— Эми… — прошептала Шар. Слёзы мешали ей говорить. Я тоже была не в состоянии выдавить из себя ни слова. Наконец ей удалось выговорить: — Эми… Твоя подруга… Ру… она пришла ко мне. Она мне сказала… — больше она не могла произнести ничего. Рыдания сотрясали всё её тело, и я чувствовала, как моё сердце будто выкручивают. Ру не стала ждать. Она нажала большую красную кнопку, уничтожив мой последний день.
Я хотела шагнуть навстречу Шарлотте, но знала, что она дёрнется в сторону. Это было невыносимо. Я лишь теперь поняла, как ошиблась. Надо было продолжать игру. Надо было заплатить. Всё, что угодно было бы лучше, чем стоять с обнажённой душой перед Лолли Шипли, голубые глаза которой смотрели на меня так жалобно, будто она тонула.
— Господи, Шар… — мой голос надломился.
Она покачала головой.
— Сначала я ей не поверила. Я разозлилась и сказала, чтобы она убиралась вон из моего дома, но потом спросила у него. Это правда. Он признался. Он изменил мне, Эми, — она положила руку на круглый живот, защищая его. — Он мне изменил, и он от нас уходит. Он переспал с этой тварью Тейт Бонакко.
Я наконец смогла пошевелиться. Я шагнула ей навстречу, и она рухнула в мои объятия.
Глава 17
Ру принялась за Шарлотту.
Это было невыносимо, но я ничем не могла ей отплатить. Не теперь, когда Шар плакала навзрыд в моих объятиях и рассказывала мне свою ужасную историю.
— Эта жизнь не для меня, — сказал Филлип, обводя рукой уютный дом, маленького ребёнка, беременную жену. — Мы были слишком молоды. Я совсем себя не знал. Мне так жаль, Шарлотта. Оказалось, я не создан для семьи.
Тейт была не единственной, лишь последней из череды любовниц Филлипа. Он её не любил, он оставлял Шарлотту ради самого себя; он хотел жить один, только для себя. Моё сердце рвалось от жалости, но сквозь злость, ужас и тоску уже пробивался новый план; как и Ру, я умела мыслить стратегически. Не о себе. Об этом я решила подумать позже. А о том, каким может быть следующий шаг Филлипа и как мне помочь подруге.
Я поговорила с Дэвисом, и стратег, которого пробудила во мне Ру, печально отметил, что даже это сработало в мою пользу. Дэвис заметил, как я расстроена, и решил, что дело в Шар. Теперь моё поведение полностью оправдалось.
Он сказал, что Шар и Руби могут пока пожить у нас, но я ответила — будет неразумно оставлять дом пустым. Эта крупная недвижимость составляла почти всё их состояние. Филлип уехал, сказав своей морально убитой, рыдающей жене, что поговорит с ней потом, когда она будет «более адекватна», но он мог вернуться в любой момент. Мог там засесть, а этого я бы ему не позволила. Дэвис согласился и без слов понял, что я переночую у Шарлотты. Он поднялся на чердак, чтобы достать оттуда сумку с моими вещами, пока я уговаривала Шар вернуться в дом. Она упиралась и повторяла, что не пойдёт туда, даже если с ней буду я.
— Это нужно Руби, — сказала я и была права. Более хладнокровные доводы я оставила при себе, — весь её мир пошатнулся. Пусть она хотя бы уснёт в своей кроватке, со всеми своими зверюшками.
Мои слова размягчили и без того мягкое сердце Шарлотты. Доверив Оливера Дэвису и Мэдди, я отвела Шар и Руби домой. Вошла первая — по счастью, дом был пуст. Мы разрешили Руби смотреть сколько угодно серий «Улицы Сезам», и она своим детским сердцем почувствовала — что-то в её маленькой жизни явно пошло не так. Она сосала большой палец и просила пустышку, хотя уже давно переросла эту привычку.
Шарлотта рухнула на диван, её лицо блестело от изнеможения. Она так устала, что больше не могла плакать, и, пересказывая мне в мельчайших подробностях разговор с Филлипом, пыталась понять, в чём дело, что она могла сделать не так. Она не винила Филлипа. Она даже не злилась на него, хотя я не сомневалась, что этот период наступит. Сейчас она была слишком ослеплена горем. Не могла есть, и я с трудом убедила её выпить чашку травяного чая ради будущего ребёнка. Когда я поднялась, чтобы заварить этот чай, она повернулась ко мне, следя за каждым моим жестом, как цветок, раскрывшийся навстречу солнцу.
— Господи, Эми, что бы я без тебя делала? — воскликнула она и вновь разрыдалась.
Тогда я поняла, в чём суть игры Ру. Раньше у меня не хватало времени и свободного участка мозга, чтобы всё это осмыслить, но теперь понимание блеснуло вспышкой, яркое, чёткое. Эта идея была гениальна, тщательно продумана, и её Ру подала я.
Шарлотта чего-то лишится: или денег, или моей дружбы, сказала я ей в баре. Я не настолько эгоистична, чтобы полагать, будто моя дружба стоит четверть миллиона.
А вот сейчас она могла столько стоить. Шарлотта просто не вынесла бы нового удара.
Я сказала Ру, что больше не буду играть с ней в игры, и на этом успокоилась. Я хотела сохранить свои секреты, сохранить ту маленькую, милую жизнь, которую я так любила, но цена, запрошенная Ру, оказалась слишком высока. Она сделала ставкой Шарлотту. Я не могла принять такие условия, и после того как спасла ей жизнь, поняла, что если я ради победы опущусь на её уровень, то разрушу ту самую жизнь, за которую пытаюсь бороться. Поэтому я самоустранилась. Прекратила общение с Тигом, не стала ничего выяснять у Мэдди, не стала копаться в прошлом Ру. Я думала, что правильно поняла обстоятельства. Я была готова и ждала, широко раскрыв глаза, куда она выстрелит. Я не ожидала, что она прицелится в Шарлотту.
Моё тело ставило чайник, ходило в кладовку за мёдом, но внутри него по позвоночнику бежала дикая, чёрная, обжигающе холодная ярость. Я хотела отмотать время назад, вернуться туда, где жизнь Ру была в моих руках, и не лезть в чёртову пробоину. Подождать пять минут, пока пурпурные ласты перестанут дёргаться и застынут.
Но я не должна была об этом думать. Мне нужно было заботиться о Шарлотте, обнимать её дрожащее тело, укладывать в постель. Убеждать её, что она чудесная, замечательная, что она достойна любви, и слушать, как она продирается сквозь воспоминания о своей семейной жизни, пытаясь понять, в чём её вина, чтобы это исправить. Хорошо бы, если бы она могла мне выговориться — я готова была сидеть с ней рядом всю ночь. Но она была беременна, и её организму не хватало резервов. К десяти часам её шатало от усталости, но пойти в комнату и лечь на кровать, где спала с мужем, она не могла.
Руби задремала перед телевизором. Я взяла её на руки, довела Шар до детской. Она легла с дочерью на так называемой «квовати пвинцессы» — большом ложе под белым балдахином.
Я выключила свет, придвинула к кровати стул, чтобы сидеть рядом и гладить Шар по волосам. Когда сон наконец её сморил, я засмотрелась на новые рисунки Руби, развешанные в ряд под ночником. Палки, огуречики, каракули, под каждым шедевром — комментарии Руби, выведенные рукой Шар. Мы с мамочкой, если бы я была русалкой, а мамочка нет. Волшебный кот, он съел такое яблоко. Папа стоит на спине единорога и танцует. Я сжала зубы. Любой уважающий себя единорог сбросил бы к чёртовой матери Филлипа Бакстера. Я сидела рядом, пока Шар не затихла, как бедная измученная Руби. Тогда я спустилась вниз, достала из сумки телефон. Я уже знала, что увижу сообщение от Ру. И увидела.
220 тысяч. На адвоката по разводам тебе хватит.
Прямолинейнее, чем я ожидала. Я ожидала язвительного намёка или, может быть, просто беззаботного «Увидимся в понедельник».
Но она решила вести переговоры. Она понимала — то, что она сделала, может завести меня слишком далеко. Так и вышло. Я была на грани, о которой даже не подозревала. Сейчас я уже не могла думать о Луке и о любой другой причине, по которой земля должна носить Анжелику Ру.
У меня было на что ставить. Мэдди безо всякого шантажа подарила мне новую игральную карту. Сиэтл, сказала она. Ру слишком быстро сделала свой ход. Если бы она совершила это в воскресенье, а лучше даже утром понедельника… Но она дала мне время поразмыслить, и с Божьей помощью я собиралась обратить это время против неё. Довести её проклятую игру до конца.
Я прошла в светлую бело-голубую кухню Шар, села за стол, встроенный в кухонный уголок. Мой кабинет — так называла кухню Шар. Вновь посмотрела на сообщение Ру.
Тот факт, что она начала вести переговоры, доказывал — она понимала, что я близка к срыву, не смогу просто согласиться. Я начну врать. Она это знала.
Наконец я ответила:
150. Разводы нынче дороги.
Должно быть, телефон был у неё под боком, потому что она мгновенно ответила:
200. Последнее слово. Хоть одним пенни меньше, и я потеряю интерес.
У Шар оставалось сорок тысяч, но цифры не имели значения. Я решила, что отправлю Ру в ад, прежде чем она увидит хоть десять центов. Я подождала, будто раздумываю. Не отрываясь, смотрела на время, пока не прошло три минуты. Потом написала:
Ладно. Увидимся в понедельник. Днём.
Хорошая девочка, ответила она. Вот и всё. Ни слова о Шарлотте. Ничего личного. Никаких подначек. Довольно умно с её стороны, но всё же недостаточно умно.
Чёрт бы побрал её щедрое предложение. Её скидки на шантаж. Она ударила меня в слабое место, и я собиралась ударить её в ответ. Как можно больнее. Я подождала, пока загрузится старый компьютер, про себя поблагодарила Мэдди за импульсивный характер и болтливый язык.
Ру не думала, что я смогу узнать о её прошлом до понедельника. Но она не подозревала, что я знаю про Сиэтл.
Я представляла себе, что именно ищу — она проговорилась в «Рози Б». Она убегала от мужчины. Может быть, мужа, может быть, отца Луки, этого я точно сказать не могла. Но могла сказать, что он опасен и что я отчаянно хочу найти этого человека, так жестоко её избившего. Этот человек был заряженным оружием, и я готова была нацелить его на Ру. Пусть случится то, что случится.
Может быть, он её убьёт.
Я надеялась, что он её убьёт.
Если он это сделает — окажется в тюрьме, и тогда Лука будет в безопасности.
Подумав о мальчике, я немного успокоилась. Кем бы ни был этот человек, он явно представлял опасность для Луки. Нужно было убрать мальчика с его пути. Может быть, этот мужчина вообще не имел к Луке никакого отношения. Как бы то ни было, я должна была покончить с догадками, заняться поисками, а потом, когда успокоюсь, решить, как лучше применить усвоенную инфо