В доказательство Артем начал показывать фотки из телефона: вот он на «кладбище» танковых двигателей, вот он со сваркой…
Отказываться от бойца с такими навыками не имело смысла. Стрелков взял Фрица с собой. Через пару дней он пересек границу Ростовской и Луганской областей в составе его отряда.
На Украину ополченцы отправлялись, вооруженные автоматами Калашникова и пистолетами Макарова. Ни о какой технике речи не шло. Рассчитывать можно было только на трофеи, а следовательно, требовались люди, которые знают, как потом поставить захваченные танки, БМП и БТРы в строй.
Фриц сам офигевал от ироничных кульбитов собственной трудовой биографии. Получается, в Киеве он чинил орудия, от снарядов которых весной 2014 года ему придется ныкаться по окопам и подвалам. Сколько раз потом сослуживцы шутили: как легко было бы воевать, если б не его золотые руки.
В первом бою захватить бронетехнику противника не удалось. Задачи на тот момент ставились более скромные. На третий день после того, как они взяли Славянск под контроль, Ромашка, который фактически был правой рукой Стрелкова, построил их у располаги и отобрал пацанов для первого боевого выезда.
Фриц оказался в одной группе с Моторолой. Их отряду поставили задачу подобраться через зеленку как можно ближе к блокпосту ВСУ в пригороде Славянска и как следует покошмарить противника. Кошмарить особо было нечем – из вооружения у ополченцев пока что имелись все те же АК и ПМ.
Бой длился пару-тройку минут, украинские солдаты поначалу растерялись, потом запросили подкрепление. Прибывшие в зону АТО погранцы устроили на ополченцев настоящую облаву, как полагается, с собаками.
Стрелковцы рассеялись по зеленке, разбились на маленькие группы – каждый возвращался на базу как мог. Из леса Фрица, опьяненного выбросом адреналина от первого боя, выводил Моторола.
Погранцы цепью окружали сектор, иной раз парни слышали лай ищеек в паре десятков метров от себя. Опаснее всего было пересекать открытое пространство и просеки. Над ними постоянно кружил Ми-24 – вертолет украинских ВВС, а просеки патрулировали уазики пограничной службы.
Фрицу с его массивной комплекцией и весом сто килограммов пришлось конкретно попотеть. Попробуй успей за маленьким и юрким Моторолой, который, несмотря на тяжелую экипировку, легко пробирался через бурелом, умудряясь не производить почти никакого шума. К ночи им удалось выбраться.
В следующие три месяца было все – выезды в составе бронегруппы на оказание огневой поддержки, выговор от Стрелкова за обсуждение состояния оружия по рации, сырые и затхлые подвалы, в которых вместе с местными жителями прятались от артиллерийских обстрелов ВСУ, ежедневный рацион из монотонной гречки с тушенкой в штабной столовой.
Когда ополчение выходило из Славянска, Фриц вместе с бронегруппой находился в Краматорске в распоряжении Хмурового – главного стрелковского контрразведчика. Изрядно потрепанную артиллерией колонну, входившую в город прямо через поля, он увидел на рассвете.
Вырвавшиеся из блокады ребята спрыгивали с дымящихся от жара бронемашин, вылезали из пыльных легковушек. Кто-то закуривал, кто-то с потерянным видом усаживался на тротуар.
В замасленном камуфляже, с бледными от окопных и подвальных будней лицами, заросшие щетиной – все они находились будто в состоянии транса. Никто не верил, что им пришлось оставить Славянск. Никто не знал, сколько пацанов они потеряли по дороге.
Ошарашенный Фриц смотрел, как в Краматорск прибывают отставшие группы ополченцев. Механик из второй бронегруппы – взрослый мужик лет сорока, судя по всему местный – сидел, прислонившись к колесу припаркованного у штаба БТРа, и плакал. Еще через час им сообщили, что Краматорск они оставляют тоже.
До Донецка бронегруппа Фрица не смогла добраться без потерь, хотя никаких боевых действий по дороге не было. Артем ехал на своем БТРе с российским флагом. Неожиданно его обогнал какой-то лихач на копейке и на высокой скорости врезался в машину Дока, которая шла перед ним.
Все были живы, но Док так ударился головой о торпеду, что потерял сознание. Его натуральным образом контузило. Когда их распределили в новую располагу в Донецке, Фрицу пришлось заново с ним знакомиться.
Артем уехал из ДНР после смены командования. Он не входил в ближайшее окружение Первого и уволился из подразделения через несколько недель после отъезда Стрелкова. Дезертиром себя не считает, с поля боя не бежал.
Устроился работать в кузнечную мастерскую в подмосковном Чехове. В России он частенько встречал беженцев с Украины. Когда здоровые мужики, оставившие под обстрелами в Донецке своих пожилых родителей, жаловались на то, что беженцам не оказывают должного внимания, – пускал в ход кулаки.
Со временем это прошло. Сейчас с ним в мастерской работают двое ребят из Донбасса, которые не воевали. Ничего – обедают за одним столом. Правда, кулинарные предпочтения у них отличаются. Фриц до сих пор не может смотреть на гречку, они же едят кашу с удовольствием.
В качестве рабочей одежды Артем использует свой славянский камуфляж с георгиевской ленточкой. Форма износилась, в люди не наденешь, а выбрасывать жалко. На сварочной маске он гордо вывел латиницей – DNR.
На гражданке ему больше всего не нравятся праздники. Из-за фейерверков. На Восьмое марта, когда в соседнем кабаке ночью зарядили салют, сработал инстинкт. Фриц рухнул с кровати на пол, как при обстреле, и чуть не сломал ногу.
Часы от Путина
Об отходе им сообщили за час. Где-то в одиннадцать вечера. Днем Андрей подвозил из Семеновки до стрелковского штаба Деда Мороза – так на Славянском фронте называли женщину, занимавшуюся гуманитаркой.
Под обстрелами, полевыми дорогами, через блокаду ВСУ она протаскивала в ополченские окопы то, что удавалось собрать на «материке» и через странички в социальных сетях. У одичавших от регулярных разрывов бойцов все шло нарасхват и все было в цене – футболки, носки, консервы. Их ждали как новогодних подарков.
Высаживая Деда Мороза у здания СБУ в центре Славянска, Андрей обратил внимание, что там вовсю идут сборы и подготовка к эвакуации. Удивления особого это не вызвало, город утюжили беспощадно, перенос командного штаба, скажем, в тот же Краматорск выглядел логично.
Поскольку у них, на форпосте обороны, в Семеновке, об отступлении ничего слышно не было, Андрей решил, что эвакуируется только высшее командование, а их оставят держать фронт здесь.
В свои шестнадцать парнишка был настроен фатально, впрочем, это можно сказать обо всем Семеновском гарнизоне. Вариант сдачи не рассматривался никем. Однако за час до полуночи поступил приказ, на сборы почти не оставалось времени.
Главная задача – вынести на себе как можно больше вооружения. О личных вещах можно было забыть. Андрею, как и всем остальным, пришлось побросать в окопах сумки и рюкзаки.
Ночью сформировали группу из сорока человек для выхода в сторону Краматорска, к ним прикрепили два минометных расчета. Проводник вывел их из села и оставил у озера выше Семеновки. Командир приказал оставаться там до тех пор, пока за ними не вернутся.
Прошло несколько часов, светало. Проводник и командир не появлялись. В то, что группу просто-напросто могут забыть, не верилось никому, поэтому ополченцы продолжали ждать. Тревожные мысли начали одолевать после того, как над ними закружила украинская авиация.
Под шум двигателей вражеских ВВС время тянется еще медленнее. Андрей ругал себя за то, что послушался приказа и оставил на позициях рюкзак. В нем лежали памятные часы. Стекло треснуло после очередного обстрела, но время они показывали исправно. Часы были от Путина.
В октябре 2012 года Андрей участвовал в торжествах, посвященных Дню украинского казачества. В казаки парнишка пошел, едва ему исполнилось двенадцать. Родители отдали его в кадетский класс, там такое практиковалось.
На Софийской площади, где отмечался праздник, развевались не только казачьи знамена, но и российские флаги. Тогда это было допустимо. Однако редкая пророссийская акция в Киеве заканчивалась без драки с украинскими националистами.
Не обошлось без потасовки и на этот раз. В толпу затесались провокаторы из националистической партии «Свобода», здоровенный мужик лет тридцати вырвал у одного из активистов российский флаг, содрав его с древка и спрятав трофей за пазуху, собирался убежать.
Дерзкого нацика догнал четырнадцатилетний Андрей. Смуглый, с большими глазами на остром лице, щуплый на первый взгляд, подросток набросился с кулаками на взрослого свободовца, завалил его на землю и вырвал российский триколор. Националистов задержала милиция, а Андрей стал героем праздника.
Рассказ о его поступке каким-то образом дошел до Кремля, чуть позже его наградили памятными часами президента РФ. С гравировкой, разумеется.
Теперь они остались в рюкзаке где-то в семеновских окопах. Правосеки наверняка обрадуются такой находке – лишний раз будет повод обвинить Путина в том, что он лично курирует стрелковцев.
Андрея всегда смешили подобные выпады его друзей, оставшихся в Киеве и наблюдающих за событиями в Донбассе через призмы ноутбуков и теликов. Чтобы развеять миф, он писал им о том, как стрелковский отряд заблудился, пересекая в апреле российско-украинскую границу.
Парнишка знал об этом, потому что сам был в числе пятидесяти двух добровольцев, которые из Крыма отправились в Донбасс под командованием Игоря Стрелкова. Оказавшись в приграничной зоне, они шифровались как от российских, так и от украинских погранцов.
В тот день, как назло, пошел мокрый снег, степная грязь превратилась в жирное черноземное тесто, которое килограммами налипало на ботинки. Поэтому, когда выяснилось, что почти час группа шла в неверном направлении, бойцы откровенно досадовали на командира.
Разве могло такое случиться, если бы Путин переводил их за ручку через границу? Или если бы эфэсбэшники с гэрэушниками руководили их незатейливым десантом? Однако такими вопросами его киевские друзья задаваться не хотели.