— Я тебя вижу, Эми. Я тебя знаю. Ты завернулась в такую толстую кожу, что даже сама себя одурачила, но я тебя вижу. Можешь не снимать эту кожу, но тебе придётся мне за это заплатить.
Я покачала головой. Возможно, и так, но насколько толстой должна быть кожа, чтобы свыкнуться с ней больше, чем со своими внутренностями? Я уже начала путь назад, к той женщине, которой была раньше — привязанной к семье и к дому. Начала с Тига Симмса, отправив ему сообщение:
Наш поезд ушёл. Я люблю своего мужа, Тиг. Я его не оставлю.
Я отправила сообщение, заблокировала его номер и удалила переписку. Я решила, что этого хватит. Мы ещё не совершили ничего серьёзного. Пока ещё нет. Мы лишь услышали эхо того, что могло произойти, представили ту жизнь, которой могли бы жить, если бы тысячи мелочей сложились иначе. Тиг с его татуировкой LOVE/CAKE, Тиг с его обезоруживающей улыбкой не должен был сбить меня с пути. Если я захотела бы, чтобы это случилось, я сделала бы шаг ему навстречу, но я не могла. Тиг не должен был становиться запасным аэродромом. Мне не нужен был план на случай провала. Если я собиралась бороться за свою семью — а я собиралась — никаких других вариантов быть не могло.
— Я хочу, чтобы ты поняла, — сказала я очень тактично. — Мы во многом похожи. Я прекрасно вижу саму себя. Я могу побороться с тобой, Ру. Могу даже победить.
Я вынула украденную фотографию из внутреннего кармана сумки и придвинула к ней. Она смотрела на саму себя, и её губы беззвучно двигались.
— А ты не теряла времени, — её голос чуть заметно дрожал.
— Я ввязалась в твою игру, — ответила я. — Но теперь с ней покончено.
Она провела пальцами по фото своего избитого лица и, должно быть, хотела спросить, что ещё я обнаружила. Я видела, как у неё в голове завертелись колёса, как она листает список предметов, спрятанных в её доме; я сомневалась, что нашла их все.
— Когда? — спросила она, постучав по фото. Я отмахнулась.
— Неважно. Я была там. И видела то, что видела.
Она выпрямила спину.
— Теперь ты играешь в покер.
Я покачала головой.
— Я вообще ни во что не играю. Я вышла из игры, — сказала я серьёзно. — Я много чего нашла. Твои деньги, точнее, то, что от них осталось. Твои фальшивые паспорта. Твою наркоту. Твою историю поиска. Я знаю, что ты собралась везти Луку на Мальдивы. Там не выдают преступников. Но я уверена, ты бежишь не от ареста. Ты собралась на Мальдивы, чтобы оставить себе ребёнка, — я лишь догадывалась, но догадалась правильно. Она нервно моргнула, и я поняла, что попала в цель.
— Я могу найти того, кто это сделал, Ру. Шантажировать тебя в ответ. Если ты выдашь мои секреты, я скажу ему, где ты, — я провела пальцами по фотографии.
Ру опустила глаза, замерла всем телом. Со стороны трудно было понять, что она чувствует, но я знала — она боится. Я чувствовала едкий запах страха, источаемый её телом.
— Но я решила этого не делать. Я даже не пыталась его найти.
Она выдохнула, будто я с силой ударила её в живот.
— Я опять тебя недооценила, — её голос дрожал от чувств, ни одно из которых не отразилось на каменном лице.
— Скажи спасибо Луке. Я не отдам его человеку, который сотворил такое с тобой. Я могла спокойно дождаться, пока ты умрёшь под той скалой. Могла бы. Во мне есть эта способность, она развилась благодаря тебе. Но я решила поступить иначе. Я выбрала поступить иначе. Неважно, с какой силой это по мне ударит, — я сделала паузу, Ру схватила мой стакан и допила двумя большими глотками. Я продолжала: — Я не могу отдать тебе деньги. Они не мои, и ты это знаешь. Если ты продолжишь в том же духе, Шарлотта чего-то лишится: или денег, или моей дружбы. Я не настолько эгоистична, чтобы полагать, будто моя дружба стоит четверть миллиона. Особенно с учётом всего, что я совершила. А деньги… Если, не дай Бог, с ребёнком что-то случится или если её брат заболеет или попадёт в беду, нужно, чтобы деньги были при мне.
Она пыталась что-то сказать, но я её перебила.
— Шарлотта — чудесная. Чудеснее, чем всё то, что ты пытаешься выжать из нас обеих. Даже если ты расскажешь ей правду, мы можем остаться друзьями. Не сразу, после долгих мучений, но всё равно. Выбор за ней. Пусть она решает. Это будет справедливо. А что касается Дэвиса, у нас с ним крепкая семья. Мы сможем всё уладить, — я верила в наш брак. Я верила в него, когда блокировала номер Тига. Я знала — Дэвису придётся нелегко, и, если у меня будет запасной аэродром, ставки поползут вниз.
Она пристально смотрела на меня, ожидая, пока я договорю, и наконец сказала очень спокойно, как человек, хорошо всё обдумавший:
— Ты понимаешь, что будет? Когда все узнают?
Я сглотнула. Конечно, я понимала. Будет чувство, что с меня живьём содрали кожу. Каждый раз, глядя на меня, все мои друзья и соседи будут думать о том, что я совершила. Перебраться в другой район — не выход. Моя история будет следовать за мной по пятам, даже если я уеду на сотню миль от Пенсаколы. Придётся уехать ещё дальше.
У Дэвиса была солидная работа, дочь-подросток, всю жизнь прожившая в этом городе. Не факт, что он захотел бы поехать со мной, а если поехал бы, ему пришлось бы оставить университет, оторвать ребёнка от всего привычного. Дэвис любил меня, но я знала его самый страшный секрет: он чувствовал облегчение, когда Лаура его бросила. Столкнувшись с такими проблемами и таким стыдом по моей вине, он мог бы чувствовать облегчение, избавившись и от меня.
Если бы они поехали со мной, я навсегда осталась бы женщиной, убившей Дану Шипли и много лет преследовавшей её дочь. Я осталась бы этой женщиной в глазах Дэвиса и Мэдди до конца своих дней. Но ведь я в самом деле это совершила. Может быть, Ру была права. Может быть, мне пришлось бы заплатить не тем способом, какой я сама для себя выбрала.
— Я понимаю. Но я не отдам тебе деньги Шар. Ещё я решила, что не буду говорить ей правду. И никому не буду. Если ты хочешь рассказать — рассказывай. С учётом того, что я спасла тебе жизнь. Что ты мне обязана. Посмотрим, как тогда с тобой поступит твоя Вселенная. Но надеюсь, к понедельнику ты решишь, что меня и мою семью лучше оставить в покое, — я провела пальцем по избитому лицу на фотографии. Подтолкнула её к Ру. — А я оставлю в покое твою.
Ру хотела что-то сказать, но осеклась. Её беспокоила фотография. Я это видела. Наконец она накрыла её ладонью, спрятала под пальцами распухшие почти закрытые глаза.
— Это другой путь, — сказала она наконец. — Большая Дорога, и я по ней не пойду.
— Как хочешь, — я протянула руку. — Верни, пожалуйста, телефон.
Она отдала мне мобильник. Я поднялась, потянулась за сумкой.
— Берёшь меня на слабо, — сказала она. — Но скоро сломаешься. Увидимся в понедельник, днём, и тогда же переведёшь мне деньги.
Я убрала телефон, вынула из кошелька двадцатку, положила на стол.
— Напитки за мой счёт. Надеюсь, в понедельник ты уйдёшь из моей жизни. Я ухожу из твоей.
Я знала — она не уйдёт, но знала и другое. Что бы она ни придумала, я это переживу. А сейчас вернусь домой и буду наслаждаться праздничным обедом в компании семьи. Съем четыре унции стейка, и шесть креветок, и целый вертел жареных овощей — правильная, здоровая пища. Потом, пожалуй, выпью джина с тоником, такого, как я люблю — дорогой алкоголь, свежий лайм. Буду щекотать малыша, смеяться с Мэдди и Дэвисом, радоваться, что живу. Потом уложу мужа в кровать и буду молиться, чтобы Оливер не проснулся в ближайшие полчаса. Так зацелую Дэвиса, что он поймёт, до чего я решительно настроена. В понедельник случится то, что случится, но с меня хватит. У Ру странные представления о правильном и неправильном, но всё-таки они у неё есть. Она возомнила себя посланником Вселенной, призванным восстановить справедливость. Я знала — есть шанс, маленький, но вполне реальный, что она просто испарится.
Оливер сидел на детском стульчике в гостиной и смотрел «Малыша Эйнштейна[20]». Дэвис насаживал на вертел креветок и нарезанные овощи, рядом на блюде лежал стейк, посыпанный специями и готовый к обжарке. Я подошла к Дэвису сзади, уткнулась лицом ему в спину, крепко обняла. Он притянул меня к себе.
— Всё хорошо? — спросил он в пятидесятый раз за сегодня.
— Да, и да, и да, — ответила я как можно беззаботнее. Он рассмеялся.
— Ну прости. Я знаю. Дело не только в сегодняшней катастрофе. У тебя вообще выдался тяжёлый период — я так понимаю, из-за Шарлотты.
— Всё в порядке, Дэвис. Честное слово, — пробормотала я ему в рубашку. Мои глаза наполнились слезами благодарности. Я прекрасно врала, но он всё-таки заметил пузырьки на моей поверхности. Я обняла его крепче, поцеловала между лопаток.
— А где Мэдс?
— Во всяком случае, не в подвале, — ответил он так мрачно, что я поняла — он злится из-за Луки. — Там. Где мне отсюда её видно, — он указал на окно.
Я наклонилась и увидела, что подростки сидят на больших качелях на заднем дворе, погружённые в тихий разговор. Вид у Луки по-прежнему был убитый. Сегодня он едва не потерял мать.
Я поняла, что так и не закончила свой ремонт. Поставила большую стену, чтобы отгородиться от Тига. Обустроила выход из ситуации с Ру. С Дэвисом могли возникнуть трудности, но я знала — он меня любит. Я никогда не была в этом так уверена, как теперь, когда он спрашивал, в порядке ли я, видя меня насквозь. Если нас и ожидал шторм, я знала — он поможет мне построить надёжное убежище.
Но как быть с Мэдди? Я хотела допросить её, вынудить предать Луку, рассказать свои секреты. И так злилась на себя за это, что не поговорила с ней о сцене в подвале. Эта ситуация была ненормальной, нездоровой. Я должна была поговорить с ней о её теле, её решениях. Я обещала Дэвису.
Выпустив его из объятий, я пошла во двор. Увидев меня, Лука поднялся. Белки его глаз были ярко-красными.
— Вы дома. Ну, я, наверное, лучше пойду, — сказал он, и я подумала, что он принял правильное решение. Потом вновь повернулся ко мне и добавил: — Я хотел сказать Вам спасибо. Я… — он вытер глаза.