– Согласна. Даже если у нас будет сигнализация, оружие для самообороны точно не помешает, – откликнулась Цзюань и снова улеглась.
Тараторя, я принялась ее тормошить:
– Не засыпай, я хочу с тобой побрататься!
Изумившись, она растерянно проговорила:
– Ваньчжи, ты, случаем, не лунатик? Мы вообще-то девушки, ты о чем?
– Мы побратаемся и станем назваными сестрами! – предложила я.
– Как это раньше делали мужчины? – переспросила она.
– Верно, почему бы и нет? – настаивала я.
– А это не слишком? – прищурившись, спросила она. – Разве мы и так уже не сестры?
– Вроде как и сестры, но еще не совсем. Но если мы устроим особый обряд, то станем ими. Мне так этого хочется, что, если ты не согласишься, я не усну, поэтому лучше соглашайся!
– Хорошо-хорошо, сделаем все как скажешь, лишь бы только еще поспать, – согласилась она. – На дворе ночь глухая, а она тут со своими выдумками!
– Глухая ночь – самое подходящее время для обоюдных клятв, – сказала я.
– И куда мы пойдем?
– Сделаем это прямо здесь!
– Никогда не слышала, чтобы братались прямо в спальне.
– Во все можно привнести новое!
– Но для этого требуются хотя бы благовония, а в нашем магазине их нет. Сестричка, может, лучше завтра? Завтра я достану для нас благовоний…
– Нет, сейчас! Благовония у нас в душах.
– Но дающие клятву должны на что-то или на кого-то взирать, к примеру на луну, на Гуань Юя или того же Чжао Цзылуна, а на кого будем взирать мы?
– На богиню Чанъэ[76] и У Гана[77].
– И где же они? Ведь ты сказала, что они должны быть перед нами?
– Разумеется, они на небе, а на нашем потолке как раз изображено небо.
– А ты ничего не перепутала?! У нас тут синее небо и белые облака, ни солнца, ни луны.
– Так сейчас ведь ночь, считай, что взошла луна.
– Ладно-ладно, тебя не переспоришь, говори уже, что я должна делать.
Ли Цзюань наконец-то перестала сопротивляться, тогда я притянула ее поближе и приказала встать на колени рядом со мной и посмотреть на наш темный потолок.
– Помнишь, где живут Чанъэ и У Ган? – тихонько спросила я.
– В лунном дворце.
– Представила? – снова спросила я.
– О чем ты?
– Представила луну?
– Представила, представила, вот уже и дворец разглядела. Вижу, как на нас, обняв нефритового зайца, взирает Чанъэ, вижу, как У Ган рубит дерево. Эй, сестричка, я одного в толк не возьму, у них же там растет всего одно дерево, причем не абы какое, а душистый османтус. Зачем же он его срубает? Ему что, больше некуда деть свою энергию? Ведь ясно же, что это портит лунную экологию!
– Не будь занудой, лучше начинай.
– Начинать? Начинать что?
– Ну все эти ваши тары-бары во время братания. Это же народный обряд, и ты в этом куда лучше меня должна разбираться. К тому же ты почти на полгода старше, а слова клятвы произносят старшие…
Общаясь с Цзюань уже долгое время, я неосознанно употребила ее же словечко «тары-бары».
– Это была твоя идея, почему теперь все это должна делать я? Попроси ты меня спеть колыбельную, я бы спела, прибаутки для штрафных рюмок я тоже знаю, но обо всех этих штуках с братанием я в жизни своей не слыхала, так что прости, сестренка, но этого я не умею! – решительно заявила Цзюань.
У меня не осталось другого выбора, как провести обряд самой. Мысленно нарисовав перед собою картинку, я начала:
– Сестрица Чанъэ, братец У Ган, прошу вас засвидетельствовать с Небес, что я и дунбэйская девушка Ли Цзюань живем душа в душу, наши сердца бьются в унисон, мы искренни в своих помыслах и совместно разделяем трудности. И пускай родились мы не в один день, месяц и год, но я хочу…
– Фан Ваньчжи! Только не говори про смерть!..
Я и так-то придумывала клятву на ходу, а после того, как меня резко оборвала Цзюань, я и вовсе запуталась. Начинать все по новой не хотелось, поэтому пришлось сочинять дальше: «Но я хочу… хочу, чтобы, зарабатывая деньги, мы не думали об огромном богатстве и влиянии, но при этом получали бы свой горшочек с золотом. Пусть наш денежный ручей будет течь долго и никогда не иссякнет. Прошу сестрицу Чанъэ и братца У Гана благословить нас обеих, чтобы мы как можно скорее стали обеспеченными людьми, у которых есть дом, машина и несколько миллионов сбережений…»
– Ха-ха! Ну ты даешь, ну и дикость! Еще и глаза закрыла! Это церемония братания или поклонение Богу богатства?..
Толкнув меня, Ли Цзюань продолжила:
– Чанъэ и У Ган – это божества, разве можно простым смертным называть их сестрицей и братцем? Не боишься их оскорбить? К тому же у богов тоже есть разделение труда, и богатство уж точно не по части этих двух! Дорогой Бог богатства, не сердись, я не слишком разбираюсь во всех этих шарлатанских штучках, не обессудь…
– Брысь отсюда, я не шарлатанка! – Разгорячась, я тоже как следует толканула ее.
Ошарашенная, она уставилась на меня, после чего разразилась громким смехом и, не в силах остановиться, принялась кататься по постели.
Сперва я не знала, как на все это реагировать, поэтому, глупо улыбаясь, просто глазела на нее. Потом я тоже не выдержала и принялась неистово хохотать. Я ничего не могла с собой поделать, словно меня и вправду наказали боги…
В итоге инициированный мною обряд братания потонул в потоках нашего хохота.
Но удивительно, что, несмотря на неудачу, у меня осталось ясное впечатление, будто мое заветное желание сбылось. Я рухнула на постель и забылась крепким сном. Когда я открыла глаза, за окном почти рассвело.
– Я еще подремлю, – пробормотала я.
Но Цзюань мне спать не дала. Толкая меня снова и снова, она приговаривала:
– Как меня доставать, так это ничего, да? Лучше объясни кое-что, а то я уснуть не могла и до сих пор в толк не возьму, – вот ты вспоминала этих двоих, Чанъэ и У Гана, они же оба одинокие, почему они еще не поженились?..
В результате от всех ее дурацких вопросов весь мой сон улетучился…
Наверное, из-за того, что мы были молоды, нас переполняла энергия; наверное, из-за того, что теперь мы обзавелись магазином и домом, о котором мечтали, мы сгорали от счастья; наверное, из-за того, что вчера мы заработали два ведра денег, мы пребывали в приятном возбуждении – в общем, даже несмотря на наши ночные бдения, утром мы были на удивление бодры.
– Ну как, чувствуешь себя по-новому? – спросила я.
– Ты о чем?
– Хотя ты и сорвала наш ночной обряд и он не завершился как следует, для меня это уже свершившийся факт, так что, будьте добры, доложите о своих ощущениях.
– А какие могут быть ощущения? – подхватила она. – Если говорить о том, что я должна защищать тебя, наш магазин и деньги, то теперь моя ответственность только возросла!
В тот день, а именно 18 января 2004 года[78], наш чистый доход оказался весьма внушительным, он снова составил два ведра и был не меньше вчерашнего.
По словам Цзюань, в последующие дни нас ждало постепенное сокращение прибыли – в канун Праздника весны деньги текли рекой, а вот потом целую неделю в магазине могло быть пусто. Такое повторялось каждый год, она лишь хотела напомнить, чтобы я была к этому морально готова и не пала духом.
– Может, тогда не стоит в эти дни открываться? – спросила я.
– Наоборот, надо работать в обычном режиме, – тут же возразила Цзюань, – мы должны сделать так, чтобы покупатели еще сильнее почувствовали нашу заботу о них.
Заметив, что я не согласна, она продолжила гнуть свою линию:
– Ты у нас мастер по написанию лозунгов, а я – по открытию настоящих супермаркетов, так что лучше слушайся меня.
В последующие дни мы напоминали двух скупердяек, помешанных на деньгах, – с утра до вечера у нас на уме и на языке были только деньги. Мы только и мечтали о том, как бы раскошелить наших покупателей, чтобы ни один из них не ушел, не потратив хотя бы сотню юаней. А по вечерам, когда усаживались друг напротив друга и считали деньги, мы представляли, что пластиковые ведерки с деньгами – это не иначе как наши волшебные талисманы богатства.
В первый день первого лунного месяца магазин и правда остался пустым, в супермаркет зашли лишь двое взрослых и один ребенок – ребенок купил лампочку, один из взрослых – банку консервированного тофу, а другой, который просто проходил мимо, – зажигалку.
Вечером мы закрылись пораньше и снова заварили себе лапшу. Забравшись наверх, мы просто лежали, тупо уставившись в потолок, разделяя на двоих нашу скуку. Из-за этого невиданного безделья мне даже ничего не хотелось читать.
Праздник весны – это самый тоскливый праздник для тех, кто остался вдали от дома.
Я, разумеется, тосковала не по Шэньсяньдину, а по дому в Юйсяне – местные всегда называли его квадратной усадьбой. Что касается родных мне людей, то и тут я скучала не по родному отцу Хэ Юнвану и старшим сестрам, а по моему папе-мэру – если бы он был по-настоящему родным, разве бы пришлось мне уже второй год подряд праздновать этот день на чужбине? Чтобы развеять гнетущие мысли, я молча поднялась и принялась возиться с деньгами – у бумажных купюр расправляла уголки, разобранные по кучкам монетки завернула в новую бумагу.
Какая прекрасная вещь деньги – даже если на них просто смотреть и не тратить, это все равно приносит удовольствие. Причем чем больше денег, тем радостнее. Это напоминает то самое чувство, с которым родители смотрят на своих умненьких, перспективных деток, мечтая об их блестящем будущем.
Приподнявшись с постели, Ли Цзюань, глядя на меня, осторожно поинтересовалась:
– А как насчет того, чтобы завтра у нас появился телик?
У нас уже накопилось больше двенадцати тысяч, этого вполне бы хватило на телевизор.
Но я вдруг заколебалась.
Тогда Цзюань продолжила:
– Я знаю одно место, где можно купить задешево.