Пролистывая страницы, чтобы подписать каждую, Ру подняла на меня глаза.
— Заботься о моём мальчике как следует.
— Хорошо, — сказала я.
Любую другую мать я в ответ попросила бы позаботиться о Мэдди. Любой другой матери я рассказала бы, что я видела в подвале. Но в руках этой женщины секс был оружием, и она гордилась, что умела с ним обращаться. Может, она расстроилась бы, а может быть, рассмеялась и вручила Луке золотую звёздочку. Я не знала, защищает ли она очаровательного мальчишку, которым мне казался Лука, или растит хищника, который в будущем пойдёт по её стопам.
Она вносила в бланк его фальшивое имя. К нему он уже привык. Не моргнув глазом, откликался на Луку. Но если он таким образом хотел оградить мать от тюрьмы, я его не винила. Большинство детей сделало бы то же самое. И уж тем более если они бежали от человека, избившего её, превратившего её тело в чёрно-багровый кусок сырого мяса.
Каждая минута, проведённая с ним, и врождённое чутьё говорили мне, что Лука — проблемный, но неплохой ребёнок. Всё это было для него в новинку. У Ру было три фальшивых паспорта, у него — только один, совсем новенький, без единого штампа. Я верила, что она всё ещё не посвящает его в подробности своей карьеры. Что какое-то событие — ордер на арест, нападение, неудавшийся брак — выбило их из колеи, заставило в спешке собирать вещи и уматывать.
Ру его любила. Это было очевидно. Может быть, она хотела для него лучшей жизни, чем та, которой жила сама. Большинство матерей этого хотели. Когда она подписала все бланки и встала, я решила — надо всё-таки что-то сказать.
— Могу я поговорить с тобой как мать с матерью? Это по поводу Луки.
Она резко замерла, будто я нажала на кнопку. Теперь её внимание всецело принадлежало мне. Эта неподвижность, готовность к любому повороту событий говорила сама за себя.
— Давай, — сказала она беззаботно, но я почувствовала за этой беззаботностью напряжение.
— Не позволяй детям оставаться наедине, даже если ты в соседней комнате, — произнеся эту фразу, я ощутила чуть заметное удовольствие. Так ей и надо, подумала я, будет знать, как списывать со счетов мою девочку. Если Мэдди ходит по дому без макияжа и в безразмерной старой одежде, Ру всё-таки не стоит думать, что прекрасный, сияющий Лука не считает её за девочку. Я не знала точно, что между ними происходит, но за девочку он её, вне всякого сомнения, считал. Ру недоумённо смотрела на меня, будто я говорила с ней на латыни. Я решила уточнить. — В их отношениях кое-что изменилось.
Она резко покачала головой.
— Нет. Ты её не поняла. Он вообще ничего к ней не чувствует. Он так сказал.
Несмотря ни на что, я рассмеялась. Абсолютно искренне. Брови Ру взмыли вверх.
— Что?
— Ты, самая скрытная, самая подозрительная сука в мире, веришь подростку, который говорит, что ничего не чувствует к девочке? — её взгляд сделался испытующим, чуть обеспокоенным, и я продолжала. — Я сделала этот вывод не со слов Мэдс. Я их видела.
— И что ты видела? — спросила она резко.
Я изложила ей ту же версию, что и Дэвису, хотя мне было противно осознавать, что с собственным мужем я честна не больше, чем с этой женщиной.
— Все были одеты, но не все держали руки при себе.
Я видела, как в её голове завертелись колёса. Она перевела взгляд на Мэдди и Луку, которые уже положили сумки и теперь стояли на палубе, покачиваясь и разглядывая огромного пеликана, присевшего на пилон.
Было ясно, что Луке искренне нравится Мэдди, как я в своё время нравилась Тигу. Может быть, в понимании Луки они были всего лишь друзьями, но в нём зрело более серьёзное чувство. С Тигом так и было. Этой ночью он во всём мне признался, и я, несмотря ни на что, ощутила прилив странной радости. Тиг, конечно, ещё отсыпался после бессонной ночи, но я чувствовала — как только он проснётся — сразу же мне напишет. Меня испугало то, как сильно я жду его сообщения. Маленькой радости в ужасный день.
Ру скрестила руки, её взгляд, направленный на Мэдди и Луку, стал холодным, как у акулы. Ни один мускул не дрогнул на лице, но я чувствовала, как пошатнулось её внутреннее равновесие. Она искоса вопросительно взглянула на меня. Как и я, она знала — подростки рассказывают друг другу то, чего никогда не расскажут взрослым.
Она, конечно, хотела бы выяснить, что знает Лука. Может ли он выудить информацию из моей девочки. Моя тревога по поводу сегодняшнего дня стала ещё сильнее. Я не хотела, чтобы Ру находилась с Мэдди в одном океане. Моё лицо тоже не выражало этих эмоций — будто мы всего лишь две мамы, которые не хотят раньше времени становиться бабушками.
В конце концов она пожала плечами, протянула мне бланки и сказала:
— Ладно. Считай, что я тебя услышала. Господи, ну и щенок, — она закатила глаза. — Я же сказала ему — ни с кем не связываться.
Я помогла Джею и Уинслоу как следует всё проверить и начать отчаливать. Мэдди завязала разговор с Бэббиджами. Она всё ещё надеялась отправиться на Большую Баржу, названную так в честь огромного судна, затонувшего в 2004 году и уже успевшего порасти кораллами. Я предложила место попроще. Большая Баржа стояла на холме, корма уходила на восемьдесят футов вниз. Мэдди продолжала настаивать на своём — нос уходил всего на пятьдесят, вокруг плато сновало множество рыб — идеальный вариант для Луки. Я знала, почему она так хочет туда. В прошлый раз мы видели на Большой Барже большую бычью акулу. Луке до смерти хотелось на неё посмотреть. Бэббиджи выступили на стороне Мэдди и напомнили мне, что новичок, за которым нужно приглядывать, среди нас всего один, а все остальные — опытные дайверы с множеством сертификатов, и погодные условия просто идеальные — яркое солнце, спокойный океан. Я сдалась.
— Ладно, пусть будет Большая Баржа.
Мы были уже готовы отчаливать, но Ру и Луки не было на борту. Потом выяснилось, что они сидят за столиком для пикника и ведут неприятный разговор. Даже с виду было понятно, что она его отчитывает. Она крепко сжимала его плечо, он стряхивал её руку, нервно мотал головой. Я удивилась, почему он всё отрицает. Нет ничего такого в подростковых влюблённостях; все через это проходят. Но, может быть, она волновалась, не разболтал ли Лука какой-нибудь секрет. Повернувшись к ней спиной, он зашагал к палубе, ещё несколько раз встряхнув головой. Может быть, он и в самом деле ничего не сказал Мэдди. Если их преследовал человек, так жестоко избивший его мать, Луке пришлось научиться держать рот на замке. Вдруг, если я вцепилась бы в Мэдди, как Ру вцепилась в меня, я не выяснила бы ничего, лишь подорвала её доверие?
Лука поднялся на борт, сел рядом с Мэдди на корме, прямо на самом солнцепёке. Вслед за ним поднялась Ру, наигранно безразличная, но я чувствовала, как всё её тело сочится напряжением. Бэббиджи сели в тени, а Ру, вместо того чтобы присоединиться к Луке, заняла свободное место рядом с Марком и обезоруживающе ему улыбнулась.
Я выбрала место посередине, чтобы видеть всю компанию. Ребята свесили руки в воду, брызгались друг в друга, хохотали и обсуждали акул. Мэдди была в прекрасном настроении, Лука, судя по всему, тоже, но украдкой посматривал на мать. Ссора, вполне возможно, была разыграна намеренно. Прежде чем погрузиться с ним под воду, следовало выяснить, не играет ли он против меня.
Что касается Ру, она, кажется, напрочь забыла, что когда-то родила сына по имени Лука. Она не сводила глаз с Марка Бэббиджа, расспрашивала его, как он увлёкся дайвингом. Марк был симпатичным мужчиной — высоким, широкоплечим, атлетического сложения. Он рассказал, что они с братом выросли на побережье Техаса и обожали нырять с детства. В путешествии на Роатан они встретили Лесли, такую же заядлую, как они, дайвершу.
— А ваша жена где? — спросила Ру.
— Она не любила дайвинг, — признался Марк, и его улыбка стала печальной. — Одна из причин, почему она больше не моя жена.
— Мне так жаль, — неискренне сказала Ру. — Я тоже развелась. Я знаю, как это тяжело. Так чем вы занимаетесь в свободное от дайвинга время?
— Я юрист, — ответил он, и она сразу же придвинулась к нему вплотную. Он уже без того извернулся так, что теперь сидел спиной к брату. Я поняла, что мы надолго потеряли Ру. Она патологически не могла остановиться, чувствуя постоянную потребность в поиске новых зацепок, новых историй, новых юристов. Должно быть, она точно так же смотрела на Тига, выуживая его секреты. Невыносимо было представлять, как она трогает его руками, впивается когтями.
— Может, мы с вами нырнём поглубже? Не хочу плескаться с детьми в лягушатнике, — сказала она, вновь улыбнувшись ему. — Я хочу погрузиться на все восемьдесят футов.
— Блин, да, конечно, — ответил он.
Я была рада. Мне не хотелось, чтобы она находилась возле Мэдди. К тому же мне лучше удалось бы сосредоточиться, если бы она не таращила на меня глаза, и, поскольку они с Лукой были в ссоре, я предпочла бы, чтобы она и его не отвлекала. Лука по-прежнему посылал ей безрадостные взгляды, я пересела к ним, вынула из сумки карточки с рыбами, вручила Мэдди. Она принялась показывать Луке тех, кого мы, скорее всего, встретим, и к тому времени как мы добрались до места, к нему вернулось отличное расположение духа.
Мы все надели гидрокостюмы, в последний раз проверили снаряжение. Я смотрела, как Лука включает подводный компьютер. Он отлично справился, смотрел только на экран, а не на мать, но когда мы закончили, спросил:
— Разве она будет не с нами?
Я покачала головой.
— Она хочет нырнуть поглубже. А вам, мистер, нельзя погружаться глубже шестидесяти футов, пока не пройдёте курс.
Его ноздри раздулись, но он лишь ответил тем же тоном, что и его мать:
— Хорошо.
Неудивительно, что он так расстроился. Он рассчитывал провести время с матерью, но она предпочла ему другую компанию. Марк помогал ей застегнуть костюм.
Мы бросили якорь возле носа Большой Баржи. Все трое Бэббиджей по очереди ловко шагнули в воду. Ру застыла на мостике, сжимая в руке регулятор.