— А мы будем выражать глубокую озабоченность «разгулом бандитизма» у наших соседей и укреплять собственную границу, — усмехнулся Аларик. — Мы будем выглядеть гарантом стабильности на фоне их хаоса. А когда они достаточно ослабеют, вот тогда, генерал, придет твое время. И это будет уже не вторжение, а «освободительный поход» по просьбе угнетенного народа.
Генерал Корд медленно кивнул, его простой солдатский ум наконец осознал всю глубину и коварство замысла.
— Есть ли у тебя на примете подходящие... инструменты, Валериус? — спросил Аларик, возвращаясь на свое место.
— Разумеется, мой господин, — прошелестел шпион. — Я уже составил список. Но для первой волны я бы порекомендовал отряд, который идеально подходит для такой работы. Они называют себя «Багровые Псы».
При этом названии даже генерал Корд слегка напрягся. Слава «Псов» бежала далеко впереди них.
— Они не просто солдаты удачи, — продолжил Валериус. — Они — специалисты по страху. Их специализация — быстрые, жестокие рейды на незащищенные поселения. Они не берут пленных и не оставляют свидетелей. Их командир, бывший легионер Арнора, которого изгнали за чрезмерную жестокость, известен под прозвищем «Мясник из Тихой Заводи». Он и его люди упиваются своей работой. Они оставят за собой только пепел, кровь и легенды, от которых у детей будут седеть волосы. Они — идеальный инструмент, чтобы превратить тихие западные леса Арнора в ад на земле.
— Отлично, — на лице Аларика отразилось холодное удовлетворение. — Свяжись с ними. Дай им карту с указанием самых жирных, но слабо защищенных деревень. И щедро заплати. Золото Вэйланда должно окупиться кровью Арнора.
Совет был окончен. Генерал и шпион вышли, оставив Барона-Короля одного. Аларик подошел к окну и посмотрел на запад, в сторону моря. Но мысли его были далеко на востоке, за горами, в зеленых, мирных долинах Арнора. Он представлял себе огонь, пожирающий амбары. Крик отчаяния. И страх. Всепроникающий, парализующий страх, который станет его лучшим союзником.
В то же самое время, в сотнях лиг от Штормграда, человек в потертом кожаном доспехе лежал на ветке высокого дерева на границе Арнора. Он долго смотрел в подзорную трубу на петляющую в лесу дорогу, по которой изредка проезжали повозки торговцев. Он отмечал на куске пергамента маршруты патрулей, расположение ручьев, удобные для засады низины.
Он опустил трубу и улыбнулся, обнажив ряд неровных, желтоватых зубов. На его щеке темнел вытатуированный символ — оскаленная собачья морда багрового цвета.
— Тишина-то какая, — прохрипел он сам себе, сплевывая на землю. — Скоро здесь будет весело. Очень весело.
Пока короли в своих каменных залах плели интриги, двигая по карте мира судьбы тысяч людей, мой мир был проще и тяжелее. Он пах свежей стружкой, потом и дымом очага. Мне исполнилось восемь. Три года пролетели как один долгий, изнурительный вздох. Но это был вдох, наполнивший мои мышцы силой, а разум — знаниями.
Мой день был расписан с точностью часового механизма, заведенного тремя ключами: сталью, пергаментом и огнем.
Рассветы по-прежнему принадлежали Каэлану. Но теперь это была не пытка статикой, а яростный танец, тренировки вышли на новый уровень. Ощущение живой, поющей стали в руке было несравнимо с мертвым деревом. Каэлан учил меня чувствовать ее, словно продолжение нервной системы.
— Не руби, — рычал он, с легкостью отбивая мой неуклюжий выпад. — Режь. Чувствуй, как лезвие входит во врага. Это не топор. Это скальпель хирурга.
Мы часами отрабатывали связки. Уклон, парирование, укол. Снова и снова. Я довел базовые движения до полного автоматизма, освободив разум для тактики. Моей главной целью было освоение «Усиления». После того первого, случайного прорыва, я научился вызывать это ощущение по команде. Но оно было тонким, как паутина, и рвалось от малейшего напряжения. Я мог на полсекунды ускорить шаг, чтобы уйти с линии атаки. Мог на мгновение укрепить блок, чтобы меч не так сильно дрожал от удара наставника. Каждая такая попытка высасывала из меня силы, оставляя после себя звенящую пустоту.
Прогресс был черепашьим. Но он был.
Днем я был сыном своего отца. Помогал ему с дровами, чинил изгородь, учился предсказывать погоду по цвету заката. Мои руки, покрытые мозолями, уже не выглядели детскими. Отец видел эту перемену и молча гордился. Он никогда не говорил громких слов, но его доверие было лучшей похвалой. Он начал брать меня с собой в лес, учил читать следы зверей, отличать съедобные грибы от ядовитых. Это тоже была наука выживания, и я впитывал ее с жадностью.
Но самая важная работа начиналась ночью. Когда весь дом засыпал, я садился на пол своей комнаты и погружался в тайное искусство. Моя магия. Я давно не практиковал «Огненную стрелу». Это было слишком грубо, слишком шумно. Мой путь лежал через контроль и хитрость. Мои два «фирменных» заклинания, рожденные из памяти о прошлой жизни, оттачивались каждую ночь.
«Горячую Руку» я довел до совершенства. Я научился не просто раскалять ладонь, а контролировать температуру. Мог сделать ее просто теплой, чтобы быстро высушить промокшие перчатки. Мог нагреть до температуры кипения, чтобы заставить шипеть каплю воды. А мог — и это было моим главным достижением — сконцентрировать весь жар на кончиках пальцев, превращая их в подобие паяльника. Это требовало чудовищной концентрации, но открывало невероятные возможности.
С «Пепельной Завесой» я работал над скоростью и формой. Раньше это было просто облако. Теперь я мог выпустить его узкой, направленной струей, чтобы ослепить одного конкретного противника. Или, наоборот, создать широкий, но невысокий барьер, чтобы скрыть свои ноги и запутать врага относительно моих передвижений. Я постоянно экспериментировал, комбинируя свои умения в голове. «Усиленный рывок влево, "Пепельная завеса" вправо, чтобы скрыть мой следующий шаг, сближение и "Горячая рука" на оружие противника. Вся комбинация должна занимать не больше трех секунд». Я был стратегом, чье поле боя пока что существовало лишь в его воображении.
И в один из таких обычных вечеров мой мир, такой выверенный и понятный, изменился.
Мы сидели за ужином. Мать сегодня была особенно тихой и выглядела уставшей. Отец, наоборот, был как-то по-особенному мягок и постоянно бросал на нее обеспокоенные, нежные взгляды. Моя «Наблюдательность» зашкаливала, фиксируя эти аномалии в их поведении.
После ужина отец не пошел, как обычно, чинить упряжь. Он сел рядом с матерью, взял ее руку в свои и посмотрел на меня.
— Кайл, — его голос был глухим от волнения. — Нам нужно тебе кое-что сказать.
Я замер. Мой разум мгновенно начал перебирать варианты: неурожай, новая болезнь, приказ от барона?
— Скоро, сынок... — продолжил отец. — Скоро наша семья станет больше.
Я не понял. Мой мозг обработал слова, но не смог уловить их смысл. Больше? К нам переезжает кто-то из родни?
Мать, видя мое замешательство, улыбнулась. Эта улыбка, казалось, осветила всю нашу скромную комнату. Она взяла мою руку и осторожно приложила к своему животу. — У тебя будет братик или сестренка, мой хороший, — прошептала она, и в ее глазах стояли слезы счастья. — Ты будешь старшим братом.
В этот момент я почувствовал легкий, но отчетливый толчок под своей ладонью. И мир перевернулся.
Все мои планы, вся моя стратегия выживания, весь мой холодный анализ — все это показалось таким мелким и незначительным по сравнению с этим крошечным, живым движением. Это не было системным уведомлением. Это не была прибавка к характеристике. Это была жизнь. Новая, хрупкая, беззащитная жизнь, которая скоро появится в моем доме.
И я понял. Все мои тренировки, вся боль, весь пот, все тайные ночные бдения — все это было не для меня. Это было для них. Для отца с его молчаливой поддержкой. Для матери с ее сияющей улыбкой. И для этого маленького, еще не рожденного существа, которое уже сейчас полностью доверяло нам свою жизнь.
Я не заметил, как по моей щеке скатилась слеза. Первая настоящая слеза в этой жизни.
И Система, беспристрастный летописец моей души, отреагировала.
Я смотрел на это уведомление, а затем на своих счастливых родителей. Моя жизнь обрела центр тяжести. Моя сила обрела высший смысл.
Ночью я долго стоял у окна, глядя на спящую деревню. Теперь я знал, кто я. Я не просто Кайл, мальчик с секретом. Я — щит. И я стану таким крепким, что об меня сломается любой клинок, любая угроза, которую этот мир посмеет бросить в сторону моей семьи.
Гонка началась. И я не имел права проиграть.
Глава 9 Волки у ворот и эхо прошлого
В предгорьях Западного хребта, там, где густые, не знавшие топора леса Арнора уступали место скалистым ущельям Вэйланда, царила атмосфера гниющего нутра. Здесь, в скрытой от чужих глаз лощине, расположился временный лагерь отряда, чье имя наемники произносили с уважением, а селяне — с ужасом. «Багровые Псы».
Их лагерь был похож на гнойную язву на теле чистого леса. Несколько чадящих костров, дым от которых лениво стелился по влажной земле, освещали поляну, усеянную мусором. Повсюду валялись пустые винные бурдюки, обглоданные кости, обрывки грязных тряпок. Воздух был тяжелым, пропитанным запахом немытых тел, прокисшего эля, дешевого табака и застарелой крови. Тишины здесь не было. С одного конца поляны доносился пьяный хохот и стук игральных костей. С другого — рычание двух огромных воинов, устроивших поединок на тупых клинках под одобрительные крики зрителей. Какой-то оборванец с безумными глазами сидел в стороне и что-то шептал своему топору, нежно поглаживая лезвие.
Это была стая. Около пятнадцати глоток. Мужчины и несколько женщин, чьи лица были не менее жестокими и покрытыми шрамами. Все они были отбросами общества: дезертиры, беглые каторжники, убийцы, для которых война была не обязанностью, а единственным смыслом существования. Их доспехи были сборной солянкой из награбленного — тут и часть кольчуги арнорского пехотинца, и орочий наплечник, и гномий шлем, которому не повезло с хозяином.