Но чем детальнее были его вопросы, тем больше они меня раздражали и тем сбивчивее я отвечала, чем лишь сильнее вызывала у отца подозрение.
– Доченька, прости меня, пожалуйста, но я спешу на собрание, за мной уже приехала машина. Я перезвоню в обед…
Когда отец уже положил трубку, до меня вдруг дошло, что он предположил, что мы с Цзюань лесбиянки. Вот уж и правда, хоть смейся, хоть плачь.
До обеда я исправно вела торговлю и за это время приняла десять с лишним покупателей, получив около четырехсот юаней. Теперь каждый юань я ценила еще больше, думаю, всякий раз при виде денег у меня, что называется, загорались глаза – неудивительно, что у некоторых клиентов при взгляде на меня вытягивались физиономии.
В обед мне, как и обещал, позвонил отец.
– Дорогая, теперь папа полностью в твоем распоряжении…
Тогда я решила уподобиться сказителю и расписать наши отношения с Цзюань во всех деталях и с самого начала.
– Есть еще что добавить?
– Нет.
– Милая, ты поступаешь верно, и папа тебя поддерживает. Разумеется, у меня есть вклад, так что начиная с этой минуты ты можешь в любое время распоряжаться им на свое усмотрение…
Его слова подействовали как успокоительное.
После обеда, когда я пошла навестить Ли Цзюань, больше всего на свете ее тревожили больничные расходы.
– Главное – чтобы ты поправилась, остальное не имеет значения, – сказала я.
– Иногда друзья тоже могут создавать проблемы, – горько усмехнулась она, – видимо, с этим просто нужно смириться.
Наша уличная разборка попала в городские новости и теперь мелькала на страницах газет и телеэкранах.
Всякий раз, когда я навещала Цзюань, некоторые медработники и пациенты бросали на нас любопытные взгляды, тоже предполагая, что мы лесбиянки. Я на это никак не реагировала, мне было абсолютно плевать. Когда я кормила Цзюань с ложечки, на нас, приоткрыв дверь, пялились даже пациенты из других палат.
Спустя несколько дней из Тибета возвратился Гао Сян, начальник Ли уже рассказал ему обо всем, что произошло.
Первым делом он крепко меня обнял и спросил, почему я ничего ему не рассказала.
– Ты ведь был далеко, так что я справилась сама.
На тот момент я уже миновала стадию полной растерянности и перешла к действиям согласно заданному курсу. Однако возвращение Гао Сяна придало мне уверенности.
– Ли Цзюань оформляла медстраховку? – спросил он.
– Нет. Но после случившегося я поняла, что мне тоже не мешает ее оформить.
– Это надо сделать сейчас, иначе потом не оберешься проблем. Не переживай, я все решу сам.
Он говорил как влиятельный человек.
Гао Сян, даром что шанхаец, был совершенно непритязателен в еде; ему было все равно что есть, лишь бы утолить голод. Вместе с тем он прекрасно готовил – свою небольшую фотостудию он переоборудовал из трехкомнатной квартиры, и в ней кроме спальни имелась просторная кухня. Теперь у него появилась возможность проявлять свои кулинарные таланты – через день он готовил вкусные питательные блюда и приносил их Цзюань лично или передавал через меня.
Поскольку я боялась по ночам оставаться в супермаркете одна, он оставался со мной, днем он в основном находился в фотостудии – деловые вопросы удобнее всего было решать именно там.
Оказавшись под одной крышей, мы буквально в первую ночь вступили в интимные отношения – помнится, я лежала в постели и ужасно смущалась, что впервые буду делить ложе с мужчиной, это было очень непривычно. Мною овладело странное ощущение, в котором одновременно смешались робость и вожделение. Зачастую мужчины считают, что женщины притворяются, но это вовсе не так, это происходит рефлекторно. Наши матрасы с Цзюань с самого начала лежали рядом, чтоб было удобнее разговаривать. Прежде чем Сян успел подняться наверх, я отодвинула один из матрасов подальше. Но в этот момент даже мне стало понятно, что как раз это и есть притворство. Но такое притворство было совершенно необходимым, и пока я это делала, то лишь посмеивалась над собой.
После того как Сян вымыл ноги и поднялся наверх, он взял и подтянул матрас Цзюань вплотную к моему. В отличие от меня, он совершил это действие без малейшего притворства, словно такое расположение матрасов было единственно правильным. Он быстро снял с себя одежду, оставшись в одних трусах. Когда я украдкой взглянула на него, то заметила, что он ничуть не смущается, словно я тоже была мужчиной. Вдруг, словно опомнившись, он накинул рубашку обратно. Я закрыла глаза.
Я почувствовала легкий толчок.
Пришлось открыть глаза.
Он вручил мне пластиковую карту и сказал, что на ней больше двадцати тысяч, в случае чего их в любое время можно снять в банкомате.
Я не хотела ее брать, но он настаивал.
Пока я упиралась, а он вручал мне карту обратно, я успела сесть.
Из одежды на мне был лишь топ; несколько секунд он, замерев, смотрел на меня, после чего вдруг стиснул в объятиях и повалил на постель.
Именно этого я так сильно ждала, поэтому от моей так называемой робости не осталось и следа, даже стыд и тот пропал начисто, осталось лишь вожделение.
Вначале я без конца повторяла «нет», хотя во всей полноте ощущала смысл слова «хочу», одновременно мои руки крепко обвились вокруг него…
Итак, мой первый раз случился в спальне нашего супермаркета, пока моя подруга Ли Цзюань лежала в больнице после ножевого ранения, причем с моей стороны это произошло полуосознанно. Сперва мы занимались этим на моем матрасе, а потом незаметно перекатились на матрас Цзюань – на счастье, следы от моей девичьей крови остались лишь на моей простыне, простыня Цзюань ни чуточки не испачкалась.
Когда мы уже отдышались, он, весь мокрый, обнял меня, такую же мокрую, и сказал:
– Ничего, я завтра все постираю.
– Это ужасно, – спохватилась я.
– Почему ты так говоришь?
– Мы никак не предохранялись, я могу забеременеть. Если это и правда произойдет, то будет очень некстати.
– Это да, но если это и правда случится, нам лучше отнестись к этому как к чему-то прекрасному…
– Этого нельзя допустить! – перебила я, высвободилась из его объятий и прямо голышом спустилась вниз.
– Не просты́нь! – крикнул он и кинул мне рубашку.
Я вспомнила, что в нашем магазинчике имелись противозачаточные таблетки, причем разных видов. Среди них оказался препарат, который следовало принять в течение первых семидесяти двух часов. В этом была вся Ли Цзюань, благодаря ей в нашем небольшом супермаркете имелось практически все, что нужно людям, причем все противозачаточные средства, включая презервативы, лежали на самом видном месте – рядом со столиком, где мы рассчитывали покупателей.
Глядя, как я принимаю лекарство, Сян произнес:
– Теперь можно спать спокойно.
Я же, прикончив полбутылки воды, ответила:
– Как-то мне не по себе. Разве я не оскорбляю Ли Цзюань? Бедняжка сейчас лежит в больнице…
– Что ты такое говоришь! Как тебя вообще могли посетить такие странные мысли? Это же разные вещи! Совершенно разные вещи, выбрось это из головы!..
Говоря это, он поправил соскользнувшую с моего плеча рубашку. Удивительно, но теперь я совершенно не стеснялась своей наготы – свершившаяся близость меня изменила; теперь я стала женщиной по-настоящему.
Сян освободил меня от оков морали. Противозачаточных средств в нашем доме было предостаточно, поэтому в последующие ночи мы практически не спали, даже Малыш ушел спать в другое место, не в силах выносить нашего соседства.
Интересное дело, раньше у меня на лице всегда было несколько небольших прыщиков, которые меня часто огорчали. Но однажды, умывшись, я посмотрела в зеркало и приятно удивилась – все они пропали, мое лицо стало удивительно гладким.
Не удержавшись, я обняла Сяна и поцеловала настоящим глубоким поцелуем, что привело его в полное замешательство.
Ли Цзюань тоже заметила произошедшие во мне перемены и тихонько спросила:
– Вы уже того?
– Много раз, – искренне сообщила я.
– Наслаждайся как следует, – улыбнулась она, – и перестань уже так часто бегать ко мне, оставайся почаще с ним.
Как-то раз после обеда передо мной совершенно неожиданно нарисовался приемный отец.
Первое, что он мне сказал, так это «моя дочь в прекрасной форме».
Я удивленно спросила, что привело его в Шэньчжэнь.
Он решил не вдаваться в подробности и сказал, что приехал по службе, – будучи человеком, который всегда старался уйти от прямого ответа, он сперва нахмурился, после чего неохотно выдавил из себя улыбку.
«Не умеешь обманывать – так не берись, зачем ставить себя в дурацкое положение? У тебя ведь на лице все написано, неужели не знаешь?» – неоднократно насмехалась над ним мама-директор.
«Почему не знаю? Конечно, знаю, – отвечал он, – но это моя природная особенность, и поскольку меня это не напрягает, меняться я не собираюсь. Сознательный показ своих чувств – это тоже своего рода позиция, к тому же это вызывает у людей какую-никакую, а симпатию».
И действительно, когда отец принимал дома визитеров, те мало того что не обращали внимания на выражение его лица, так еще и просительно улыбались, сочувственно входя в его положение.
Когда отец сказал, что приехал в Шэньчжэнь по службе, на его лице появилось именно такое выражение.
Поэтому я догадалась, что он пожаловал именно по мою душу.
Отец сказал, что уезд Юйсянь должен наградить меня за то, что своим супермаркетом я сделала рекламу всему Шэньсяньдину.
Он произвел инспекцию магазина, расспросил о доходах и одобрительно закивал:
– Неплохо, неплохо, у моей дочери собственный бизнес.
– Ну, бизнес – это громко сказано, это всего лишь способ заработать на жизнь, – ответила я.
– Многим молодым людям заработок дается очень нелегко, – наставительно произнес он. – Став индивидуальным предпринимателем, каким бы скромным ни было твое дело и каким бы заурядным ни выглядело, ты должна относиться к нему серьезно. Без должного усердия любое дело обречено на провал. Любой бизнес начинается с малого.