Единственным, что может стать для человека роком, является вера в рок; эта вера подавляет движение возвращения.
Изначально вера в рок является верой ложной. Всякое представление о заданности течения происходящего является лишь упорядочением Ничто как якобы становления бытия, упорядочением изолированных мировых событий, упорядочением предметности истории; оно не есть настоящее Ты; никакое становление из связности этому представлению недоступно. Оно не знает действительности духа, и для него схема этого представления не имеет силы. Пророчество, основанное на предметности, имеет силу только для того, кто не знает настоящего. Тот, кто подчинен силе мира Оно, должен видеть в догме неотвратимости течения событий истину, расчищающую просеку в буйно разросшемся лесу; на самом же деле это еще глубже погружает его в подчинение миру Оно. Но мир Ты не является замкнутым. Тот, кто всем своим единым существом, с восставшей силой отношения, выйдет навстречу миру Ты, станет внутренне свободным. Стать свободным от веры в несвободу уже означает стать свободным.
Подобно тому как получить власть над злым духом можно назвав духа его настоящим именем, так должен и мир Оно, который только что зловеще простирался всей своей чудовищной мощью перед малой человеческой силой, покориться тому, кто познает его в его сущности – как обособление и отчуждение именно того, из приливающей ближе полноты которого выступает навстречу каждому всякое земное Ты; того, что представляется великой и страшной богиней-матерью, существом тем не менее по-матерински добрым.
– Но как может набраться сил и окликнуть злого духа по имени тот, у кого внутри угнездился призрак – лишенное действительности Я? Как может похороненная сила отношения возродиться в существе, где могущественный призрак ежечасно попирает ногами обломки этой силы? Как собраться воедино существу, которое непрерывно гонит по пустому кругу ненасытное в своей алчности отчужденное Я? Как может обрести свободу человек, живущий по произволу?
– Как соединены неразрывно свобода и судьба, так связаны между собой произвол и рок. Однако свобода и судьба возвышают друг друга и охватывают друг друга, порождая смысл; произвол и рок, захвативший душу призрак и душащий мир кошмар, терпят друг друга, обитают рядом друг с другом, избегая друг друга, без связи и трений, обитая в бессмысленности – до тех пор, пока случайно не встретятся взглядами и не вырвется из их уст признание в отсутствии избавления. Сколько красноречивой и искусной духовности используют сегодня, чтобы уберечься от такого события или хотя бы его скрыть!
Воля свободного человека обходится без произвола. Этот человек верит в действительность; это значит, что он верит в реальную двойственность Я и Ты. Он верит в предназначение и в то, что оно нуждается в нем; оно не водит такого человека на поводке – оно ожидает его, он должен прийти к предназначению, не зная, однако, где оно находится; он должен выйти навстречу предназначению всем своим существом, и он знает это. Все произойдет не так, как подразумевалось его решением, но то, что произойдет, произойдет только тогда, когда он решится на то, что способен хотеть. Свою несвободную, подвластную вещам и влечениям малую волю он должен пожертвовать своей великой воле, которая уходит от предопределенности к предопределению. Тогда он больше не вмешивается, но и не отпускает то, что происходит, на самотек. Он прислушивается к тому, что возникает из него самого, на пути сущего в мире; не для того, чтобы оно его несло, но для того, чтобы самому воплотить его в действительность так, как оно хочет, чтобы он – в ком оно нуждается – его воплотил, человеческим духом и человеческим деянием, жизнью и смертью человека. Я говорю – он верит, но тем самым сказано: он встречает.
Своевольный человек не верит и не встречает. Он не знает связности – знает он только охваченный лихорадочной суетой внешний, окружающий его мир и свою лихорадочную похоть к его использованию; надо только дать использованию античное имя, и оно будет скитаться между богами. Когда он говорит «Ты», он имеет в виду следующее: «Ты – моя возможность для использования», а то, что он называет своим предназначением, есть лишь оснащение для использования и санкция на него. На самом деле у него нет предопределения, но есть лишь предопределенность вещами и влечениями, которую он исполняет самовластно, то есть по произволу. У него нет сильной воли – у него есть только произвол, который он выдает за волю. Он абсолютно не способен на жертву, хотя и говорит постоянно о ней; ты узнаешь его по тому, что он никогда не бывает конкретным. Он постоянно во все вмешивается, а именно с той целью, чтобы «дать этому произойти». Как можно, говорит он тебе, не помочь предназначению, не использовать все доступные средств, нужные для достижения цели? Так же видит он и свободного человека, и не может видеть его по-другому. Но свободный никогда не имеет цель здесь и где угодно подыскивает для нее средства; у него на уме только одно: снова и снова приносить свои решения на алтарь предопределения. Он принял такое решение, и он будет иногда обновлять его на всех развилках пути; но он скорее поверит в то, что не живет, нежели в то, что решения великой воли недостаточно и его надо подкрепить средствами. Он верит; он встречает. Но лишенный веры мозг своевольного человека не воспринимает ничего иного, кроме неверия и произвола, определения целей и измышления средств. Без жертвы и без милости, без встречи и без настоящего, его мир обусловлен целями и средствами; другим этот мир быть не может; это и называется роком. Так при всем своем самовластии он безвыходно запутан в недействительное; и он осознает это каждый раз, когда приходит в себя и осмысливает ситуацию – поэтому лучшую часть своей духовности он направляет на то, чтобы защититься от этого осмысления или хотя бы скрыть его.
Но, если дать осмыслению, осознанию отпадения, разрыва с действительным и с действительным Я, погрузиться до корней, в глубину, которую человек зовет отчаянием, из которого вырастают самоуничтожение и возрождение, это будет, возможно, началом возвращения.
Брахман ста путей рассказывает, что некогда был спор богов с демонами. Демоны сказали: «Кому можем мы принести нашу жертву?» Все приношения они положили себе в рот. Боги, однако, положили все приношения в рот друг друга. И тогда Праджапати, изначальный дух, предался богам.
– То, что мир Оно, предоставленный сам себе, то есть не затронутый и не расплавленный появлением Ты, искажается, превращаясь в злого духа-душителя, надо просто понять; но как это происходит, когда Я человека, как ты говоришь, теряет свою действительность? Пребывает ли оно внутри отношения или вне его, Я с гарантией остается в своем самосознании, этой прочной золотой нити, на которую нанизываются меняющиеся состояния. Скажу ли я сейчас «Я вижу тебя» или «Я вижу дерево», мое видение в обоих случаях не будет одинаково действительным, но равно действительным в обоих случаях остается Я.
– Проверим, проверим же, на самом ли деле это так. Словесная, речевая форма ничего не доказывает; много раз сказанное Ты в основе своей является Оно, которому по привычке или по тупости говорят Ты, а много раз сказанное Оно в основе своей является Ты, присутствие которого, словно с дальней дистанции, вспоминают всем своим существом; таким образом, неисчисляемое Я является лишь необходимым местоимением, необходимым сокращением высказывания «находящийся здесь, говорящий». Но что можно сказать о самосознании? Если в одном предложении на самом деле имеют в виду Ты отношения, а в другом предложении – Оно опыта и если в обоих случаях на самом деле имеется в виду Я, то одинаковы ли в каждом случае Я, высказываемые из его самосознания?
Я основного слова Я – Ты – это не то же самое, что Я основного слова Я – Оно.
Я основного слова Я – Оно проявляется как собственная сущность и осознается как субъект (приобретения опыта и использования).
Я основного слова Я – Ты проявляется как личность и осознает себя как субъективность (без определяющего родительного падежа).
Собственная (обособленная для себя) сущность проявляется в отделении от других собственных сущностей.
Личность проявляется тем, что вступает в отношение с другими личностями.
Первое является духовным образом природного обособления, второе – духовным образом природной связности.
Целями обособления являются приобретение опыта и его использование; их же целью является «жизнь», то есть длящееся в течение человеческой жизни умирание.
Целью отношения является его сущность, то есть прикосновение Ты. Ибо через прикосновение каждого Ты нас касается дыхание вечной жизни.
Тот, кто состоит в отношении, причастен к действительности, то есть к бытию, которое присутствует не только в нем и не только вне его. Всякая действительность есть действие, в котором я участвую, но которое не могу присвоить. Там, где нет участия, нет и действительности. Участие тем полнее, чем более непосредственным является прикосновение Ты.
Я становится более действенным благодаря своему участию в действительности. Оно становится тем более действенным, чем полнее это участие.
Но Я, выходящее из события отношения в обособленность и его самосознание, не теряет своей действительности. Участие остается пребывать в нем и сохраняет свою живость; другими словами – хотя они были сказаны о высочайшем отношении, их можно приложить и ко всем отношениям, – «в нем остается семя». Это область субъективности, в которой Я осознает как свою связность, так и свою обособленность. Истинную субъективность можно понять только как динамический феномен, как вибрирующие перемещения Я в его одинокой истине. Это то место, где настойчиво формируется стремление к более высокому, более безусловному отношению, к полному участию в бытии. В субъективности созревает духовная субстанция личности.
Личность сознает себя участницей бытия, участницей совместного бытия и, таким образом, сознает себя сущей. Собственная, «сама для себя» сущность сознает себя как «существующее так, а не иначе». Личность говорит: «Я есть», собственная сущность говорит: «Я такова». «Познай самого себя» означает для личности: познай себя как сущее; для собственной сущности эта фраза означает: познай свое бытие как таковое. Собственная для себя сущность, отделяя себя от других, отдаляется от бытия.