Едва сдерживая волнение и притворившись абсолютно спокойной, я спросила о своих обязанностях.
По словам начальника Ли, ничего необычного не требовалось, разве что провести все это время вместе с экзаменаторами в изоляции без права покидать территорию кампуса и общаться с кем бы то ни было. Именно из-за таких жестких требований вознаграждение было таким высоким.
Я попросила день на раздумья, учитель Гао и начальник Ли с радостью согласились.
После обеда учитель Гао пригласил меня зайти в его фотостудию, сказав, что у него для меня сюрприз. Поскольку я уже прониклась к нему доверием и симпатией, то отказываться не стала.
По дороге я поинтересовалась, почему он порекомендовал именно меня.
– Я и начальник Ли уже четко объяснили это за обедом, – отозвался он.
– Вам действительно кажется, что вы хорошо меня знаете?
– Для меня узнать человека не составляет труда. Даже если попадается сложная натура, единственное, что нужно, это чуть дольше приглядеться.
– Вы умеете гадать по лицу?
В душе я испугалась и снова насторожилась. Я никогда не верила во все эти штуки типа предсказаний или гаданий по лицу; любой, кто утверждал, что обладает такими способностями, в моих глазах тотчас превращался в шарлатана.
– Любишь смотреть кино? – задал он встречный вопрос.
– Люблю, – ответила я.
– Знаешь, что такое крупный план?
– Знаю.
– Даже если у человека сложный характер, не бывает такого, чтобы его свойства хоть чуточку не отразились на его лице. В кино это целиком сводится к актерской игре. Поэтому крупный план используется для того, чтобы даже не очень восприимчивый зритель увидел нужные акценты. Если говорить о фотографах, они все как один очень проницательны. Иногда нам нравится ловить удачный кадр. Что значит удачный кадр? Это не что иное, как недоступное обычному глазу микроскопическое выражение лица, которое может отражать в человеке как нечто хорошее, так и нечто отвратительное. Некоторые вроде как обладают благородной наружностью, однако через зум объектива мы, фотографы, видим лицо, развращенное алкоголем, сексом, богатством и лицемерием. Другие, напротив, кажутся неказистыми, даже уродливыми, но через объектив на нас смотрят добрые глаза и ничем не запятнанная душа. Древние китайцы говорили: «Сердце праведно – глаза чистые», «внешнее отражает внутреннее», и в этом определенно содержится научная истина. Я видел через камеру бессчетное количество людей, так что хочешь не хочешь, а научишься гадать по лицу. Запомни, что я скажу: одно дело – иметь некрасивое лицо, и совсем другое – иметь некрасивую внешность. Некрасивое лицо является следствием неправильных черт, а некрасивая внешность отражает душу.
В тот день учитель Гао выпил два бокала пива, поэтому говорил больше обычного. Его объяснения развеяли зародившиеся было во мне сомнения.
В фотостудии он подарил мне несколько моих портретов, вставленных в рамки разных размеров. Среди них были большие, с обложку журнала, и совсем маленькие, буквально в несколько цуней[73], все черно-белые. Негативы он также приложил. Помещая фотографии в бумажный пакет, он сказал: «Постарайся сохранить любовь к чтению, сейчас среди китайцев встречается все меньше интеллигентных лиц».
Я снова насторожилась, поскольку никогда не рассказывала ему о своих увлечениях.
Уже провожая меня за дверь, он произнес еще одну фразу: «Восьми тысяч тебе вполне хватит, чтобы оплачивать жилье на полгода вперед, ты уж не обмани ожиданий начальника Ли».
Тогда-то я и поняла, что, рекомендуя меня, он прежде всего действовал из самых лучших побуждений.
Переступив порог «дома», я увидела спавшую прямо в одежде Ли Цзюань – одна ее туфля валялась на полу, другая все еще висела на ней. Одежда, в которой она делала ремонт, пестрела капельками известки. Обняв подушку, она лежала ничком, повернув лицо набок, из уголка рта прямо на простыню скатывалась слюна, всем своим видом она напоминала притворившуюся мертвой ящерицу.
Когда я стала снимать с нее вторую туфлю, она проснулась.
Ее очень впечатлили мои фотографии, она даже заметила, что они передают мой характер.
– Ах, Ваньчжи, тебя хоть и нельзя назвать красоткой, но с тем, что у тебя прекрасный характер, не поспоришь. Есть поговорка, мол, «какое семя посеешь, такой цветок и взойдет», но это не совсем так, тут надо еще учитывать, в каком месте это семя посадили. Что до меня, если бы мне даже и довелось родиться в нормальной семье, или если бы меня занесло в приемную семью начальника уезда, на моем лице все равно ничего бы подобного не отражалось! Ну посмотри, посмотри на меня, о чем говорит мое лицо?
Восстановив силы после сна и изголодавшись по общению, она трещала без умолку.
В душе я понимала, что ее стоило хоть чем-то наградить. Но поскольку ничего вещественного у меня под рукой не оказалось, следовало поощрить ее хотя бы морально. Поэтому, напустив на себя важный вид, я произнесла:
– У тебя дух женщины-рыцаря.
– Правда?..
Она стала искать зеркальце, то самое, которое осталось от Яо Юнь.
– Вот оно.
Взяв зеркальце, она пригладила волосы и, глядя в него, спросила:
– И как этот дух разглядеть?
– Между бровями.
– Где именно между бровями?
– В пространстве между бровями.
Она приблизила зеркальце вплотную и, прищурившись, спросила:
– Почему я ничего не вижу? Там ничегошеньки нет.
Она явно старалась меня насмешить.
– Дух женщины-рыцаря отображается не всегда, зачастую он скрыт и появляется лишь от случая к случаю. В такие моменты лицо заливается светом рыцарской отваги…
– Прекрати, сестренка, при чем тут еще рыцарь?
– Разумеется, так говорят про рыцарей-женщин, именно про них в древности сложили строки: «Не пугается, если впереди рушится Тайшань, не паникует, если позади ревет тигр»… Точно-точно!
Тут я и сама не сдержалась, прыснув со смеху.
– Дорогая, ты и правда держишь меня за дурочку? Что-то не поняла, ты решила надо мной подшутить? – напустилась на меня Ли Цзюань. – Честно говоря, я тоже пошутила! Надеюсь, на этот раз я ничем не ранила твое изнеженное сердечко?
Я не знала, что и сказать, поэтому, улыбаясь, лишь покачала головой.
– Давай перейдем уже к делу, как экзамены? – спросила она.
– По моим ощущениям, отлично, – сказала я и тут же принялась во всех деталях рассказывать про возможность заработать восемь тысяч, желая узнать ее мнение.
– Соглашайся! Соглашайся! Ни в коем случае не сомневайся и тем более не отказывайся! Я тебе этого не позволю! Поняла? Обо мне даже не беспокойся, я справлюсь. Ты должна заработать для нас эти восемь тысяч! Восемь тысяч, это же ого-го! Сестричка, представляешь, как эти восемь тысяч пригодятся нам для ремонта?!
Еще ни разу в жизни я не видела, чтобы она буквально прыгала от радости.
В полдень первого дня 2004 года я все еще находилась на закрытой экзаменационной площадке и все-таки, пусть даже и через решетку университетских ворот, но мы встретились – я стояла внутри, она – снаружи, наша встреча напоминала тюремное свидание.
Вся ее голова от макушки до подбородка была обмотана бинтами. Я была в шоке.
Она сказала, что ей на голову упал кусок керамической плитки, но ничего серьезного, всего лишь небольшая рана.
Я так расстроилась, что у меня навернулись слезы.
Она же с улыбкой произнесла, что соскучилась и пришла, просто чтобы меня увидеть, а заодно успокоить – ремонт продвигается хорошо, и все идет по плану.
В субботу, 17 января 2004 года, мы официально открыли наш супермаркет. Моя работа координатором завершилась, и я передала Ли Цзюань восемь тысяч.
Я заранее не знала, какой вид приобрело наше помещение после ремонта, несколько раз я порывалась туда сходить, но Ли Цзюань не разрешала, умоляя дождаться дня открытия. Название супермаркета она также хранила в строжайшем секрете, тем самым только разжигая мое любопытство, мол, придет время – все равно узнаешь!
Глядя на украшенный фасад, я не удержалась от слез, обняла Ли Цзюань и произнесла:
– Цзюань, представляю, как ты намучилась!
Хотя повязку на ее голове уже поменяли, снять окончательно пока не разрешили.
– Никаких мучений, я очень счастлива! – зашептала она прямо мне в ухо. – Твой вклад неоценим. Благодаря заработанным тобою восьми тысячам заключительный этап прошел ударными темпами!
Витрину магазина Ли Цзюань выполнила в русском стиле, в те годы такое в Шэньчжэне было настоящей диковинкой. Расположенные по обеим сторонам о́кна она украсила деревянными наличниками, это было очень красиво. Теперь, помимо своей прямой функции, окна еще и радовали глаз. Она объяснила, что это техника механической резьбы, которая оказалась совсем не сложной и к тому же недорогой.
На открытие пришли почти все девушки с упаковочной фабрики, это тоже стало неожиданным сюрпризом.
Одна из девушек призналась:
– Сестрица Цзюань лично пришла нас пригласить, как мы могли не прийти и не поздравить вас с таким событием!
– Если об этом узнает Чжао Цзывэй, вам точно влетит, – сказала я.
Девушки бросились наперебой рассказывать, что Чжао Цзывэй попал в большую заваруху, ему предъявили обвинения в азартных играх, в контрабанде, в изготовлении фальшивой продукции, в продаже накладных, кроме того, он мог быть завязан с наркотиками. В любом случае, обвинений ему предъявили много, и в совокупности они считались тяжелыми, говорили, что его посадят лет на семь-восемь. Кроме того, в это дело оказалась впутана и его личная секретарша, та самая «сычуаньская ваза». Теперь фабрика перешла под управление старшего брата Чжао. Старший Чжао оказался более серьезным, чем Чжао Цзывэй, дела вел успешно, поэтому атмосфера на фабрике улучшилась, сотрудникам больше не прививался так называемый дух Чжао Цзылуна, про лозунг «Выбор одного лучшего, двойная порядочность и безразличие к трем вещам» тоже не вспоминали…