Я и моя судьба — страница 62 из 90

[84].

Я также побеседовала с Чжао Каем и прямо его спросила:

– Ты точно хочешь поступать в университет?

– Да, – ответил он.

– На сколько процентов? – уточнила я.

– На все сто.

Это был исчерпывающий ответ.

Я долго молчала, после чего сказала:

– Тогда продолжай трудиться. Начиная с этого дня ответственность за твое обучение я беру на себя.

– Я тебя не подведу, – ответил он.

Наверняка он описал меня своим одноклассникам в самых ярких красках, потому что, когда я уезжала, они провожали меня, выстроившись в живой коридор. Стоило мне сделать шаг за школьные ворота, как ребята хором принялись кричать: «До свидания! Мы тебя любим!» Конечно, всем им хотелось иметь такую же тетю, как я.

В тот момент мое сердце переполнилось от счастья.

И пускай я приходилась Чжао Каю всего лишь тетей, я смогла доказать, что такие ответственные родственники, как я, действительно существуют. Мое появление на собрании не обошлось без разных удивительных слухов, в глазах ребят такое событие больше напоминало сказку – их отношение ко мне говорило именно об этом.

Итак, в тот день я приняла относительно Чжао Кая твердое решение – и, как говорится, сказано – сделано. После этого мою вторую сестру словно подменили. Во-первых, она объявила сыну, что впредь будет ходить на собрания сама, кроме того, она забрала к себе отца.

Я никак не ожидала, что смерть родного отца заставит меня так долго грустить. То и дело я видела его во сне. Как ни крути, я выпрыгнула не из камня[85], жизнь мне дали родители. Я никогда не видела родную мать, даже на фотографии, и это не могло не вызывать у меня чувство досады. Удивительное создание человек – вопреки тому, что он никогда не видел и больше не увидит родную мать, на душе у него все равно остается шрам, который он нанес сам себе. У меня подобный шрам тоже был, но, к счастью, с отцом я встречалась трижды, причем в последнюю встречу дала ему полторы тысячи юаней, перестирала его вещи и приготовила ужин. А еще наконец-то назвала его папой.

Как-то ночью я со слезами поведала о своей печали Цзюань, и ее это очень тронуло.

Однажды я и сама проснулась от ее плача.

– Что случилось? – спросила я.

– Мне страшно…

Решив, что ей просто приснился кошмар, я принялась над ней подшучивать.

– Кошмары тут ни при чем. Мне страшно, что однажды мои родители, один раньше, другой позже, умрут, так и не вкусив нормальной жизни. Чем больше я об этом думаю, тем мне страшнее, чем страшнее, тем больше я думаю… Ваньчжи, когда этот день и правда наступит, боюсь, я этого не перенесу. И если тогда я решу сунуть пальцы в розетку, лучше меня не останавливай… – И она зарыдала в голос.

В этом была вся Цзюань – она готова была упорно работать, экономно жить, откладывать деньги – и все ради того, чтобы ее родители успели хотя бы несколько лет нормально пожить; чтобы младший брат женился и обзавелся семьей; чтобы сын командира Чжоу поступил в университет…

Казалось, каждый юань она зарабатывает и сохраняет не для себя, а для других.

Обняв ее, я неустанно повторяла: «Цзюань, моя дорогая Цзюань, все твои мечты обязательно сбудутся, обязательно сбудутся…»

На выходные по случаю Дня образования КНР торговля шла на удивление превосходно. Один из жилых комплексов открыл задние ворота, которые выходили аккурат на нашу улицу, поэтому у нас появилось много новых покупателей, по большей части тетушек почтенного возраста. Чтобы завлечь их в наш магазин и сделать постоянными клиентами, все эти дни мы с Цзюань обхаживали их как могли. Как говорится, «уйти-позабыться есть средство одно: большими деньгами зовется оно»[86]. Гао Сян тоже преподнес мне приятный сюрприз – одна из его фоторабот получила на выставке денежный приз, и он купил сразу два мобильных телефона «Нокия», один из которых подарил мне. Совсем скоро он собирался отправиться за сбором материала в Тибет, так что с телефонами мы в любое время могли быть на связи. Для меня и Цзюань этот мобильник оказался важным подспорьем, если кто-то из нас уходил из магазина, то непременно брал его с собой, в итоге нам удавалось уладить множество самых разных дел.

Не успели мы оглянуться, как пришел ноябрь.

Однажды, расставляя на полках товар, я услышала громкий крик стоявшей у двери Цзюань:

– Ваньчжи, бегом! Бегом сюда!

Я тут же поспешила ко входу и увидела стоящую прямо перед Цзюань улыбающуюся во весь рот очаровательную женщину с белым пекинесом на руках.

– Она выдает себя за нашу Цяньцянь, – с каменным лицом обратилась ко мне Цзюань, – что скажешь?

Я как следует присмотрелась к незнакомке. Хотя ее украшал яркий макияж, и была она вся из себя расфуфыренной: на пальцах – кольца, на запястье – браслет, в ушах – серьги, на голове – газовый платок, на ногах – длинные сапоги, – но это и правда была Цяньцянь!

Однако я возьми да скажи:

– Не знаю такую, гони ее взашей!

С этими словами мы принялись выталкивать ее на улицу, она же хихикнула и прямо со своей собачкой проскользнула внутрь, прячась между полок. Собачка подняла возмущенный лай, из-за чего лежавший на подоконнике Малыш от испуга драпанул на второй этаж и теперь пялился на собаку сверху, встопорщив усы и выпучив глаза.

Чтобы унять создавшийся переполох, я закричала:

– Передышка, передышка, надо отдышаться, давайте уже присядем.

Тогда Цзюань повесила на двери магазина табличку «Перерыв», закрыла его на ключ и, сделав реверанс, пригласила Цяньцянь в нашу спальню.

Цяньцянь, глянув наверх, нахмурилась и сказала:

– Еще наверх залезать, ну уж нет. Я просто хотела сказать, что очень рада вас найти, у меня еще дела, так что надо бежать.

Она присела прямо на ведущих в спальню ступеньках. Ее собачонка, оскалившись, продолжала громко лаять. Чтобы как-то ее успокоить, Цзюань срезала для нее сосиску, но вместо того, чтобы принять угощение, та разозлилась пуще прежнего.

– Она такое не ест, – произнесла Цяньцянь, – она даже собачий корм не ест, подавай только импортные консервы.

– Ах ты паршивка! – прикинулась сердитой Цзюань. – Тогда успокой ее сама, пока я не вышвырнула ее отсюда за хвост!

Цяньцянь вынула из сумочки какое-то лакомство, засунула собачке в рот, и та наконец замолчала. Цяньцянь пояснила, что и это лакомство было импортным.

Цзюань протянула было руку с сосиской Малышу, но тот так перепугался, что спрятался от нас подальше.

– Ну раз никто не хочет, тогда съем сама, все равно уже вскрыла, чего добру пропадать.

С этими словами Цзюань с удовольствием принялась уплетать сосиску.

Я взяла с полки пару пластиковых табуреточек, поставила их прямо напротив Цяньцянь, после чего мы с Цзюань присели, чтобы наконец поговорить с подругой.

Цяньцянь рассказала, что почти год провела в разных странах Европы и лишь недавно вернулась в Шэньчжэнь. С тех пор она где только могла расспрашивала о нашем местонахождении и в итоге случайно нашла нас здесь.

Несколько раз меня так и подмывало спросить, как поживает ее ребенок, как она чувствует себя в роли матери, нашла ли она работу, однако всякий раз мне мешала Цзюань, которая принималась покашливать, стараясь пресечь мое любопытство.

Цяньцянь предложила, чтобы в воскресенье мы вместе провели целый день. Цзюань сказала, что все вместе мы можем провести час или два, тратить на развлечения целый день было жалко, поскольку это существенно влияет на прибыль.

– И не стыдно тебе такое говорить? – рассердилась Цяньцянь. – А как же наша дружба? Неужели дневная прибыль от вашей затрапезной лавочки стоит больше? Какая у вас выручка за день? Я все возмещу.

Цзюань было неприятно слышать такие слова, она немного смутилась.

Испугавшись, как бы между ними не произошло стычки, я поспешила принять приглашение.

– Ну, я пошла, – сказала Цяньцянь. Она ушла так же внезапно, как и появилась; прежде чем ступить за порог, она успела вынуть маленькое зеркальце и поправить макияж. Наблюдая, как она садится в красный спорткар, Цзюань сняла с ручки двери табличку «Перерыв».

Когда машина отъехала подальше, мы вернулись в магазин.

– Ты поняла, почему я несколько раз тебя обрывала? – спросила Цзюань.

– Сначала нет, но теперь поняла, – ответила я.

– Думаешь, она по-прежнему жена Лю Чжу?

– Наверное… уже нет.

– Да какой там наверное, совершенно точно нет!

– Но… мы же все равно должны относиться к ней как к сестре.

– Думаешь, она все еще та же Цяньцянь, которую мы знали?

– Немного… изменилась…

– Немного изменилась? Помнишь, я как-то говорила, что она та еще авантюристка?

– Помню.

– В отличие от тебя, я ее насквозь вижу. Она из тех, кто добивается чего хочет любой ценой. Она не будет сидеть сложа руки, у нее голова работает что надо.

– Я ей не завидую…

– Намекаешь на то, что ей завидую я?

– Я вообще не имела это в виду. Цзюань, прекрати все переиначивать. Я всего лишь хочу сказать, что ее сегодняшнее появление говорит о том, что она все еще считает нас своими подругами. Ты все-таки не хочешь принять ее приглашение, которое я уже подтвердила?

– Думаю, если ближе к делу мы найдем какой-нибудь предлог и откажемся, то ничего страшного не произойдет…

– А я против!

– Ну хорошо-хорошо, не кипятись, только дай слово, что не будешь снова задавать ей все эти вопросы. Если только она сама не поднимет эту тему, ни о чем лишнем не спрашивай. А если начнет, мы просто будем слушать безо всяких там комментариев!

– Слушаюсь!

– И еще, ты должна четко понимать: когда кто-то из друзей становится знатным и богатым, в то время как тебя не постигла та же участь, лучше сразу разойтись в разные стороны!

– С этим я в принципе согласна.

После этого разговора все последующие дни мы с Цзюань больше о Цяньцянь не говорили ни слова. Мы обе боялись, что можем из-за нее поссориться.