– Ясно, – наконец коротко произносит он и делает вид, что возвращает отчет в стопку, к остальным документам.
Но мне довелось увидеть, как он воспроизвел и другой момент – когда вошел в кабинет начальства и увидел собравшуюся там группу ожидавших его людей, когда находился на грани мгновения, о котором можно мечтать все годы работы в полиции, но так и не дождаться.
Я помнила, как быстро он иногда отвечал мне по электронной почте, когда наклевывалось что-то интересное.
Я видела, как он когда-то вскинул высоко вверх сжатый кулак и воскликнул: «Да!» И знала, что втайне он с нетерпением ждет, когда этот момент повторится.
Лос-Анджелес, 2014 год
– Что люди забывают из «Рокки», так это первую сцену, где он выходит на тренировку. Ноги подводят его. Он уже не тот, что был раньше. Ему холодно. Его мотает. Он едва может подняться по лестнице.
Пэттон пытался поднять мне настроение, рассказывая про «Рокки». Я то и дело заводила с ним разговоры о тупиках. Сколько их должен встретить на своем пути среднестатистический человек, прежде чем он наконец сдастся?
– Но Рокки продолжает вставать каждое утро и заниматься. Снова и снова. Вот так и с давними нераскрытыми делами. Вкладываешь в них все свое время и силы. Названиваешь повсюду. Роешься в коробках. Вытягиваешь информацию. Берешь пробы. А потом – очередное «нет». Но нельзя допустить, чтобы это убило тебя. На следующее утро надо проснуться, выпить кофе, навести порядок на рабочем столе и начать все сначала.
Пэттон говорит и о себе, поняла я, о том, как он продолжал выходить на сцену, будучи еще молодым комиком, выходить бесплатно, к враждебно настроенным зрителям. В нем была та самая одержимость, и он питает пристрастие к историям о людях, которые действуют так же. Порой, когда он стоит у раковины и моет посуду, я замечаю, как его губы шевелятся, но совершенно беззвучно.
– Что это ты делаешь? – однажды спросила я его.
– Отрабатываю шутку, – ответил он.
Начать еще раз. Постараться, чтобы получилось лучше. И повторить.
– Если помнишь, Рокки не победил Аполло Крида, – сказал Пэттон. – Но поразил его и весь мир тем, что отказался сдаться.
Мы ужинали, отмечая восьмую годовщину нашей свадьбы. Пэттон поднял бокал. Я видела, что он надеется встряхнуть меня, вывести из безвольного оцепенения после тупиков.
– Впереди тебя ждет целый полицейский фотоархив злодеев, – напомнил он.
– Перестань! Не говори так.
Я знала, что он желает мне добра. Но не могла вообразить себе это будущее – или отказывалась вообразить.
– Не нужен мне фотоархив злодеев, – заявила я. – Мне нужен только один.
Едва выговорив эти слова, я поняла, насколько скорбно они прозвучали. А я просто не могла себе представить, что после НСВ мне когда-нибудь вновь захочется заняться лихорадочными поисками, лететь, задыхаясь, на зеленые сигналы светофоров, только чтобы снова и снова наткнуться на глухую стену.
Пэттон достал из-под стола подарок, красиво завернутый в старинную упаковочную бумагу. Он замечательно выбирает презенты. Обожает находить молодых художников и мастеров и непосредственно участвовать в процессе создания уникальных, ни на что не похожих даров. Однажды он преподнес мне то, что мы в шутку называем моим «символом бездействия»: фигурку, изображающую меня сидящей на постели в пижаме, со стаканом ванильного латте из «Старбакса» и открытым на ноутбуке моим сайтом о реальных преступлениях. В другой раз он заказал молодому художнику по металлу деревянную коробку. На бронзовой пластинке изображен дом, где мы прожили семь лет. А внутри – несколько потайных миниатюрных ящичков, и в каждом лежат напоминания о нашей совместной жизни – корешки билетов, записки на стикерах.
В прошлом году он заказал художнику Скотту Кэмпбеллу три маленьких акварели, изображающих меня в противостоянии с пресловутыми криминальными личностями. На одной акварели я держу чашку кофе и в упор смотрю на киллера по прозвищу «Зодиак». На другой – с блокнотом на изготовку намереваюсь допросить скандально известного угонщика самолета Д. Б. Купера. На третьей у меня в руках ноутбук, на губах улыбка, и я стою лицом к лицу с «Тем самым» – моим заклятым врагом в маске, таинственным НСВ.
Я открыла подарок этого года. Пэттон заказал для моей статьи, опубликованной в журнале «Лос-Анджелес», профессиональный переплет и специально изготовленный черный футляр. В футляре имелось отделение, где можно хранить самые важные заметки по моей теме.
В нижнем кармашке лежал компакт-диск с записанным на нем интервью, которое я дала местному новостному каналу.
Лишь позднее я поняла, что два года подряд мои подарки на годовщину свадьбы были тем или иным образом связаны с НСВ.
Но даже не это было признаком того, насколько важное место НСВ занял в моей жизни. А тот факт, что я совсем забыла о годовщине и не приготовила Пэттону даже открытки.
Сакраменто, 2014 год
Хоулс неустанно рылся в прошлом Уолтера. Дом родителей Уолтера на Саттер-авеню в Кармайкле располагался в центральной буферной зоне, вокруг которой НСВ совершал вылазки. В середине 1970-х Уолтер помогал своей матери в работе, связанной с управлением жилым комплексом для малообеспеченных в Ранчо-Кордова: один из домов комплекса находился рядом с местом нападения НСВ. Хоулс выяснил, что в мае 1975 года Уолтер попал в серьезную дорожную аварию в Сакраменто, в результате которой у него на лице появились шрамы. Жертва номер семь пыталась применить реверсивную психологию и уверяла НСВ, что он хорош в сексе. Он ответил, что его всегда высмеивали за маленький размер – вероятно, ответил искренне, так как был и вправду не слишком щедро одарен природой. НСВ также сообщил этой женщине, что с его лицом «кое-что случилось».
Четыре нападения были совершены в полумиле от старшей школы Дель-Кампо, где учился Уолтер. Отец одной из жертв преподавал во вспомогательной школе, куда Уолтер перевелся, бросив Дель-Кампо. В 1976 году Уолтер работал в ресторане «Блэк ангус», который двое пострадавших упомянули в беседе с детективом, объяснив, что часто там ужинают.
Уолтер начал службу на Западной Тихоокеанской железной дороге в 1978 году; по работе он бывал в Стоктоне, Модесто и проезжал через Дейвис (по пути в Милпитас), как раз когда НСВ начал распространять зону своих действий на эти территории. В августе 1978 года Уолтер получил два штрафа за превышение скорости в Уолнат-Крик. Нападения НСВ на востоке области залива Сан-Франциско начались два месяца спустя. Суд по одному из штрафов за нарушение ПДД, выписанному Уолтеру в Уолнат-Крик, состоялся за две недели до нападения в этих местах.
В 1997 году Уолтера остановили за проезд на знак, требующий остановки. У него на поясе нашли два ножа для стейков в обмотанных скотчем ножнах. В судебных документах времен его ареста за бытовое насилие записано, что он угрожал бывшей жене, говоря: «Я тебя искромсаю на мелкие кусочки».
«Молчи, а то искромсаю», – говорил НСВ. Он часто угрожал отрезать жертвам уши, пальцы ног или рук.
Уолтер либо умер, либо прилагал титанические усилия, чтобы его не нашли. Хоулс регулярно обзванивал судмедэкспертов с вопросом, не попадались ли им неопознанные тела с похожими приметами. Наконец он разыскал единственного ребенка Уолтера – его жившую отдельно дочь. Детектив из следственного отдела Контра-Косты объяснил ей, что ее отца разыскивают, потому что ему причитаются деньги со времен тюремного заключения в 2004 году. Дочь ответила, что не разговаривала с Уолтером с 2007 года. Однажды он звонил ей из телефона-автомата, сказала она. В то время он бродяжничал в Сакраменто.
Хоулс обратился в правоохранительные органы Сакраменто с просьбой поднять бумаги по Уолтеру, если такие найдутся: у бомжей часто возникают мелкие трения с полицией. Если Уолтер бродяжничает в Сакраменто, его имя наверняка упоминается в каком-нибудь протоколе. Может, это упоминание так и не зафиксировали в базе данных, но оно где-нибудь да есть. Наконец Хоулсу позвонили.
– Уолтер у нас не значится, – сообщил полицейский, – но его брат фигурирует в списке свидетелей по одному делу. Он живет в машине за заправкой «Юнион 76» в Антелоуп.
Хоулс достал копию свидетельства о собственности, приобщенную к делу Уолтера. Дом не был куплен в ипотеку, а достался брату от его отца. Хоулс был озадачен.
– Почему же тогда брат Уолтера бомжует? – громко спросил он.
В трубке молчали.
– А вы уверены, что беседовали именно с братом Уолтера? – снова спросил Хоулс.
Вскоре Хоулсу позвонили из управления шерифа Сакраменто – именно этого звонка он ждал. К брату Уолтера явились люди с серьезными выражениями лиц и портативным сканером для отпечатков пальцев, и он съежился и поднял руки. И во всем признался. Отпечаток большого пальца подтвердил, что бездомный человек – не кто иной, как Джим Уолтер. У него взяли материал для анализа ДНК и срочно отправили его в лабораторию.
Когда Хоулс возил меня на машине по местам, связанным с нападениями НСВ на востоке области залива Сан-Франциско, он остановился и указал, где именно Уолтера нашли спящим в его припаркованном «Понтиаке Леман» в Данвилле 2 февраля 1979 года. Один вопрос по-прежнему не дает Хоулсу покоя. Зачем Уолтону ложиться на дно на целых восемь лет, желая избежать тридцатидневного заключения?
Но на самый важный вопрос, на расследование которого он потратил восемнадцать месяцев, ответить все же удалось.
– Он не НСВ, – сказал Хоулс и покачал головой. – Но уверяю вас, он был тенью НСВ.
Мы уставились в одну точку.
– А они точно все сделали правильно? – Я имела в виду анализ ДНК.
Хоулс немного помедлил.
– В Сакраменто прекрасно разбираются в том, что делают, – ответил он.
Мы поехали дальше.
Сакраменто, 1978 год
Мы с детективом Кеном Кларком стояли возле места двойного убийства, совершенного на востоке Сакраменто в феврале 1978 года. Наконец он прервал раздумья вопросом: