В одиннадцать часов прибыл Лука, готовый к новым тестам и с нетерпением ожидающий погружения в бассейн. Ру, однако, велела подождать Мэдди.
— Ты же не хочешь начинать без своей маленькой подружки? — спросила она, будто больше всего беспокоилась об удовольствии Мэдди. Она, конечно, хотела присутствовать, но я сказала ей, что может не получиться. Теперь Ру встала на её сторону по неизвестным мне причинам. Она даже имени Мэдди не могла запомнить.
Весь день Ру торчала возле меня, даже потащилась со мной к Лизе Фентон, куда я перед дайвингом отвезла Оливера. Она отстала, лишь когда мы с детьми погрузили оборудование в машину и помчались к дому Тейт Бонакко.
Тейт была ужасно разочарована, когда узнала, что Ру предпочла ей спортзал. Она разоделась в пух и прах, до блеска вычистила дом, хотела представить себя в лучшем виде женщине, которая даже не соизволила к ней заглянуть.
— А завтра она придёт? — печально спросила Тейт.
— Не знаю, — ответила я и повела своих взволнованных подопечных к бассейну.
Был момент, сразу после того, как Лука неправильно подвёл трубку к регулятору и едва не затонул, который не могло испортить даже моё состояние. Мы погрузились вместе, лицом к лицу. Мэдди уже нарезала медленные круги, как довольная луна. Лука на три секунды рефлекторно задержал дыхание, а потом вспомнил, чему учило первое правило: дышать. Он выдохнул, и я увидела, как его глаза под маской расширились, заблестев от осознания волшебства. Это было так странно, так противоестественно — быть под водой и дышать. Я поняла — он подсел. В моей работе это было самым прекрасным, но, даже радуясь тому, как он осваивается, я чувствовала, что моё время утекает. Он показал мне, как научился очищать маску и закреплять регулятор, и я скомандовала ему: воздух кончается! Для безопасного погружения нужен был вторичный источник воздуха, а источник Мэдди был встроен в компенсатор плавучести. Она протянула свой регулятор Луке, второй взяла в рот. Связанные оборудованием, они проплыли по бассейну вместе, передавая друг другу воздух. Почти добравшись до конца, Лука взял Мэдди под руку — не из романтизма, лишь по необходимости. Она ведь держала во рту соединяющий их короткий шланг. И всё же, когда мы вышли из воды, глаза Мэдди сияли.
Тем временем Ру приветствовала солнце, её дом был пуст, её секреты не разгаданы, а я контролировала безопасность её сына. Она довольно верно угадала, что я не оставлю неопытного дайвера без присмотра. Даже в бассейне, даже под контролем Мэдди.
К тому времени как мы закончили, Дэвис уже пришёл домой. Вечер прошёл странно. Я чувствовала, будто отделена от себя самой, от своего тела, и лишь смотрю со стороны, как Эми Уэй готовит нам всем спагетти, мясные шарики и салат капрезе. Я так вжилась в роль, что даже поела.
Я отпускала шутки, как Эми, задавала вопросы, как Эми, и Дэвис с Мэдди видели во мне только Эми. Это почти задело меня — ведь внутри меня была выжженная пустыня, а они этого не видели. Ночью, в кровати, Дэвис читал, а я сидела рядом, глядя в книгу. Читать я не могла. Лишь перелистывать страницы через более-менее закономерное время, пытаясь отогнать напряжение, но это было всё равно что прыгать с тонущей лодки. Я чувствовала, как сокращаются мышцы ног, пыталась расслабить их, сосредоточиться, лишь для того, чтобы тут же ощутить такое же напряжение в животе или руках. К тому времени как Оливер начал требовать ночного кормления, я так устала, будто последние три часа провела в спортзале в компании Ру.
Насытившись, Оливер уснул, и Дэвис отнёс его в кровать — как и сын, он был ни сном ни духом о том, что происходит. Потом вновь улёгся и поцеловал меня, как будто я осталась той же старой доброй Эми, какой была вот уже семь лет. Я, как и она, поцеловала его в ответ, он выключил свет и перекатился на бок. Спустя несколько минут он спокойно уснул, и я почувствовала себя ужасно одинокой.
Я лежала, глядя в тёмный потолок, и мне так хотелось поговорить с Дэвисом. Мне так хотелось поговорить с кем угодно, но единственный, кто меня понял бы — Ру. Которая и устроила весь этот бардак.
Впрочем, это была ложь. Я могла одурачить Мэдди и даже собственного мужа, но мою способность врать самой себе Ру разбила вдребезги. Она раскрыла все тайны, спрятанные внутри меня, она вычерпала меня сверху донизу. Но я знала — есть ещё один человек, который меня поймёт.
Почти в полночь я взяла телефон, лежавший на прикроватном столике. Дэвис, спавший слева от меня, был невозмутим, как холм, непримечателен, как пейзаж за окном. Не сводя глаз с яркого экрана, я открыла номер Тига Симмса. Я не добавила его в список контактов, но он сохранился как пропущенный вызов. По-прежнему не добавляя номер, я отправила Тигу сообщение. Всего три слова:
Бритьё и стрижка?[17]
Тиг по-прежнему был совой — не прошло и десяти секунд, как он прислал мне смайлик: тук-тук. Я улыбнулась в темноту.
Потом он написал: Расправилась с ней?
Пока нет, ответила я.
Расправишься, ответил он, и его слова меня приободрили. Всего одно простое слово, но мне было так необходимо, чтобы кто-то мне его сказал. За этим сообщением пришло новое: Может, тебе помочь?
Не надо, я справлюсь. Спасибо.
Ложь вырвалась сама собой. Я написала эти слова раньше, чем успела подумать, раньше, чем меня затопило облегчение и надежда от осознания того, что я не одна. Пальцы замерли на экране. Когда простая человеческая слабость оставила меня, сменившись способностью предавать? Я искала черту. Я не знала, где она, но чувствовала, что близко. Слишком близко, чтобы успокоиться. Я закрыла окно сообщений, чтобы не изменить ответ.
Мне пришло новое сообщение, но я не стала смотреть. Поставила телефон на вибрацию, положила на тумбочку экраном вниз. У меня не было права просить Тига выполнять работу Дэвиса. Особенно учитывая, что я не дала Дэвису шанса. Он мог мне помочь, стоило лишь попросить его об этом. Мой муж был не виноват, что я оказалась трусихой. Трусихой и лгуньей.
Я попыталась доказать себе, что эта несчастная переписка с Тигом для меня ничего не значит, но опять соврала. Она значила многое, потому что не прошло и десяти минут, как я уснула, окутанная верой Тига в меня. И проснулась с новым, полностью сложившимся планом.
Ру пришла спустя две минуты после того, как ушёл Дэвис. Без стука, без звонка, как Шарлотта. Должно быть, она следила, когда отъедет его машина. Я задумалась, сколько времени она за мной наблюдала. На ней были джинсы и льняная рубашка — простая, удобная одежда. Может быть, она с четырёх утра сидела на корточках в соседских кустах, желая удостовериться, что я опять не сбегу из дома.
Этот день прошёл в точности как предыдущий — Ру следила за каждым моим привычным движением. К одиннадцати явился Лука. В отличие от матери, он позвонил в дверь.
— Я дочитал следующий раздел, — сказал он, помахав учебником, и галопом помчался в гостиную, чтобы включить DVD. Дайвинг выбил из него всё позерство, и теперь я могла себе представить, как он общается с Мэдди. Я понятия не имела, как Ру объяснила сыну своё внезапное желание обеспечить ему личные занятия со мной, но его отношение ко мне совсем не изменилось. Либо он до сих пор не знал, что я жертва его мамаши, либо играл свою роль лучше, чем она.
На ланч я приготовила сэндвичи с сыром и томатный суп. Сама есть не стала — голод внутри меня стал моим наказанием и вместе с тем подарил ощущение силы. Стоило поголодать всего несколько дней, и джинсы уже сели свободнее. Остаток веса, набранного после родов, я решила согнать потом, когда перестану кормить сына. Господи, как же я надеялась покончить со всем этим раньше, чем пропадёт молоко. Ру отказалась от сэндвича, порылась в холодильнике и в конце концов решила пойти домой, выпить зелёного сока.
В ту же секунду, как за ней захлопнулась дверь, я прекратила запихивать в Оливера горох, положила на поднос несколько колечек, чтобы его занять. Лука ел за кухонной стойкой, одновременно прорабатывая новый раздел учебника. Облокотившись на стол, я старалась делать вид, что ничего особенного не происходит, но Ру должна была вернуться через пять минут. За сегодняшний день мне впервые удалось остаться наедине с Лукой. Момент мог не повториться, а я собиралась его разговорить. Ру постоянно говорила, что она замужем — ну или была замужем. Лука, конечно, не мог об этом не знать.
— Я рада, что ты завтра выходишь в открытый океан. Тебе понравится.
Эта фраза прозвучала совершенно по-идиотски. Благодаря работе и Мэдди я хорошо знала подростков, но общалась с ними только как инструктор или как мама. Я смутно представляла, как выудить из сына преступницы признание о его матери и тем более о том, от чего она бежит.
— Ага, — он поднял глаза и вновь уткнулся в книгу.
— Я пыталась втянуть в это Дэвиса, но ему дайвинг не по душе, — продолжала наседать я, пока он вновь не посмотрел на меня. — Говорит, у него клаустрофобия. Не понимаю, какая может быть клаустрофобия посреди огромного бескрайнего дикого океана, но он настаивает.
— Странно, — ответил Лука, не отрываясь от учебника. Он был слишком хорошо воспитан, чтобы продолжать читать, когда я стою напротив и разговариваю с ним, но его намерения и желания были видны слишком ясно. Я переживала за этого ребёнка и ничего не могла с собой поделать. При такой-то матери. Может быть, он был таким же порочным и прожжённым, как она, но мне казалось — всё иначе. Этот мальчик был как открытая книга. Сидел, уткнувшись в учебник, беспокойно листая раскрытые страницы.
Ру была апатичной, неторопливой, каждое её движение было продумано, как поза йоги. Спокойные, взвешенные движения маскировали её истинные реакции. Я была такой же и становилась всё искушённее — вчерашний вечер это доказал. А Лука? Он казался мне просто ребёнком, который хочет показаться крутым, но подвержен вспышкам эмоций.
— Тебе повезло, что твоя мама ныряет. Будет кому составить компанию, да?