Я уже так давно не слушала его наставлений, что мое сердце наполнилось радостью.
Взглянув на пристроенный этаж, он спросил:
– Так, значит, ты со своей подругой Ли Цзюань спишь наверху?
– Да, – ответила я.
По его тону я поняла, что он все еще не развеял сомнений относительно нашей ориентации. Но меня это никак не задело, я лишь чувствовала, что папа-мэр смешной и очень милый.
– Можно подняться посмотреть? – спросил он, глядя наверх с выражением вежливого детектива.
– Конечно, можно, прошу, – с готовностью ответила я.
Поскольку он был мужчиной рослым, то передвигаться по спальне ему бы пришлось разве что по-пластунски. Поэтому он не стал чрезмерно любопытствовать, вовремя остановился на ступеньках и лишь окинул комнату взором.
К тому времени я каждую ночь проводила вместе с Сяном, поэтому наши матрасы были сдвинуты вместе.
Когда он коснулся ногой пола, я заметила, что лицо его полно беспокойства и печали. И, как и всегда, он даже не собирался этого скрывать.
Только было я собралась объяснить, что к чему, как в магазин вошел Сян.
Я тут же представила его отцу:
– Это мой молодой человек, можно даже считать, что будущий муж.
– Правда? – серьезно переспросил он.
Гао Сян уже давно был наслышан от меня о приемном отце, поэтому уже догадался, кто перед ним стоит, и, улыбнувшись, сказал:
– На самом деле свидетельство о браке – это единственное, чего не хватает нашим отношениям.
Слова Гао Сяна окончательно развеяли подозрения отца касательно моих лесбийских наклонностей. А ведь это подозрение портило ему настроение, словно застрявшая в горле рыбья кость. Появление Сяна избавило меня от необходимости что-то объяснять; а самое главное, отец вдруг просветлел и с его лица наконец-то исчезло мрачное выражение.
Мужчины представились друг другу, при этом не только обменялись рукопожатием, но даже обнялись.
Услышав, что Гао Сян фотограф, отец заинтересовался и напросился к нему в мастерскую.
В фотостудии Сян выложил изданный им фотоальбом с монографией, а кроме того, показал будущему тестю свои дипломы, отчего тот пришел в бурный восторг и даже не сдерживал свою радость.
За ужином они о чем только не говорили: и о фотографиях, и о пейзажах разных мест, и о климате, и о бытовых привычках разных народов, и об охране исторических памятников, и об экономике в сфере туризма, и о борьбе с бедностью, и еще много-много о чем. Разговор был настолько увлекательным, что не прерывался ни на минуту, я едва могла вставлять отдельные фразы.
Ночевал отец в фотостудии вместе с Гао Сяном. Это в который раз доказывало, что так называемая поездка по службе являлась не иначе как выдуманным предлогом – если бы он приехал в Шэньчжэнь по делам, то сложно представить, чтобы человек его статуса остался бы на ночевку у частного лица.
На следующее утро, едва увидев меня, отец радостно воскликнул:
– Дочка, отец поздравляет тебя, ты нашла идеальнейшую половинку!
Уж не знаю, о чем там они еще говорили с Гао Сяном, но у отца возникло ощущение, что он встретил настоящего друга, он был очень этому рад и жалел лишь о том, что этого не произошло раньше.
После обеда он вызвался навестить Ли Цзюань.
Его просьба не имела никакого отношения к его прежним подозрениям относительно наших связей. Поэтому веских причин запретить ему идти в больницу у меня не нашлось.
Ли Цзюань уже окрепла и могла садиться, чтобы поговорить.
Когда мой отец пришел к ней, она, естественно, очень обрадовалась и с удовольствием поддерживала беседу. Цзюань прекрасно налаживала отношения с людьми, и чем старше и значимей был собеседник, тем уважительнее и чистосердечнее она вела себя с ним. Что же касалось отца, то с простыми людьми он всегда становился более приветливым. К тому же ему нравились открытые молодые люди, поэтому они с Цзюань прекрасно провели время.
Уже перед уходом отец ей сказал:
– Цзюань, будь добра, хорошенько присматривай за Ваньчжи.
– Ах, дядюшка, спасибо за доверие, но все это время именно Ваньчжи присматривает за мной, – ответила Цзюань.
– Сейчас так и должно быть, я имею в виду в будущем, надеюсь, ваша дружба продлится всю жизнь.
– Ваньчжи по характеру напоминает мне Бай Сучжэнь[88], я бы хотела быть ее служанкой, – ответила Цзюань.
– Ну-ну-ну…
Это сравнение повергло моего красноречивого отца в полное замешательство, не зная, что и сказать, он не сдержался и поцеловал ее в лоб.
Когда мы уже шли по коридору, отец сказал:
– Судя по тому, что Ли Цзюань, жертвуя жизнью, бросилась на защиту Цяньцянь, она достойна не только крепкой дружбы, но и уважения. В наше время найти таких друзей непросто, поэтому такой дружбой надо дорожить.
Поскольку ни сестрами, ни землячками мы с Цзюань не являлись, то, когда я навещала ее в больнице без сопровождающих, все были уверены, что мы лесбиянки. Когда же к Цзюань стал наведываться Гао Сян, это вызвало еще большую путаницу. Зато после появления в больнице моего отца, по виду которого сразу можно было догадаться, что он из больших начальников, все подозрения как-то сами собой развеялись. Поэтому, когда я снова пришла к Цзюань и медсестра в шутку назвала меня Бай Сучжэнь, все вокруг лишь рассмеялись.
Для пациентов отделения, в котором лежала Цзюань, наша дружба стала предметом зависти.
В один из вечеров, когда мы были в фотостудии, отец прямо в присутствии Гао Сяна рассказал мне о том, о чем я и не догадывалась.
Оказывается, он тайно помогал всем моим родственниками в Шэньсяньдине. Например, когда он отвечал за строительство моста и трассы в Линьцзяне, то специально послал в Шэньсяньдин человека за мужьями моих сестер, чтобы пригласить на временную работу. По его словам, муж старшей сестры оказался вполне себе порядочным человеком и не требовал лишнего. А вот муж второй сестры оказался ершистым и доставил немало неприятностей. Поэтому его позорная смерть не была неожиданностью.
Кроме того, приемный отец рассказал, что после смерти моего родного отца ему передали письмо от мужа моей старшей сестры с приглашением на похороны. На похороны он не поехал, но деньги передал.
– Я ведь с твоим родным отцом никогда не виделся, поэтому даже не представляю, каким человеком он был. Что бы я о нем говорил на похоронах, доведись бы мне приехать? Молчать вроде как неудобно, а чего говорить-то? Допустим, я бы приехал и сидел, не открывая рта, но это бы лишь породило всякие слухи. Каждому рот не закроешь, а кто знает, к чему эти слухи могли привести. Ни мне, ни тебе, Ваньчжи, это хорошего бы не принесло, верно говорю?..
Мы с Сяном согласились, что он поступил правильно.
Но в душе у меня прибавилось вопросов к моему «порядочному» старшему зятю.
В то же время отец очень одобрил мою помощь Ян Хуэю и Чжао Каю.
– Будем считать, что ты помогаешь бедным родственникам встать на ноги. В Китае много людей находится за чертой бедности, особенно в деревнях, и помощи государства здесь явно недостаточно. Поэтому если есть возможность поддержать живущих в нищете родственников, то следует им помогать. В то же время вас обоих пока сложно назвать разбогатевшими, а когда вы поженитесь, ваши возможности станут еще более ограниченными, поэтому действуйте по силам. Выбирая, кому помогать, помогайте прежде всего молодым, причем в приоритете должно быть их образование. Даже я, помогая родственникам, придерживаюсь этого принципа, для вас это тем более актуально!
При этих словах у него перехватило дыхание.
На следующее утро от улетел обратно.
Обнимая меня в аэропорту, он сказал:
– Дочка, а твой старый папка не зря приезжал, он своими глазами увидел, что у тебя появилось свое дело, что ты нашла свою прекрасную половинку, что у тебя есть близкая, любящая подруга, и при этом ты еще успеваешь учиться в университете, так что теперь я спокоен. Если бы мама-директор увидела тебя сейчас, она бы тоже очень обрадовалась. Раз уж ты получила прописку в Шэньчжэне, оставайся здесь жить дальше. Когда появится время, приезжай в Юйсянь навестить своего старого папку, для меня это всегда будет приятным сюрпризом…
Эти слова довели меня до слез.
На обратном пути я обнаружила в кармане конверт с пластиковой картой.
– Отправь отцу обратно, – предложил Сян.
– Пусть на всякий случай останется, – сказала я.
– Теперь у тебя есть я.
– Давай хотя бы узнаем, сколько на ней?
– Это еще зачем? – рассердился он. – Какая такая необходимость? Разве не слышала, что у отца тоже есть бедные родственники? И, думаю, немало! Предоставь это мне, я сам отправлю карту обратно.
С этими словами он ее отобрал.
– Но тогда я сперва должна написать ему письмо, – сказала я.
– Не надо ничего писать, ты только все испортишь, я все напишу сам.
К тому времени мой отец уже не был мэром, теперь он стал зампредседателя Собрания народных представителей. Я знаю, что он всегда мечтал получить должность секретаря горкома и у него имелись для этого все возможности, но из-за того, что до этого он выступал за освобождение крестьян от сельхозналога, его кандидатура стала спорной. Нынешняя работа его напрягала и особой радости не приносила. Он мечтал, что через два года выйдет на пенсию, станет свободной птицей и сможет почаще приезжать в Шэньчжэнь. В этот приезд он называл себя не просто папкой, а старым папкой. При этом, обращаясь ко мне, он все реже называл меня дочкой и все чаще – Ваньчжи. Наверное, это потому, что теперь я принадлежала не только ему, у меня появился мужчина, который тоже меня любит.
Я сама понимала, что не смогу написать отцу письмо о возврате карты, не задев его самолюбия. Поскольку Сян и отец нашли общий язык, я согласилась, что ему такое письмо будет написать проще, поэтому больше не спорила.
В следующие несколько дней наш супермаркет, можно сказать, превратился в театр, на сцене которого шла пьеса «Чайная»