т 45-го калибра, который подставил под луч фонарика, чтобы они его видели.
– Не двигайтесь, или я убью вас всех, – велел он. – Убью тебя. Убью ее. Убью вашего мальчишку.
Он бросил Фионе обрезок шнура и велел связать Филлипа. Затем сам связал Фиону. Он повсюду шарил, рылся и грозил, резко размахивая фонариком. Потом поставил стопку тарелок на спину Филлипу и увел Фиону в гостиную.
– Зачем ты это делаешь? – спросила она его.
– Заткнись! – прошипел он.
– Извини, – машинально отреагировала она на его слова.
– Заткнись!
В гостиной он толкнул ее на пол, где уже расстелил полотенца. Несколько раз изнасиловав Фиону, он сказал:
– Я хочу, чтобы ты кое-что передала этим гребаным свиньям. В прошлый раз они все перепутали. Я сказал, что убью двоих. Тебя я не убью. А если об этом завтра скажут по телевизору или напишут в газетах, я убью двоих. Ты слушаешь? Слышала, что я сказал? У меня дома есть телевизоры, я буду смотреть их. Если об этом скажут в новостях, я убью двух человек.
Когда он упомянул телевизоры у себя дома, в голове Фионы возник образ Линдона Б. Джонсона в Овальном кабинете: клип, в котором он смотрит три телевизора, поставленные рядом с его письменным столом, часто крутили в новостях в 1960-е годы. «Насильник с востока» заметно запинался на словах, начинающихся на «л», особенно «слушаешь»[16]. Его дыхание было учащенным, он громко втягивал воздух ртом. Фиона надеялась, что он притворяется, потому что в противном случае это означало бы, что у него серьезно поехала крыша.
– Моя мамочка боится, когда про такое говорят в новостях, – пояснил он в промежутке между жадными вдохами.
Был пятый час утра, когда первый полицейский вошел через оставшуюся открытой дверь в патио за домом и осторожно двинулся на голос женщины. Она лежала голая лицом вниз на полу в гостиной, ее запястья были связаны за спиной обувными шнурками, как и щиколотки. Неизвестный в лыжной маске полтора часа наводил ужас на хозяев дома. Фиону он жестоко изнасиловал. Ее рост – пять футов два дюйма, вес 110 фунтов. Но этой миниатюрной уроженке Сакраменто, несмотря на всю ее хрупкость, были присущи выдержка и сила духа.
«Ну что ж, видимо, “Насильник с востока” стал “Насильником с юга”», – заявила она[17].
Шелби прибыл в желтый дом с коричневой отделкой в пять утра. Эксперт-криминалист раскладывал пластиковые пакетики на участке пола, где произошло изнасилование, чтобы собрать вещдоки. Зеленая бутылка из-под вина и две упаковки от сосисок валялись в патио за домом, в пятнадцати футах от двери. Шелби последовал за ищейкой и ее проводником. Собака сначала вынюхивала след на заднем дворе, потом направилась в сторону клумбы в северо-восточном углу, где и был обнаружен отпечаток подошвы.
Рядом с домом проходило шоссе номер 99, на обочине которого у полос, ведущих на север, собака потеряла след. Возле этого места виднелись отпечатки протекторов, судя по виду, оставленные небольшим автомобилем иностранного производства – возможно, это был «Фольксваген Жук». Криминалист достал рулетку. Расстояние между центрами протекторов составило четыре фута и три дюйма.
Сразу после нападения, когда следователи, вооружившись блокнотами, просили Фиону покопаться в памяти, она смогла припомнить лишь одну странность того вечера – связанную с гаражной дверью. Она занималась стиркой, постоянно ходила из дома в гараж и обратно, и была уверена, что боковая дверь, ведущая к навесу для машины, была закрыта. Но один раз, вернувшись в гараж, она заметила, что дверь открыта. Наверное, от ветра, подумала она, закрыла дверь и заперла ее. В этот дом они переехали всего три недели назад и еще только привыкали к его планировке и особенностям. Дом был угловой, с четырьмя спальнями и бассейном на заднем дворе. Одна деталь не давала Фионе покоя – человек на дне открытых дверей, устроенном риелтором. Он стоял рядом с ней и так же, как она, разглядывал бассейн. Фиона не понимала, чем ей так запомнился тот случай. Может, он стоял слишком близко? Задержался чуть дольше, чем следовало? Она тщетно пыталась вспомнить его лицо, но оно было ничем не примечательным. Какой-то мужчина, и все.
Шоссе номер 99 пролегало недалеко от дома, отделенное от него сотней ярдов земли и рядом высоких хвойных деревьев, а прямо за ними, по другую сторону хлипкой сетчатой ограды, находился пустой участок. Фиона стала иначе воспринимать открытое пространство вокруг них: если раньше оно радовало глаз, то теперь стало уязвимой точкой возможного проникновения. Поначалу это не входило в их планы, но после случившегося они с Филлипом потратили 3 тысячи долларов на кирпичную стену вокруг своего нового дома, которая вообще-то была им не по карману.
Шелби заметил на передней веранде установленную риелторами табличку с надписью «Продано». Немаловажную роль в расследовании играли попытки найти нечто общее между пострадавшими. Детективы просили их заполнить подробные опросные листы и тщательно изучали проставленные галочки. Большинство жертв оказались студентами и работниками сферы образования, медиками и военными. Несколько пострадавших указали, что часто бывали в одной и той же пиццерии. Но наиболее часто всплывала деталь, связанная с недвижимостью. В деле о нападении на Джейн, первом из расследованных Шелби в октябре 1976 года, он заметил табличку агентства «Сенчури 21» на газоне прямо напротив через улицу. Несколько жертв только что въехали в новые дома, готовились к переезду или жили по соседству с новыми домами, выставленными на продажу. Десятилетие сменилось следующим, дело разрасталось и становилось более сложным, но связь с недвижимостью обнаруживалась постоянно, а ее значение, если оно имелось, оставалось туманным – вплоть до того момента, когда один риелтор, привычно достав ключ из почтового ящика выставленного на продажу дома, наткнулся на последнюю из известных жертв «Насильника с востока» – красивую девушку, до неузнаваемости обезображенную смертью.
После нападения на Фиону и Филлипа в выходные Дня поминовения «Насильник с востока» исчез из Сакраменто на все лето. И не возвращался до октября. К тому времени Шелби отстранили от дела и перевели обратно в патрульные. Его стычки с начальством участились и стали более открытыми. Громкие расследования как магнитом притягивают иерархов от политики, а правила этих игр Шелби так и не усвоил: он вслух высказывал свои подозрения насчет коррупции в департаменте. В 1972 году, когда он только стал детективом, его босс, лейтенант Рэй Рут, придерживался принципов свободы и действий на опережение. «Работай с осведомителями, – наставлял подчиненного Рут, – и раскрывай тяжкие преступления, которые могли бы вообще остаться незамеченными, сам находи себе дела, а не жди, пока их тебе поручат». Эти принципы соответствовали характеру Шелби – в отличие от проявления вежливого интереса к идеям начальства. Он утверждает, что перевод на другую работу его не расстроил. Охотясь на преступника, он испытывал постоянный стресс. Подковерная борьба изнуряла его. Расследовать нашумевшие дела, такие как дело «Насильника с востока», означало постоянно находиться в центре внимания, а Шелби оно раздражало: в нем еще жили воспоминания об амбициозном юноше, который с надеждой предстал перед комиссией управления шерифа и услышал отказ, так как наверху решили, что ему недостает чего-то важного, необходимого для работы.
После нападения Фиона вдруг заметила, что стала заикаться, совсем как «Насильник с востока». Кэрол Дейли организовала встречу пострадавших женщин в доме одной из них, и Фиона вспоминает, как они вполголоса обменивались репликами вроде: «Вы молодчина» или «Я не выходила из дома пять дней». Дейли дала им послушать пару записей мужских голосов, но, насколько помнится Фионе, никто из пострадавших не узнал их. Впоследствии ее одержимость безопасностью стала доходить до абсурда. По ночам она отказывалась заходить в глубь дома, где находилась спальня, пока не возвращался Филлип. Иногда она возила под водительским сиденьем своей машины заряженный пистолет. Ее распирало от избытка нервной энергии, и однажды вечером, когда она выплескивала ее, яростно орудуя пылесосом, сгорел предохранитель. В итоге и дом, и двор погрузились в темноту, а у Фионы началась истерика. Ее соседи, добросердечные пожилые супруги, зная, что с ней случилось, тут же пришли на помощь и заменили предохранитель.
Вскоре после нападения Филлип в свободное от работы время отправился в дом еще одних пострадавших и объяснил, кто он. Лишь много лет спустя он признался Фионе, что вместе с мужем той другой жертвы иногда глубокой ночью ездил по окрестностям на машине, осматривая дворы и пустые стоянки. Они то прибавляли скорость, то притормаживали. Высматривали фигуру, крадущуюся вдоль живых изгородей. Эти двое мужчин понимали друг друга без слов. Мало кому довелось пережить то же, что им, когда ты лежишь ничком в постели, раздираемый яростью, связанный и с кляпом во рту, а твоя жена кричит от боли в другой комнате. Они охотились на человека, которого не знали в лицо. Но это не имело значения. Главным было действовать, двигаться вперед, имея свободу рук и физическую возможность делать хоть что-нибудь.
Отрывок из статьи, опубликованной 28 февраля 1979 года в теперь уже закрывшейся еженедельной газете, известной в округе под названием «Зеленый листок», помогает понять, каким был Сакраменто в 1970-е годы. К заголовку «Надвигаются три процесса по делам об изнасиловании» был добавлен подзаголовок «Вопросы огласки». Вот первый абзац статьи: «Офис общественной защиты пытается доказать, что огласка, связанная с делом “Насильника с востока”, сделала невозможным в округе Сакраменто справедливый суд над тремя мужчинами, обвиненными в многочисленных изнасилованиях».
В феврале 1979 года исполнилось десять месяцев с тех пор, как «Насильник с востока» совершил последнее нападение в округе Сакраменто. По некоторым данным, он сменил место жительства и теперь охотился в восточной части района, прилегающего к заливу Сан-Франциско. Однако в статье говорилось о том, что офис общественной защиты проводил телефонные опросы среди жителей Сакраменто, пытаясь оценить, «в какой степени в этих местах сохраняется атмосфера страха, связанная с “Насильником с востока”». В офисе опасались, что широко распространившаяся дурная слава «Насильника с востока» негативно подействует на присяжных и они признают виновными их подзащитных – «Шерстяного насильника», «Полуденного насильника» и «Насильника из городского колледжа», чтобы наказать неизвестного преступника, прозвище которого по-прежнему наводило такой ужас на многих участников опроса, что они, услышав его, сразу же вешали трубку.