Я наконец успокоилась, села на кровать и, глядя на нее, спросила:
– Если я прогорю, это мое дело, как это касается тебя?
Она захотела присесть рядом, но я возразила:
– Не приближайся, считай, что мы теперь на разных территориях! Отныне та половина – твоя, а это – моя!
Выпалив это, я провела рукой невидимую границу.
Она оцепенела, потом послушно отступила назад, снова села на свою кровать и, пристально глядя на меня, тоном взрослого, укоряющего своенравного ребенка, произнесла:
– Ого, да ты решила поиграть в войнушку! Хочешь ты меня слушать или нет, я все же должна договорить.
В итоге Ли Цзюань предложила устроить супермаркет. Проведя опрос в двух микрорайонах неподалеку, она выяснила, что тамошние дома уже больше чем на семьдесят процентов заселены, но, несмотря на обилие закусочных, ни одного магазина там не было. Плюс открытия супермаркета в том, что отпадал вопрос о санитарно-гигиенической сертификации, соответственно, исчезала проблема с проверками и штрафами со стороны санинспекции. И второй этаж никому бы не помешал, к тому же Ли Цзюань могла присматривать за магазином сама, что позволило бы немало сэкономить на найме продавца. Она была уверена, что супермаркет мог бы принести неплохую прибыль…
– Не вмешивайся в мои дела! – недовольно проворчала я.
– А если я вложу десять тысяч, это дело станет общим? – спросила она. – Тогда я стану мелким акционером, а заодно буду у тебя подрабатывать. Если моя зарплата будет не меньше, чем на упаковочной фабрике, так и прекрасно…
– Ли Цзюань, что я тебе сделала плохого? Как мне еще убедить тебя, что я – твоя подруга? Ну почему ты то и дело ранишь меня своими словами?! – снова повысила я голос.
– Ничего плохого ты мне не сделала, – произнесла она, – и, конечно же, ты, Фан Ваньчжи, являешься для меня, Ли Цзюань, лучшей подругой, причем единственной подругой во всем Шэньчжэне. Если кто-то посмеет тебя обидеть, я буду готова отдать за тебя свою жизнь…
– Тогда к чему вся эта история про Седьмого Молодца?!
Как бы я ей ни верила, но слез обиды сдержать не смогла.
– Почему тебя так ранила история про Седьмого Молодца? И чем мои слова ранили тебя сейчас? В чем я не права? Денежные вопросы должны четко решаться даже между родными братьями, так было на протяжении веков. Что-то я ни разу не слышала, чтобы братья были не в ладах друг с другом из-за договоренностей! Зато приходилось слышать, как становились врагами родные братья, которые не договорились, как будут делить прибыль! Эй, я не привыкла разговаривать с тобой через границу, давай я переберусь к тебе, можно?..
Она поднялась с кровати.
– Мне поприветствовать тебя аплодисментами? – проворчала я.
Между тем она подошла ко мне и присела рядом.
– Какая же ты подруга, если то и дело ранишь мое сердце холодными словами? – произнесла я.
– Язык у меня острый, словно нож, зато сердце мягкое, словно соевый творог, разве еще не поняла? Мы вообще не должны были становиться подругами, никогда об этом не думала? Ведь ты кто? Дочь мэра! В какой среде ты росла? Неужели ты не понимаешь, что выросла с короной на голове? А я с самого детства росла среди бедняков! Я давно уже привыкла к их пересудам, мелочным склокам, интригам и двуличию. В уездном центре я впервые побывала, лишь когда приехала в Шэньчжэнь! Что же до тебя, даже если ты спустишь все деньги, твой папа-мэр просто скажет, мол, будем считать, что это плата за обучение. Если ты почувствуешь, что вдруг утомилась, то сможешь вернуться в Юйсянь в квартиру своей мамы-директора и спокойно восстановить там силы, думаю, там такое же безмятежное местечко, как то, в котором жила Линь Дайюй[72]. А еще ты можешь обосноваться в Линьцзяне, в квартире твоего папы-мэра, думаю, ее площадь не меньше ста пятидесяти квадратов. Но куда деваться мне, если вдруг что-то пойдет не так и я останусь без гроша в кармане? Если я поеду домой и хотя бы полгода просижу там, не выезжая на заработки, что будет с моей семьей? Ты вот обижаешься, что это не по-сестрински отказаться поддержать твою идею. Но если мы обанкротимся, то даже потеря десяти тысяч для меня будет большим ударом! Поэтому мне приходится думать и о себе тоже, я должна взять ответственность за нас обеих. Дружба с тобой, Фан Ваньчжи, это настоящее испытание, думаешь, мне легко быть твоей подругой? Ты постоянно злишься по пустякам, то и дело цепляясь к словам…
Пока я молча слушала, как она изливает на меня всю свою горечь, я впервые осознала, что мои искренние попытки подружиться оборачиваются для людей тяжелым бременем. Когда я это поняла, вся моя злость улетучилась, остались лишь угрызения совести.
Тем не менее вслух я продолжала возражать:
– В любом случае, ты причинила мне боль, и это факт, так что если ты меня сейчас не пожалеешь, я перестану тебя замечать.
Тут же до меня донесся ее смешок.
– Ну хорошо, я тебя пожалею. Мы же подруги, куда я без тебя? Кто заставлял меня рождаться на целых полгода раньше тебя! Ладно, кончай уже дуться, считай, что во всем виновата я, хорошо?
Все это она говорила, крепко стиснув меня в объятиях.
И только когда ее щека прикоснулась к моей, я поняла, что она не только смеется, но и плачет…
12
20 октября бывший хозяин закусочной наконец-таки начал собирать вещи и освобождать помещение. До этих пор формальности оставались до конца не улаженными. Из-за выходных, которые выпали на празднование Первого октября, процесс несколько затянулся. В те годы такого рода сделки проводились в Шэньчжэне довольно быстро. В праздничные дни мы с Ли Цзюань вместо того, чтобы отдыхать, или оформляли какие-то бумаги, или направлялись на рынок за стройматериалами.
Спустя неделю помещение наконец освободилось и все формальности были улажены.
Увидев, насколько загажено оказалось внутри, я была глубоко потрясена и уныло спросила:
– Как можно было довести его до такого состояния?
– Тут пять лет была закусочная, естественно, что с оголенными стенами тут все выглядит неприглядно, – произнесла Ли Цзюань.
– Как думаешь, сколько мы сэкономим, если подготовим помещение к ремонту своими силами? – спросила я.
– Дорогая моя, выкинь эту идею! – возразила она. – Есть виды работ, не созданные для женщин. Самостоятельный ремонт окажется слишком для нас трудным, а главное займет уйму времени, к тому же много на этом не сэкономишь. Там, где нужно экономить, нужно экономить, а где нужно тратить, нужно тратить.
– Послушаюсь твоего совета. В этих делах я полный профан, так что давай просвещай меня.
– И какие у меня полномочия? – поинтересовалась она.
– Любые, – ответила я.
– И даже действовать на свое усмотрение?
– Да! – подтвердила я.
В вечернем университете началась пора экзаменов, поговаривали, что по сравнению с предыдущими годами задания стали сложнее. Я не позволяла себе смотреть на Ли Цзюань свысока, мне даже хотелось, чтобы она все сделала сама. В свою очередь, она, дабы мне не разрываться на два фронта, с радостью действовала в одиночку. Когда к нам заехали мастера, Ли Цзюань постоянно находилась рядом с ними и следила, как продвигается ремонт, опасаясь, как бы они где-нибудь не напортачили. Я же целыми днями сидела дома, повторяя материал, и практически ни на что не отвлекалась. У меня остались лишь две заботы – заварить к ее приходу чай, дождаться, когда она немного отдохнет, и вместе с ней сходить в баню «Циншуй», а после бани отвести ее поужинать, заказав ее любимые блюда. Вернувшись после всего этого домой, Ли Цзюань раскладывала на кровати свои чертежи и принималась докладывать, куда она вывела электропроводку, куда требуется провести трубы, в какой цвет надо выкрасить стены, какого размера выбрать напольную плитку и так далее. Сказать по правде, моя голова пухла от ее рассказов. Она так хлопотала и радовалась, что создавалось ощущение, будто бы она делает ремонт в доме, в котором собирается обосноваться раз и навсегда. Что до меня, то я такого энтузиазма не испытывала. Мне всего лишь хотелось, чтобы у нас с ней появилось более-менее надежное гнездышко, где мы работали бы сами на себя и больше ни от кого не зависели.
Экзамены я сдала хорошо, и чтобы отметить это дело, Гао Сян вместе с начальником Ли пригласили меня в ресторан. К тому моменту мои отношения с Гао Сяном уже наладились. Случившееся когда-то недоразумение нас только сблизило, теперь в его присутствии я больше не чувствовала себя скованной и не мучилась угрызениями совести из-за того, что когда-то считала его лжецом и проходимцем. За обедом начальник Ли рассказал, что количество студентов увеличилось как никогда, экзаменационных работ тоже стало больше, проверять такой объем стало непросто. Заодно он поинтересовался, не хочу ли я временно занять должность секретаря, чтобы помочь экзаменаторам.
Такое предложение меня смутило, ведь я тоже являлась обычной студенткой – как я могла оценивать работы своих сокурсников?
Тогда Гао Сян объяснил, что оценивать работы не требуется, нужно лишь стать связующим звеном между экзаменаторами и докладывать обстановку комиссии, чтобы та была в курсе разного рода проблем и оптимизировала текущую работу.
Как сказал учитель Гао Сян, вечерний университет это все равно университет, его дипломы имеют такую же силу, как и в дневном; работа по оценке экзаменов требует серьезного подхода, любое мошенничество рассматривается как преступление. Ну а поскольку возникла проблема с предыдущим координатором, он рекомендовал на эту должность меня, поскольку я умею хранить секреты и не обременена социальными связями.
Начальник Ли от себя добавил: «Учитель Гао прекрасно разбирается в людях, я ему доверяю. К тому же необходимую проверку ты уже прошла. Эта работа продлится самое большее месяц, самое меньшее – двадцать с лишним дней, деньги за нее предполагаются немаленькие – фиксированные восемь тысяч юаней».
Я подумала о Ли Цзюань, которой приходилось руководить ремонтом в одиночку. Иной раз она что-то делала сама, рано вставала и поздно возвращалась, ужасно уставала, то и дело ранила руки, поэтому сперва я думала наотрез отказаться. Однако услышав о восьми тысячах юаней, я тут же поддалась искушению и втайне возликовала – раньше такую сумму я смогла бы получить, проработав не меньше трех с лишним месяцев!