– Что это за надежды? – еще тише спросила я.
Остановившись прямо передо мной, отец наклонился и, глядя мне прямо в глаза, произнес:
– Дорогая, главное стань хорошим человеком. Проживи свою жизнь как простой, заурядный, но при этом хороший человек.
– И все?
– И все.
– Ты точно не хочешь этим сказать… что окончательно во мне разочаровался?
– Совершенно точно.
В этой комнате, чьи стены украшали фотографии ученых мужей, руководителей и других выдающихся лиц, было как-то странно услышать фразу «простой, заурядный человек» – думаю, на моем лице отразилось недоверие.
Выпрямившись, отец сделал затяжку и, уже не глядя на меня, продолжил мерить шагами комнату.
– Дорогая, можешь даже не сомневаться в моих словах. Вот скажи, сколько во всем Китае городов такого же уровня, как Линьцзян?
– Больше двух сотен.
– А сколько в Шанхае зампредседателей ассоциации фотографов?
– Гао Сян говорил, что всего их шестеро.
Он остановился и, уставившись на одну из фотографий, медленно произнес:
– Сейчас я уже не мэр, но когда-то им все-таки был. Выходит, что ты – дочь одного из всего двухсот с лишним мэров, а еще невеста одного из всего шести зампредседателей Шанхайской ассоциации фотографов. А еще ты можешь похвастаться особым происхождением семьи Фан. Кстати, разговаривая с Гао Сяном, я понял, что его родители тоже люди необычные. Поэтому хотя сейчас ты самая обычная девушка…
– Думаю, что останусь обычной навсегда…
– Тогда прежде всего будь просто хорошим человеком! – Он повернулся ко мне, снова нагнулся и, глядя мне прямо в глаза, со всей серьезностью продолжил: – Среди более миллиарда самых обычных китайцев ты по-прежнему относишься к редким счастливчикам. Конечно же, общество должно прилагать усилия, чтобы хорошими людьми стали все, и все же в первую очередь оно должно позаботиться об этих самых счастливчиках. На мой взгляд, в Китае воспитание личности очень долгое время шло окольными путями. Большинство обывателей целыми днями слышат одни и те же набившие оскомину фразы, при этом практически все лебезят перед небольшой группкой так называемых успешных людей, изо всех сил пытаясь им угодить, словно деньги и власть – это единственное, что делает человека лучше. Но как ни крути, прогресс общества зависит от тех людей, которые составляют больше девяноста процентов населения, понимаешь?
– Что-то ты совсем меня запутал…
– Хотя в прошлом я был мэром, а сейчас занимаю пост зампредседателя постоянного комитета СНП, я не могу всего этого сказать своему окружению, а если даже и скажу, мои слова примут в штыки. Но, дорогая моя дочь, поскольку среди простых, заурядных людей ты все же оказалась в числе счастливчиков, я надеюсь, что ты постараешься стать хорошим человеком. Ты должна убедить меня и маму-директора, что в Китае есть хороший человек, и это – наша дочь, ты просто обязана стать таким человеком. Оставаться хорошим человеком на протяжении всей жизни – тоже успех. Для этого не требуются ни вложений, ни таланта… Ну теперь-то ты поняла?
– Поняла, – произнесла я, хотя в душе думала о том, что никаких надежд в отношении меня отец уже не питает.
Это снова меня огорчило.
– Ну, если и правда поняла, тогда поцелуй папочку.
Он подставил мне щеку, и я совершенно серьезно наградила его поцелуем за то, что он сказал правду. После этого разговора я в который раз почувствовала, что жить простой, заурядной жизнью это и правда моя судьба.
Почему отец постоянно использовал в своей речи сразу два слова: «заурядный» и «простой»? Я продолжала про это думать даже в кровати, пока наконец не поняла: эти слова и правда имели разные значения. Под заурядным человеком имелся в виду человек, не обладающий особыми способностями, или тот, кто, получив какую-то специальность, ничего особого не добился; ну а слово «простой» в данном контексте указывало на связь человека с деньгами. Мне судьбой было предопределено, что богатой я не стану. Я даже не имею серьезной недвижимости, и помимо небольших сбережений, вложенных в два небольших магазина, у меня ничего нет. И я, и Ли Цзюань имели одинаковые стартовые условия. Цзюань тоже была простой, но, по сравнению со мной, обладала особой деловой хваткой, что недавно и доказала. Тогда можно ли сказать, что я зауряднее, чем Ли Цзюань? Нас отличало то, что родственники Цзюань надеялись, что она постепенно станет незаурядной, даже я, как подруга, всегда ее подбадривала, желая, чтобы она поскорее выбилась в люди. Она и сама лезла из кожи вон ради того, чтобы добиться успеха, зачастую забывая о том, что у нее лишь одна почка. Цзюань – хороший человек, поэтому никто не читает ей лекций на тему о хороших людях, единственное, что ей нужно, так это оставаться собой.
Мне же, мало того что я и так была заурядной и простой, пришлось выслушать наставления отца, чтобы я на всю жизнь запомнила следующее: пусть я и заурядна, но не совсем, пусть и проста, но не совсем, а все благодаря тому, что мой отец раньше был мэром, приемная мать – выдающейся личностью, чье имя вписано в историю уездного центра; да и сама я, пусть и косвенно, имела знакомство со знаменитыми семьями этого городка. Следуя логике отца, попав в круг редких счастливчиков, я, будучи заурядной и простой, должна была постараться стать хорошим человеком. Как бы то ни было, а эти наставления я восприняла как требование, которое он предъявлял мне от лица общества. Ясно было и то, что он как человек незаурядный и непростой имел перед этим обществом своего рода долг и нес за меня ответственность.
Итак, заурядная и простая я в то же время принадлежала к редким счастливчикам – отсюда следовало, что я должна стать хорошим человеком, если же такой сознательности мне не хватит, это будет означать, что я недостойна выпавшей на мою долю удачи.
Но в чем именно заключалась эта самая «хорошесть» заурядного, простого человека? Честно говоря, я никогда над этим не задумывалась, если не сказать вообще не думала.
Вот Ли Цзюань никогда не терзалась такими неприятными вопросами, почему у меня не получается?
Цзюань всю жизнь вела себя только так, как хотелось именно ей, думаю, что у меня тоже имелось такое право.
Подумав об этом, я возмутилась поведением отца – интересно, стал бы он сейчас так терпеливо меня поучать, если бы я училась в магистратуре одного из ведущих вузов? Не потому ли, что я и правда являлась заурядной и простой, единственное, чего он от меня ожидал, было то, что я стану хорошим человеком?
Невольно я вспомнила изречение Конфуция: «В пятьдесят лет я познал волю Неба».
Но я познала волю Неба всего в двадцать четыре. Было в этом что-то жестокое. Ну раз так, значит, так, пусть я и заурядная, но я буду усердно работать, пусть я простая, но я буду радоваться тому, что есть, и примирюсь с судьбой, с которой у нас будут такие же отношения, как у человека с его тенью.
…
Во сне я увидела, как надо мной летает разноцветная бабочка. Махая крылышками, она становилась все больше, пока не превратилась в маленького ангела, только его крылышки по-прежнему оставались как у бабочки – разноцветные и прозрачные, они ярко переливались на солнце, словно стеклышки. Ангел стал расти, и скоро я узнала в нем маму-директора.
– Мама, я заурядная и простая, но ничего не могу с этим поделать, пожалуйста, не сердись на меня… – сказала я.
Взяв мое лицо в обе руки, мама-директор нежно поцеловала меня в лоб.
– Знаю, мама все знает, – произнесла она, – быть заурядным – не ошибка, быть простым – не грех, жизнь каждого человека – это не более чем обычное явление природы, главное, чтобы тебе это было в удовольствие, и тогда мама за тебя порадуется.
– Но папа требует от меня стать хорошим человеком, и я в тупике, поскольку не знаю, что именно делает человека хорошим, – ответила я.
– Моя дочь уже стала хорошим человеком, – произнесла мама.
…
На следующее утро отец, едва увидав меня, сказал:
– Похоже, моя дочка как следует отдохнула и теперь полна бодрости и энергии!
Церемония открытия встречи прошла торжественно и гладко. Ее вел отец, ради этого он постригся, сделал укладку, надел выглаженный костюм с ярким галстуком и теперь выглядел намного моложе. Секретарь горкома лично произнес приветственную речь, пионеры преподнесли гостям цветы.
Когда официальная часть осталась позади, я благодаря своему особому статусу превратилась в центр всеобщего внимания, поэтому многие старались со мной сфотографироваться. Среди сотни с лишним гостей, половина из которых носила фамилию Фан, а другая – их супруги и дети, все гости, не считая совсем маленьких детишек, были людьми неординарными и проживали за границей, кое кто из них в настоящее время проходил обучение в Гарварде и Кембридже.
Их происхождение и правда впечатляло. Если человеку повезло унаследовать незаурядную и непростую родословную, то стать заурядным и простым ему уже вряд ли доведется.
Фотографируясь в их компании, я безостановочно повторяла про себя слова, сказанные во сне мамой-директором, иначе я бы чувствовала себя ущербной, и моя улыбка выглядела бы неубедительно.
Один белобородый джентльмен лет за семьдесят, но в прекрасной форме, сфотографировавшись со мной, спросил у моего отца:
– Можно ее обнять?
Отец с улыбкой легонько подтолкнул меня к нему, и я сама обняла гостя.
– Ваньчжи, мы так рады, что у тебя прекрасный настрой, замечательный характер и хорошее воспитание, – произнес джентльмен, – единственная из потомков Фан, проживающая на материке, вовсе не какая-то… я хотел сказать, что у тебя гены семьи Фан, так что ради этого уже стоило приехать!..
– Вы тоже так считаете? – обратился он к стоявшим рядом родственникам.
Все эти состоявшиеся именитые люди кивнули.
– Отец говорил, что ты занимаешься инвестициями? – снова обратился ко мне гость.
Я обомлела.
– Да, – тут же подоспел на помощь отец, – ей это занятие по душе.
Мне оставалось лишь кивнуть.