Глава 48 Пламя в Пепле
Лиам ушел. Тихо, почти неслышно, он оставил на полу рядом со мной кружку с водой и кусок хлеба, а затем вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Я слышал, как щелкнул замок. Он не запер меня. Он отгородил меня от остального мира, который продолжал жить своей жизнью, не замечая моей маленькой смерти.
Я остался один. Один на один с тишиной и с теми демонами, которых выпустила на волю моя провальная битва. Его история про отца… она была как тонкая ниточка, брошенная утопающему. Она не вытащила меня из бездны, но она остановила мое падение. Я больше не тонул в отчаянии. Я просто висел в нем, в холодной, вязкой пустоте, не в силах ни всплыть, ни опуститься на дно.
Я сидел на полу, прислонившись к кровати. Мое тело было пустым сосудом. Я не чувствовал ни голода, ни жажды. Я не чувствовал ничего. Мотивация, та самая ярость, которая толкала меня вперед, которая была топливом для моей магии и моего клинка, — она сгорела. И на ее месте остался лишь холодный, серый пепел.
«Зачем? — эта мысль медленно, лениво ворочалась в моем опустошенном мозгу. — Зачем все это? Месть? Я даже не могу победить его тень. Защита? Я не смог защитить самых дорогих мне людей. Сила? Моя сила — это проклятие, которое чуть не свело меня с ума».
Все было бессмысленно. Пусто.
Я поднял глаза и посмотрел на свое отражение в темном стекле окна. Я увидел бледное, исхудавшее лицо девятилетнего мальчика с огромными, пустыми глазами. В них не было ничего. Ни огня. Ни стали. Ни жизни.
Я закрыл глаза, желая лишь одного — чтобы все исчезло. Но вместо темноты память, больше не сдерживаемая ледяной броней «Одинокого Волка», начала свою жестокую игру. Она начала показывать мне кино.
Сначала она показала мне моих первых родителей. Не их лица. А их спины. Удаляющиеся спины. Их равнодушные взгляды, брошенные вскользь. Тишину моей комнаты в том, другом мире, на фоне которой был слышен их смех из гостиной. Я снова почувствовал холод своего инвалидного кресла. Снова ощутил на языке горький привкус своей ничтожности, своей бесполезности. «Пыль. Пустое место». Слова Хакона были не оскорблением. Они были диагнозом. Диагнозом всей моей первой жизни.
Затем картинка сменилась. Память стала еще безжалостнее. Она показала мне других. Тех, кто был здесь.
Я увидел лицо моей новой матери. Ее теплую, любящую улыбку, когда она протягивала мне мой первый в этой жизни пирог. Я почувствовал на плече тяжелую, надежную руку отца, когда он учил меня держать топор. Я услышал его гордый голос: «Сильным будет».
Они любили меня. Они верили в меня.
А потом я увидел их мертвыми. На полу нашего дома. В луже крови. Я увидел дым, пепел и торжествующие, уродливые рожи наемников.
И наконец, я увидел его. Хакона. Я снова и снова прокручивал в голове его презрительную усмешку. Его спокойные, мертвые глаза. Его тихий, ядовитый шепот, который стал гвоздем в крышку моего гроба.
«Ты — ничто».
Боль. Она вернулась. Но это была уже не боль отчаяния. Это было нечто иное. Что-то начало медленно тлеть в том сером пепле, что остался от моей души.
«Нет, — прошелестела в моей голове новая мысль. Она была слабой, но настойчивой. — Нет. Он не прав».
Я вспомнил его, симулякра. Он был идеален. Он был сильнее, быстрее, умнее. Но он был лишь тенью. Копией. А я… я был оригиналом. Он был создан из моего страха. Из моей памяти.
А значит, я сам создал своего идеального врага.
И если я смог его создать, значит, однажды я смогу его и уничтожить.
Эта мысль была как искра, упавшая на сухой порох. Тлеющий уголек в моей душе вспыхнул. И это был не теплый огонь надежды. Это было холодное, черное пламя чистой, дистиллированной, абсолютной ненависти.
Ненависть к нему. К Хакону. К тому, кто отнял у меня все. Ненависть к себе. К своей слабости, к своему страху, к своим слезам.
Эта ненависть была сильнее страха. Она была сильнее отчаяния. Она была сильнее боли. Она стала моим новым топливом. Моим новым стержнем.
Я встал. Мои ноги все еще дрожали, но уже от переизбытка энергии, а не от слабости. Я посмотрел на свое отражение. Из оконного стекла на меня смотрели глаза, в которых больше не было пустоты. В их глубине полыхал темный, багровый огонь.
Я усмехнулся. Система отреагировала. Она дала мне новый инструмент.
— Я отомщу тебе, Хакон, — прошептал я в тишину комнаты. — Но я не просто убью тебя. Это слишком просто. Слишком милосердно. Я заберу у тебя все, что тебе дорого. Я сожгу твой мир дотла. Я заставлю тебя лежать в грязи и плакать, как плакал я. Я заставлю тебя молить о смерти. И только тогда, когда от тебя останется лишь пустая, сломленная оболочка, я дарую тебе покой.
Мотивация не просто вернулась. Она стала моей сутью.
Я подошел к столу и залпом выпил воду, которую оставил Лиам. А затем съел хлеб. Я был голоден. Голоден до жизни. И до мести.
— Система, — сказал я, и мой голос был тверд, как сталь. — Активировать Боевой Режим «Чистилище». Уровень сложности: «Авто». Создать симулякр: «Хакон Мясник».
Я снова стоял на серой равнине. Передо мной, в десяти шагах, застыл он — идеальный симулякр моего палача. Хакон Мясник. Его лицо было лишено эмоций, но в его глазах я видел холодное, уверенное презрение. Он ждал.
Но на этот раз я был другим.
Мой страх, мое отчаяние, мои слезы — все это сгорело в огне моей новой решимости. Статус «Сердце Волка» был не просто строчкой в интерфейсе. Это была новая операционная система моей души. Я мог чувствовать страх, но я мог отодвинуть его в сторону, как ненужный инструмент. Я мог чувствовать боль, но она больше не парализовала меня — она стала топливом. И ненависть… о, ненависть стала чистым, холодным, бьющимся сердцем моего естества.
— Снова, — прошептал я.
И бросился в бой.
Первые пятьдесят поражений были другими. Я больше не пытался победить его хитростью. Я пытался сокрушить его яростью. Моя магия, подпитываемая ненавистью, стала мощнее. «Рой Углей» был плотнее, «Цепь Хаоса» — быстрее. Я вкладывал в каждую атаку всю свою злость.
И каждый раз я умирал.
Он был стеной. Идеальной, непробиваемой стеной. Мои усиленные заклинания разбивались о его безупречную защиту. Мои яростные атаки мечом встречали его спокойные, выверенные до миллиметра парирования. Он не просто защищался. Он использовал мою собственную агрессию против меня. Он направлял мои удары так, чтобы я терял равновесие. Он уклонялся от моих заклинаний так, чтобы они били в пустоту, сжигая мою драгоценную ману.
Он не просто побеждал меня. Он учил меня. Учил, что слепая ярость — это оружие глупца.
Цифры нарастали, как снежный ком. Каждая смерть была ударом молота. Но я больше не ломался. Я закалялся. Моя ярость утихала, сменяясь чем-то другим. Холодной, звенящей концентрацией.
После двухсотого поражения я изменил тактику. Я понял, что пытаться пробить стену лбом — бессмысленно. Нужно было найти в ней трещины.
Я перестал атаковать.
Я возродился и просто встал напротив него. Он ждал. Я тоже. Минуту. Десять. Час. Симулякр не двигался, его программа не предполагала инициативы.
И я начал смотреть. Я активировал «Понимание Структуры» и «Наблюдательность» на максимум. Я смотрел не на него, как на врага. Я смотрел на него, как на механизм. Как на идеальную боевую машину, которую мне нужно было разобрать на части.
Я начал с его стойки.«Она не академическая. Не как у стражников. Она ниже. Более "грязная". Центр тяжести смещен вниз. Это снижает скорость на длинной дистанции, но дает невероятную взрывную силу на короткой и идеальный баланс для мгновенного перехода от защиты к атаке».
Затем — его работа ног.«Он не делает лишних шагов. Каждый сдвиг, каждый поворот корпуса — все для того, чтобы сократить дистанцию или создать угол для удара. Он не бегает. Он "скользит" по полю боя, всегда сохраняя оптимальное расстояние».
И его «Усиление».«Он не окутывает себя им, как Гром. Он не держит его постоянно, как я. Он вливает его в одну точку — в кулак, в лезвие, в стопу — за мгновение до удара. Короткий, взрывной, концентрированный импульс. Максимальная эффективность, минимальный расход духа. Он не тратит силу. Он ее инвестирует».
Я умирал еще десятки раз. Но теперь каждая смерть имела смысл. Я больше не пытался его победить. Я пытался его скопировать.
Я вставал в его стойку. Мои мышцы горели, не привыкшие к такому положению. Хакон тут же убивал меня, используя мою неуклюжесть.
Я пытался двигаться, как он. Мои шаги были рваными, неточными. Он убивал меня, пользуясь моими ошибками.
Я пытался использовать «Усиление», как он. Короткими импульсами. Я не успевал. Моя реакция была слишком медленной. Он убивал меня в тот момент, когда я только начинал концентрировать «дух».
Это были самые болезненные уроки в моей жизни. Он был моим безжалостным учителем. Каждая моя ошибка каралась смертью. Каждое неверное движение — болью. Но с каждой смертью, с каждым новым возрождением, я становился немного похож на него. Мои движения становились экономнее. Моя стойка — тверже. Мои мысли — острее.
Я перестал быть Кайлом, который пытается драться. Я становился его бледной, несовершенной тенью.
Двести пятьдесят девятый бой.
Я стоял напротив него. Но теперь я не чувствовал себя жертвой. Я был его отражением. Я стоял в его низкой, хищной стойке. Я дышал в его ритме.
Он атаковал первым. Стандартный, быстрый укол. Сотни раз я умирал от этого удара. Но не в этот раз.
Я не уклонился. Я сделал то, что делал он. Я шагнул в сторону, одновременно отбивая его клинок своим кинжалом. Наши движения были почти синхронны. Это был танец двух теней.
Мы обменивались ударами. Сталь звенела о сталь. Я не использовал магию. Он тоже. Это был чистый поединок. Поединок на мечах, которому он сам меня и научил. Я все еще был слабее. Он был быстрее. Каждый его удар заставлял мой кинжал вибрировать, отбивая руки. Каждый его финт был идеален. Я был в глухой обороне, балансируя на грани.