— В этой книге, — сказал Ворн, — заключена суть Порядка. «Трактат о Пустоте и Структуре». Его нельзя прочитать глазами. Его можно лишь понять. Она пуста, потому что пуста твоя внутренняя структура. Твоя задача — не прочитать. Твоя задача — написать в ней первую главу. Своей волей. Своим пониманием Порядка.
Он посмотрел мне прямо в глаза. — Ты будешь приходить сюда каждый день. И медитировать над этой книгой. До тех пор, пока не сможешь силой своей мысли спроецировать на эти страницы хотя бы одну руну. Не огненную. А простую, базовую руну Порядка. Руну «Альфа». Когда ты это сделаешь, твой первый урок будет окончен. Можешь начинать.
Он сел за свой стол, погружаясь в свои бумаги и оставляя меня наедине с невозможной задачей.
Я сел на пол, положив перед собой том. Я понял его замысел. Он хотел, чтобы я не просто прочитал о Порядке. Он хотел, чтобы я нашел его внутри себя. Чтобы я создал свою собственную структуру, свою собственную клетку, способную обуздать мой внутренний Хаос.
Это будет долгий и тяжелый путь. Возможно, самый тяжелый в моей жизни. Но я был готов. Я закрыл глаза и погрузился в медитацию, вслушиваясь в оглушительную тишину пустых страниц.
Глава 25 Первый Принцип Порядка
Моя новая жизнь обрела свой собственный, безжалостный ритм. Он был выстроен не по звону академического колокола, а по внутреннему метроному, отсчитывающему удары на пути к моей цели. Каждый день был копией предыдущего, выматывающим марафоном, который начинался задолго до того, как первый луч солнца касался шпилей Белого Города.
Пробуждение наступало в предрассветной тьме. Тишина в комнате была почти абсолютной, нарушаемая лишь размеренным дыханием спящего Лиама. На цыпочках, чтобы не скрипнула ни одна половица, я одевался в свою простую тренировочную одежду. Мой путь лежал не в Зал Пепла, а в самый дальний, заброшенный внутренний двор Академии, окруженный высокой стеной и заросший сорняками. Это было мое тайное святилище, моя личная арена.
Утренний воздух был ледяным, он обжигал легкие. Здесь, в одиночестве, я посвящал два часа тому, что считал не менее важным, чем магию, — наследию Каэлана. Сначала — разминка. Затем начинался танец. Медленный, выверенный, повторяющий формы владения мечом. Каждый выпад, каждый блок, каждый разворот оттачивались до тех пор, пока тело не начинало двигаться само, инстинктивно. Я сражался с невидимыми противниками, прокручивая в голове бои турнира, исправляя свои ошибки. Это была медитация в движении, способ не дать моим боевым рефлексам заржаветь.
Затем наступала самая мучительная часть. Практика «Усиления». Я становился в низкую стойку и пытался дотянуться до своего «духа», до той искры воли, что отличала воина от простого человека с мечом. Я концентрировался, и на долю секунды по моим мышцам пробегала теплая волна, делая их тверже. А потом — провал. Откат. Ощущение выжатого лимона.
Каждый день я пытался продлить это состояние хотя бы на десятую долю секунды. Цена была огромной — к концу тренировки тело гудело от боли, а голова раскалывалась. Но я терпел. Это был мой козырь, и он должен был быть безупречен.
После этого начинался день официальный. День ученика Архимагистра. Я шел в его башню, в кабинет-обсерваторию, и садился на пол перед пустой книгой. И начиналась пытка иного рода. Пытка тишиной. Пытка бездействием.
Час. Два. Пять. Я сидел в позе для медитации, глядя на чистые, пожелтевшие страницы. Я пытался следовать приказу Ворна. Пытался «понять» Порядок. Но мой внутренний Хаос ревел и метался, как зверь в клетке. Мои мысли были полны образов огня, крови и мести. Любая попытка сконцентрироваться на абстрактной концепции «структуры» разбивалась о стену моей ненависти. Книга оставалась пустой. Она смеялась надо мной своей безупречной, девственной чистотой.
Вечера я проводил в своей комнате. Лиам, видя мое состояние — смертельную усталость, под глазами залегли темные круги, — больше не пытался втянуть меня в разговор. Он понимал, что я веду какую-то свою, внутреннюю войну. Иногда он просто молча оставлял на моем столе кружку с травяным чаем, который, по его словам, «помогает успокоить разум». Этот простой жест был единственным проявлением тепла в моем новом, ледяном мире.
А ночью, когда весь мир засыпал, начиналась моя настоящая работа. «Закалка Хаоса». Я садился на пол и снова погружался в свой внутренний ад. Я гонял по венам раскаленную лаву своей магии, очищая ее болью. Это было мучительно. Но это приносило плоды. С каждой ночью я чувствовал, как мой контроль над Хаосом растет. Как в моем алом «озере» становится все больше чистых, оранжевых капель Порядка.
Так прошла неделя. Семь дней ада. Семь дней тяжелейшего труда. Семь дней абсолютного, унизительного провала с проклятой книгой.
На восьмой день я был на грани. На грани срыва. Я сидел перед книгой, и во мне закипала глухая, холодная ярость. Ярость на Ворна, на его невыполнимое задание, на самого себя за свою неспособность. Я был готов разорвать этот фолиант на куски.
И в этот момент, в пике своего отчаяния, я сдался. Я перестал пытаться. Перестал визуализировать руны, перестал взывать к Порядку, перестал думать о «структуре». Я просто опустошил свой разум. Я отпустил все.
Я смотрел на чистую страницу, не видя ее. Мой разум был пуст. И в этой пустоте родилась одна-единственная, простейшая мысль. Не символ. Не руна. А концепция. Концепция начала. Точка. Ничто, из которого рождается все.
Я не вкладывал ману. Я вложил лишь эту мысль. Чистую, концентрированную идею.
И в этот момент на пергаменте, в самом центре страницы, проступила она. Крошечная, почти невидимая точка абсолютно черного цвета. Чернильная капля в океане пустоты. Она продержалась лишь мгновение и исчезла. Но я ее видел.
— Хорошо, — раздался спокойный голос Ворна из-за стола. Он даже не смотрел на меня, но я знал, что он все почувствовал. — Ты перестал пытаться кричать на книгу и начал шептать. Теперь ты готов слушать. Подойди.
Я поднялся, чувствуя, как дрожат ноги от пережитого напряжения. Это был самый сложный прорыв в моей жизни.
— Ты думаешь, магия — это огонь и молнии? — спросил он, когда я подошел к его столу. Он взмахнул рукой, и между нами в воздухе возникла сложная, вибрирующая диаграмма, похожая на переплетение галактик. — Это детский лепет. Забудь слово «мана». Это примитивный, вульгарный термин. Мы, ученые, говорим об «эфирном резонансе».
Его голос стал голосом лектора, читающего самую важную лекцию в своей жизни. — Вселенная, Кайл, — это не материя. Это музыка. Бесконечная симфония, вибрирующая на бесчисленном количестве частот. Некоторые частоты создают то, что вы зовете материей. Другие — то, что вы зовете светом. Третьи — то, что вы зовете временем. А маги — это не волшебники. Это существа, чьи души по своей природе способны входить в резонанс с этими частотами. Мы — резонаторы и модуляторы. Мы — дирижеры в оркестре мироздания.
— Заклинание, — продолжал он, и его глаза горели огнем познания, — это не чудо. Это формула. Сложное многоуровневое уравнение. «Вербальный компонент», которому учат на младших курсах, — это не просьба к духам. Это ключ активации, способ настроить вибрации своих голосовых связок на нужную частоту, чтобы войти в резонанс с эфиром. «Жестовый компонент» — это не красивый танец. Это способ направить уже пойманный поток энергии через энергетические меридианы твоего тела, как по проводам. А «рунический каркас», которому учит Мариус, — это ментальная матрица, стабилизирующая это уравнение, чтобы оно не взорвалось у тебя в руках, не вызвав цепную реакцию.
Я слушал, и мой мир переворачивался. Магия переставала быть чудом. Она становилась точной, безжалостной наукой.
— Твой Хаос, — Ворн посмотрел мне прямо в глаза, — это резонанс с самыми базовыми, самыми мощными и нестабильными частотами творения. С чистой, сырой энергией Большого Взрыва. Поэтому он так силен и так опасен. Академическая магия — это Порядок. Мы берем эту чистую энергию, пропускаем ее через десятки фильтров — законов термодинамики, правил резонанса, рунических матриц — и на выходе получаем безопасный, предсказуемый «продукт». Ты же пытаешься пить прямо из раскаленного сердца звезды.
Он погасил диаграмму. — Ты должен понять не то, как создавать заклинания. Ты должен понять, почему они работают. Ты должен стать не просто магом. Ты должен стать физиком этого мира.
Ворн снова подвел меня к пустой книге. — Теперь ты понимаешь. Эта книга пуста не потому, что в ней нет букв. Она пуста, потому что в ней нет грамматики. Твоя задача — не просто нарисовать руну «Альфа». Твоя задача — вывести ее. Как математик выводит сложнейшую теорему из простейших аксиом.
Он коснулся страницы, и на ней вспыхнула и погасла черная точка. Затем — прямая линия. Затем — угол. — Вот твои аксиомы. Точка — начало всего, нулевое измерение. Прямая линия — вектор, движение в одном измерении. Угол — пересечение двух векторов, создание плоскости. Используя только эти три концепции, только эти три «ноты», ты должен построить на этой странице идеальную, гармоничную «мелодию» — руну «Альфа». Ты должен доказать книге, что понимаешь ее язык. Язык Порядка. Язык математики мироздания. Только тогда она с тобой заговорит.
Он отошел к своему столу, снова погружаясь в работу. Урок был окончен.
Я смотрел на чистый лист пергамента совершенно другими глазами. Раньше это была непреодолимая стена. Теперь это была сложнейшая задача. Элегантное уравнение, которое нужно было решить. Я больше не чувствовал отчаяния. Я чувствовал холодный, яростный азарт ученого, столкнувшегося с величайшей загадкой в своей жизни.
Я сел на пол. Я взял в руку перо, но не для того, чтобы писать. Я просто смотрел на его острое, заточенное острие.
На точку.
Начало всего. Первый принцип Порядка.
Мое настоящее обучение только что началось.
Глава 26 Язык Тишины
Пока в разных углах Академии плелись интриги, а мои однокурсники постигали азы сотворения огненных кнутов и ледяных стрел, мой мир превратился в кузницу. Днем — кузница для разума. Ночью и на рассвете — кузница для тела и духа. Каждый день был ударом молота по раскаленной стали моей души, и я не знал, стану ли я в итоге идеальным клинком или просто рассыплюсь на куски.