Потом Маша в вестибюле подошла к зеркалу причесаться. Тут-то все и произошло.
Толстая ярко-рыжая тетка протирала шваброй пол, громко ворча и ругаясь. Увидев, что Маша подошла к зеркалу и достала расческу, тетка подбоченилась и заорала:
— Это что еще такое? Взяли моду чесаться здесь с утра до вечера! Волосья во все стороны летят, а мне убирай! Ну-ка, пошла отсюда!
— Это вы мне? — обернулась Маша.
— Тебе, тебе! — Тетка со шваброй двинулась в ее сторону. — Кому говорю, иди отседова, шалава!
Маша пожала плечами, кинула расческу обратно в сумку и уже собралась пойти наверх — она не любила и не умела пререкаться с грубиянами — но Андрес удержал ее за локоть.
— Немедленно извинитесь, — спокойно сказал он уборщице.
— Еще чего! — фыркнула тетка. — Ходют тут всякие, много вас, а я одна!
— Немедленно извинитесь перед девушкой, — повторил Андрес.
— Счас! Жди! — Тетка снова принялась с остервенением тереть пол шваброй.
— Да ладно, — сказала Маша. — Обычное дело. Пойдемте наверх, перерыв скоро кончится.
Но Андрес достал бумажник, вынул из него десятидолларовую купюру и подошел к уборщице.
— Видишь эту бумажку? — негромко сказал он, сунув десять долларов ей под нос.
Тетка от неожиданности растерялась:
— Вижу…
— Так вот, — голос Андреса был ровен и спокоен, — если хочешь ее получить, встань на колени и скажи: «Пожалуйста, извините меня за мое хамство».
Тетка оторопело смотрела на него.
— Андрес, прошу вас, не надо, — поморщилась Маша. Эта сцена была ей глубоко неприятна.
— Ну, — поторопил Андрес, не обращая никакого внимания на Машин протест, — Ну? Я жду. Или вам не подходит мое предложение?
Он сделал движение, чтобы убрать купюру обратно в бумажник. Тетка поспешно бухнулась на колени:
— Повтори, чего говорить-то?
Андрес повторил.
— Ивини меня за хамство, — торопливо проговорила тетка.
— Пожалуйста, — многозначительно добавил Андрес.
— Пожалуйста, — послушно повторила она и жадно протянула руку за бумажкой.
Но Андрес не торопился. Он снова достал бумажник, вынул из него еще пять долларов и сказал:
— А теперь ползи на коленях к девушке. Подползешь — получишь все сразу.
— Андрес, не надо! — возмутилась Маша.
Но рыжая тетка, шаркая коленями по полу, проползла те пять-шесть шагов, что отделяли ее от Маши, и протянула руку за деньгами. Андрес вложил в эту отечную руку с облупившимся маникюром пятнадцать долларов и повернулся к своей спутнице:
— Кажется, нам пора в зал.
Но Маша никак не могла прийти в себя:
— Как вы могли?
— Что? — невозмутимо сказал Андрес.
— Как вы могли издеваться над человеком?
Он равнодушно пожал плечами:
— Хамство надо наказывать. И потом — она не человек.
— Как — не человек? А кто же?
Андрес удивленно взглянул на нее и ответил как само собой разумеющееся:
— Обслуга. А обслугу нужно ставить на место.
Маша от таких слов потеряла дар речи. А Андрес взял ее под локоток и повел наверх.
И вот теперь Маша шла и думала: стоит ли Нике знать об этом эпизоде? С одной стороны, стоит: истинная натура этого человека проявилась во всей красе. Он же просто фашист! С таким наслаждением унижать других… Но, с другой стороны, Ника влюблена. А влюбленная Ника не пожелает слушать ничего плохого о своем любимом. Уж Маша-то знала это по опыту! Просто не поверит или решит, что Маша все не так поняла.
Формально Андрес поступил действительно правильно — хамство надо наказывать. Но Машу испугали его глаза. Вернее, то жестокое удовольствие, которым они светились, когда тетка стояла на коленях и униженно протягивала руку за деньгами. Такие глаза Маша уже видела однажды в своей жизни, и это стало одним из самых тяжелых ее воспоминаний.
В отличие от Ники Маша успела побывать замужем. Брак ее нельзя было назвать несчастным: Игорь был милым мальчиком, только что закончившим архитектурный институт и полным всяческих надежд и проектов относительно их будущей жизни. Именно Игорь устроил Машу на курсы визажистов, а потом нашел ей работу на «Мосфильме». Лучше бы он этого не делал!
На «Мосфильме» Машиным начальником был Иван Оленев, признанный царь и бог стилистики. Что он нашел в молоденькой практикантке — непонятно, но через некоторое время Маша заметила, что Оленев оказывает ей предпочтение перед остальными девочками. Но Маша к браку относилась свято — у замужней женщины не должно быть никаких романов.
Однако устоять перед Оленевым было трудно. Он умел найти подход к женщине: задушевные разговоры и маленькие подарки, внимательное отношение к каждой мелочи, паузы в разговоре, исполненные скрытого значения и намека… А Маша была действительно очень молода и совершенно неопытна. Дело кончилось тем, что она влюбилась по уши. Об их романе узнала вся студия, Оленев обещал развестись и жениться на ней. Маша месяца два не ходила — летала как на крыльях.
А потом все кончилось. Пряча глаза, Иван сказал, что ему очень жаль, но он не может оставить жену. «Понимаешь, — говорил он. — Она такая беспомощная, слабая…» — «А я? — не могла понять Маша, — а как же я?» — «А ты — сильная. Ты справишься…»
Маша ушла с работы. От мужа она ушла еще раньше, переселилась к Нике — благо квартира на Беговой была свободна, сама Ника жила тогда у крестного — и никого не хотела видеть. Да что там видеть — жить не хотелось!
Просидев взаперти около месяца, Маша поняла, что еще немного — и она что-нибудь с собой сделает. Тогда она решила еще раз поговорить с Иваном. До сих пор, когда она вспоминает этот разговор, ей делается так тошно, что хочется убежать на край света!
Они встретились в Нескучном саду — Оленев жил неподалеку, на Ленинском, — и долго гуляли по мокрым аллеям.
— Знаешь, — наконец сказала Маша, — ты ошибался. Я совсем не сильная. Я без тебя не могу.
— Нет, — он выразительно посмотрел на нее, — это ты сейчас так думаешь. Машенька, дорогой мой человечек, тебе же еще двадцати нет, а я старый, поживший мужик. Я тебе через год надоем, и ты меня сама бросишь.
— Никогда!
— Ну, не через год, так через пять лет.
— Никогда! — повторила Маша с такой страстью, какой Оленев в ней не ожидал. — Я обещаю тебе. Только поэтому ты от меня отказываешься?
— Машенька, дружочек…
— Поэтому?
Маше казалось, что она все поняла и теперь главное — убедить Ивана в своей любви.
— Хочешь, я встану перед тобой на колени и поклянусь, что всегда буду с тобой?
В его глазах появился странный блеск. Он внимательно посмотрел на нее и повелительно сказал:
— Встань!
И она действительно опустилась на колени и подняла на него глаза, любящие и вопрошающие. То, что она увидела, начисто лишило ее всех иллюзий.
В его взгляде светилось торжество. Он явно наслаждался ситуацией: прелестная юная девушка у его ног в грязи; хочет — поднимет, хочет — оттолкнет… Именно в этот момент Маша поняла, ради чего Иван затеял с ней эту игру в любовь — ради такой вот сцены. Он просто упивался своей властью. Это было так явственно, что Маша не стала дожидаться продолжения, поднялась и пошла прочь. И Оленев, видно, понял, что разоблачил себя: он не стал ее догонять, даже не окликнул…
И вот сейчас Маша увидела такой же блеск и торжество в глазах Никиного Андреса.
Конечно, хорошо, что Андрес в Москве бывает только наездами, а не живет здесь. Первый дурман у Ники в конце концов пройдет, он бы уехал, может быть, все потихоньку и сошло бы на нет… Если бы не эта их предстоящая совместная поездка по Словакии! Кто его знает, что он может еще выкинуть! Впрочем, Нике он вряд ли причинит вред… А может быть, оно и к лучшему, что они недельку побудут вдвоем. В таких поездках люди и открываются. Может быть, Ника сама во всем разберется… Маша сама не заметила, как добрела до метро, так ничего и не решив.
…А Ника, лежа рядом со спящим Андресом, слушая его ровное дыхание и слишком счастливая, чтобы спать, перебирала в памяти события прошедшего вечера. Выступления девочек, счастливые глаза Юли, когда объявили результаты, чудесный ужин в ресторане… Подумать только — эта таинственная паэлья оказалась чем-то вроде нашего плова, только не с мясом, а с морепродуктами… Можно будет попробовать дома соорудить для Андреса нечто похожее.
Нет, сегодня совершенно необыкновенный вечер. Хотя бы потому, что Андрес все время рядом с ней! Все было так замечательно, лучше не бывает. Вот только Машка весь вечер была какая-то странная. И еще… Нике показалось, что среди зрителей она заметила своего знакомого из Лиелупе. Глубоко посаженные пронзительно-синие глаза на загорелом лице, упрямый подбородок… Ника вздохнула и крепче прижалась к спящему Андресу. Нет, ей, вероятно, показалось. Это был не Виктор, а просто похожий на него человек.
4
Маша и Ника шли по длинному перрону Киевского вокзала. Никин поезд на Прагу отходил через пятнадцать минут.
— Все взяла? Паспорт, билет не забыла?
— Да не волнуйся ты так, все в порядке! Триста раз уже спрашивала!
— Все-таки проверь в триста первый.
Ника остановилась, поставила сумку и вытащила из внутреннего кармана куртки портмоне.
— Вот, смотри: вот паспорт, вот билет, вот деньги на дорогу.
— Молодец, — спокойно сказала Маша. — А теперь спрячь все это обратно.
— Ох, — вздохнула Ника. — С недавних пор ты со мной обращаешься как бабушка с внучкой. Причем очень строгая бабушка.
— Что же делать, внученька, если ты такая непутевая. — Маша пожала плечами. — Собиралась в такой спешке, что не только паспорт с билетом — голову могла дома забыть.
Благополучно найдя нужный вагон и погрузив вещи в купе, девушки вышли на платформу.
— Ну ладно, — сказала Маша. — Я, пожалуй, пойду. Последние минуты и для провожающих, и для уезжающих всегда самые тягостные.
Ника нерешительно посмотрела на нее:
— Знаешь… Мне все-таки неудобно…
Маша мгновенно поняла, о чем Ника снова пытается завести речь, и решительно покачала головой: