меня правильно, я, Ли Цзюань, понятия не имею, как распоряжаться твоими деньжищами, так что я в это вмешиваться не буду.
– Не надо думать, что это сугубо мое дело! Это касается нас обеих!
– Ты хочешь привлечь меня в компаньонки?
– А тебе разве не хочется быть самой себе хозяйкой?
– Даже не уговаривай. Ты прекрасно знаешь, что мои двадцать тысяч это неприкосновенный фонд, я никак не могу вложить их в твое дело!
– Ну… не хочешь – и не вкладывай, все равно мы будем заниматься этим вместе!
– И во что тогда превратятся наши отношения? Ты станешь хозяйкой, а я – твоей подчиненной, такие вот две сестрички…
– Не сестрички, а хорошие подруги!
– Ты подумала, во что могут вылиться трудовые отношения хороших подруг?..
– Может, хватит уже устраивать мне холодный душ? Там такой высоченный потолок, что можно надстроить второй этаж и подвести к нему лестницу, мы спокойно разместимся наверху и тогда каждый месяц будем экономить больше двух тысяч на аренде жилья!..
– Ваньчжи, повторюсь еще раз, в этом деле ты – это ты, а я – это я, и вмешиваться я не буду, так что никаких идей у меня нет! Вкладывать куда-то такие огромные деньги я точно не собираюсь!..
– Я уже сказала, не хочешь – не вкладывай, я же тебя не заставляю!
– Но я переживаю за твои деньги! Я ужасно труслива, когда дело касается финансов, для меня десять тысяч – это уже большие деньги, а сто тысяч – так просто огромные!..
– Хватит! Прекрати орать, стыдобище!..
Так толком и не насладившись западной кухней, мы, недовольные друг другом, отправились домой. Я шла впереди, она – позади, не обращая внимания друг на друга, словно чужие. Вернувшись в гостиницу, каждая легла на свою кровать, притворившись глухонемой.
Прошло немало времени, прежде чем она присела на краешек моей кровати и толкнула меня.
Я резко отпихнула ее руку и раздраженно произнесла: «Не приставай!»
Я и правда сильно разозлилась – принимая решение, я, разумеется, думала о нас двоих. Ради себя одной я бы точно не пошла на такой шаг! В мире бизнеса никто с тобой любезничать не будет, так что любые вложения рискованны, об этом ей не стоило напоминать! Как она могла взять и отмежеваться, когда я решила продать свои акции и вложиться в аренду ради нас обеих?!
– Мне не следовало орать в ресторане, я тебя опозорила, признаю свою вину. Признаю, что была не права, слышишь? Я понимаю, что, принимая такое решение, ты прежде всего думала обо мне…
– Понимаешь, и хорошо, еще лучше, что ты это сказала, – мой гнев сразу испарился.
– Но и ты должна встать на мое место. В свое время командир Чжоу относился ко мне лучше некуда, и теперь я чувствую, что не смогу отплатить ему тем же. Если вдруг ты из-за меня потеряешь такую огромную сумму, смогу ли я вернуть ее в следующей жизни? И будет ли вообще эта следующая жизнь?..
Я резко села и крикнула ей прямо в лицо:
– Почему ты думаешь лишь о плохом?!
Она вернулась к своей кровати и, усевшись на край, обиженно произнесла:
– Ты тоже не кричи. Еще раз крикнешь, я заору так, что услышат все…
Я схватила с пола тапок и запустила в нее, она поймала и положила его на пол. Потом заговорила:
– Мой отец как-то рассказывал одну историю из «Ляо Чжая»[70]. Она была про охотника, которого звали Седьмой Молодец. Стоило только богачу сделать ему что-то хорошее, как матушка Седьмого Молодца тотчас впадала в беспокойство. Седьмой Молодец никак не мог взять в толк почему, и тогда матушка ему объяснила: «Люди богатые платят другим своими деньгами, бедные люди платят другим собственной верностью»[71]. Фан Ваньчжи, я в своей семье за старшую и могу отплатить только верностью…
Эту историю из «Ляо Чжая» я знала, поэтому едва Ли Цзюань дошла до половины, как я схватила второй тапок, но ее последняя фраза удержала меня от того, чтобы запульнуть им в нее.
Я снова улеглась.
– Скажи, где находится это помещение, и я схожу посмотрю. Как я могу что-то сказать, если не видела этого своими глазами?
В душе я признавала, что мыслит она вполне здраво.
Теперь я уже ни чуточки не сердилась.
И все же мое сердце разрывалось от боли.
В тот день я неожиданно поняла: сколь бы близкими мы ни стали, у каждой всегда будет своя правда. Мою правду мне привили мама-директор и папа-мэр, это была своего рода храмовая правда; она же свою правду усвоила от народа, и это была так называемая монастырская правда. Мы напоминали двух преданных послушниц, которые рьяно придерживались исключительно собственной правды, – даже дружбу мы ценили настолько по-разному, что, несмотря на обоюдную преданность и сплоченность, наши пути и устремления не совпадали.
Но дружбу я завязала именно с ней.
И свою жизнь без такой подруги, как она, я уже не представляла.
История про Седьмого Молодца, прозвучавшая из ее уст, меня глубоко ранила.
Я назвала адрес и, не вставая с кровати, бросила ей ключ от велосипеда.
Дождавшись, когда дверь за ней закроется, я заплакала.
– Можно попробовать. – Это была первая фраза, которую она произнесла после возвращения с инспекции.
– Но мы не можем и дальше держать там закусочную. – Это была ее вторая фраза.
Моя решимость относительно всего задуманного пошатнулась.
– Почему? – с деланым равнодушием спросила я.
Усевшись по-турецки на кровать, она, словно проповедник, уверенно отчеканила:
– Что тут непонятного? Вижу, ты зря изучала менеджмент. Во-первых, открытие закусочной это, как правило, семейный бизнес, в котором сам хозяин является дипломированным поваром. Ты подумала, во сколько нам обойдется нормальный повар? Если это семейный бизнес, то шурин, к примеру, отвечает за ежедневные покупки, доставляя их на своей машине. Жена хозяина ведет бухгалтерию, дежурит у стойки и подает напитки, дочки и племянницы работают официантками – понимаешь, сколько они экономят? Если же мы, как ты предлагаешь, надстроим второй этаж и устроим там спальню, то как на это посмотрит санитарная инспекция? Идея-то неплохая, но как ты себе представляешь, что наше спальное место будет аккурат над кухней и столиками для гостей?..
Похоже, она решила развернуть против меня атаку.
– У меня имеется опыт помощницы на кухне, причем справляюсь я не хуже тебя! – громко возразила я.
– Тише, – произнесла она, понижая голос, – зачем так кипятиться? Думаешь, что быть помощницей повара и быть поваром – это одно и то же? Готовить что-то один раз и на целый день это отнюдь не то же самое, что колдовать над разными закусками с утра до вечера. Почему бы тебе не набраться терпения и все-таки выслушать меня?