Ещё у двери разулась, потому что не хотела, чтобы дети услышали мои шаги. Они были не в гостиной. Решили посмотреть видео в подвале, а Оливера взяли с собой. Наверное, он уже уснул. Я прошла в ванную, положила ключи Луки в карман его джинсов, направилась в подвал. Дверь была закрыта — уже нехороший знак! Я открыла её, прислушалась. Жизнерадостная мелодия обучающего видео звучала на всю — я могла хоть чечётку плясать, ребята бы не услышали. Я смотрела это видео примерно семь тысяч раз, так что знала — оно подходит к концу. Я очень вовремя вернулась домой.
Я тихо приблизилась. Ребята заняли диван, Оливер спал в детском кресле. Лука сидел спиной ко мне и смотрел на экран, на красивую девчонку в гидрокостюме, которая заканчивала речь.
Мэдди не смотрела. С ней что-то было не так. Она лежала на диване, одной босой ногой упираясь в пол. Вторая нога лежала на колене Луки — довольно интимная поза. Она отвернулась, зажмурилась, но слишком крепко, чтобы можно было подумать, будто она спит. Брови были высоко вскинуты, щёки ярко горели, на губах блуждала странная полуулыбка — раньше я никогда не видела у неё такого выражения лица.
Я не сразу поняла, что вижу. Хотела позвать её по имени, спросить, всё ли хорошо, и внезапно поняла, что его правая рука вытянута вдоль ноги Мэдди, а пальцы спрятаны под юбкой её купальника.
Я замерла на долю секунды, которая показалась мне бесконечностью.
Лука был полностью одет, другая его рука спокойно лежала на спинке дивана. Мэдди ахнула, её голова чуть откинулась назад, улыбка стала шире, и это вывело меня из оцепенения. Я осознала, что поднимаюсь по лестнице, быстро, беззвучно, не понимая, что делаю, понимая лишь одно: я не хочу, чтобы Мэдди знала, что я всё видела.
Если бы они целовались, я с топотом метнулась бы вверх по лестнице и принялась громко стучать чем-нибудь, чтобы Лука успел стереть с лица клубничный блеск для губ, а Мэдди — поправить волосы. Но это? Чёрт возьми, я не знала, как на такое реагировать.
Лука смотрел видео, но его рука двигалась у неё между ног. Что за бред? Это было нелепо, безумно, чудовищно. Они даже не целовались, не обнимались. Её макияж был в порядке, купальник не съехал. Какие подростки начинают с петтинга?
Я о таких не слышала. Тем более о таких, где в роли принимающей стороны выступала девочка. Я читала много статей о поколении Мэдди — о мальчиках, насмотревшихся порно и ожидающих, что девочки будут выполнять все их желания. О девочках, которые могут под их влиянием отсылать им обнажённые селфи и делать минет, будто это значит не больше, чем поцелуй в щёчку на прощание. Я не хотела, чтобы моя Мэдди такой стала. И Дэвис не хотел. Мы оба начистоту поговорили с ней о сексе, об уважении к себе, о том, что не нужно такого допускать. Но о подобном предупредить забыли.
Я вообще не понимала, как реагировать, но не сомневалась — Дэвис будет недоволен. Тем более что происходящее казалось мне чем-то нездоровым.
— Эй, ребята! Я дома! — закричала я, стараясь, чтобы мой голос звучал жизнерадостно, а не так, будто мне выжигают глаза. После очень небольшой паузы Мэд ответила:
— Отлично.
Я всё ещё не могла найти в себе силы подняться и посмотреть на неё. Задето было и её, и моё достоинство.
— Мэдс? Можешь спуститься?
Я хотела, чтобы она вышла из комнаты. Отошла подальше от Луки.
— Сейчас? — закричала она.
— Сию минуту.
Я готова была молиться, чтобы то, от чего бежит Ру, оказалось ордером на арест. Ордер на арест не изобьёт женщину так, как избили её. Ордер на арест не внушит сыну, ни родному, ни приёмному, странные идеи о сексе и личных границах. Лука казался неплохим парнем, но что, если он убегал от неадекватного отца? Им могла угрожать серьёзная опасность. Если я рассказала бы этому человеку, где их искать, я поступила бы не лучше Ру. Даже хуже, потому что пострадал бы ребёнок. Господи, прошептала я, пусть это окажется ордер на арест.
Я не знала, как расскажу обо всём Дэвису. Нужно ли ему о таком знать? Конечно, она его дочь, но в отношениях отцов и дочерей излишние подробности могут скорее навредить. Но в то же время… сколько тайн я могу скрывать от мужа, пока дело не зайдёт слишком далеко?
— Мы почти закончили, — закричала она, и я тут же подумала: закончили с чем? Я надеялась, она имеет в виду видео. Надеялась, что, услышав мой голос, они отсели друг от друга подальше.
— Ты сто раз это видела. Можешь подойти, пожалуйста? — закричала я. Мой голос стал скрипучим от стыда и напряжения.
Слава Богу, слава Богу, не прошло и десяти секунд, как Мэдди прибежала ко мне.
— Ну чего? — спросила она. Я моргнула. Я не знала, что ей сказать. — Чума?
— Оливер ещё спит? — спросила я наконец. — Можешь отнести его к Лизе, перед тем как пойдём в бассейн?
— Конечно, — сказала Мэдди. Она выглядела как обычно, разве что щёки чуть порозовели. Если бы я не увидела того, что увидела, я решила бы, что они и впрямь серьёзно изучали видео и больше ничего. Но внутри моей приёмной дочери был тайный мир, целостный и сложный, и мне было дозволено видеть лишь его окраины. Я не подозревала, как напряжённо смотрю на неё, пока она не спросила:
— Всё в порядке, Чума?
— Конечно, — сказала я. А потом очень серьёзно посмотрела ей в глаза. — А у тебя?
— Изумительно, — и она побежала за ребёнком.
Как мать, я понимала, что нужно поговорить с ней о её решениях и её теле, постараться убедить её выбраться из трясины в безопасный мир. Но у меня были и другие роли, ужасные роли, которые пробудила во мне Ру.
Неудивительно, что она так резко отреагировала, когда я сказала ей, что Лука общается с Мэдди. У него была та же фамилия, то же место рождения, всё, что мне было нужно, и дети болтали. Мэдди могла всё это узнать, а значит, могла и я. У каждого подростка есть свой тайный мир, и миры Мэдди и Луки вращались совсем рядом. Если они были так близки, как это казалось на мой взгляд, то всё, что я хотела выведать у Ру, выведала девочка, которую я любила.
Но Мэдди не ответила бы мне, если бы я просто спросила. Она была преданной тому, что любила, и её чувства к этому мальчику, пусть и вспыхнули совсем недавно, были глубокими. Она не рассказала бы мне, если бы я не принялась выпытывать. Моя дилемма заключалась в том, что я в принципе могла её разговорить, могла вынудить всё мне рассказать. Если она не знала ответа, я могла вынудить её спросить у Луки. Могла надавить, обязать, заставить.
Она явно не хотела бы, чтобы её отец узнал об увиденном. Я могла использовать это в своих интересах. Мэдди была хорошим человеком, но ещё очень юным, её характер не сформировался до конца; подростки под давлением могут доносить друг на друга. Это я усвоила из той грустной истории в духе О’Генри, которая произошла у нас с Тигом.
Если бы я хотела использовать тайны девочки, которую любила, в своих интересах, я получила бы свою выгоду. Победила бы Ру. Мысль была заманчива, и я ощутила её, как разряд электричества, бегущий по телу. Я видела, как стою напротив Ру, держу в руках её прошлое, и в ней вскипает страх, как вскипал из-за неё во мне. Эта идея ударяла в голову, как алкоголь.
Но так поступать было неправильно.
Я сама испугалась того, как низко пала. Шантажировать Мэдди. Я уже продумывала тактику, как надавлю на неё, заставлю раскрыться, вытяну информацию. Она любила меня, а я очень хорошо её знала. Я чётко представляла себе, как всё получится.
Но что я могла разрушить? Веру Мэдди в меня, её доверие, может быть, даже её любовь. Настроить дочь против себя в тот период, когда вследствие моей лжи между мной и Дэвисом могла образоваться пропасть. Спасая от Ру свою семью, в самый неожиданный момент обнаружить, что сама разбила её на куски.
Глава 14
Сеанс кормления Оливера перед сном только что закончился, и теперь малыш крепко спал на спине между Дэвисом и мной, мягкий, как маленькая тряпочка. Дэвис положил руку на туго набитый животик Оливера, погладил. Надо было отнести малыша в кровать и попытаться уснуть. Завтрашний день на крошечной лодке в компании Ру сам по себе был стрессом, а мне к тому же нужно было приглядывать за новоиспечённым дайвером.
Но я не решалась трогать Оливера. Мне нужно было обсудить с Дэвисом увиденное сегодня. Когда Оливер был рядом, муж становился спокойнее.
Другого выбора не было. В понедельник Луке и Мэдди так или иначе пришлось бы проститься, но за выходные могло случиться очень многое. Я оставила их без присмотра на сорок пять минут. Дэвис должен был знать, как важно не упускать их из вида.
Я коснулась его руки, и он отвёл глаза от сына. Мой настороженный взгляд дал ему понять, что разговор будет серьёзным.
— Нам нужно поговорить. Это касается Мэдс и Луки. Теперь они не просто друзья.
В его глазах сразу же, необратимо вспыхнуло нечто мужское, отцовское, первобытное.
— Они встречаются?
— Не знаю, так ли это теперь называется у подростков, — впрочем, я была абсолютно уверена, что они не встречаются. Дэвис напрягся, и я постаралась сформулировать ответ как можно мягче. — У них в подвале произошла небольшая… физическая близость.
— Насколько физическая? — Дэвис сузил глаза. — Они целовались, и я должен сделать вид, что это мило, или он распустил руки, и мне пора готовиться к тюрьме?
Я натянуто улыбнулась, чтобы он немного расслабился.
— Насколько подробно тебе рассказать?
Я надеялась, что подробности ему не нужны. Каждая минута, которую я проводила с мужем, адекватным и спокойным, была полна молчаливой лжи. Я не хотела врать о его дочери, лёжа с ним в постели. Но если бы он надавил, я соврала бы. Этому меня тоже научила Ру. Он не должен был узнать подробностей того, что я видела. Такой расклад вызвал бы слишком много вопросов о Луке и Ру. Он запретил бы мне и Мэдди с ними общаться, и это сильно помешало бы моим дальнейшим действиям.
Он нервно встряхнул головой.
— Не надо подробностей. Просто насколько это серьёзно по шкале от одного до залёта?