Я надеюсь, что группенфюрер СС Глобочник проведёт эту работу как самую первоочередную в срединной России.
Г. Гиммлер
Оберштурмбанфюрер СС»[128]
То, что раньше и совсем недавно выглядело зловеще, всё больше превращается в суетню разъярённых и перепуганных крыс, которых вот-вот настигнет расплата. Всё меньше у фашистских карателей возможности мстить населению оккупированных земель. Тем более – думать об «окончательном урегулировании».
И тем не менее они продолжают реализовывать тот первоначальный план «Ост». Рушатся военные стратегические и тактические планы, надежды на победу в войне, на скорое мировое господство, на тысячелетний «Третий рейх», а они вон как стараются убить… ну, хотя бы одного ещё ребёнка – русского, белорусского, украинского, польского…
Что тут – автоматизм некоего бездумного, жуткого механизма?
Нет, не только.
В каких-то штабах и в чьих-то мозгах всё это имело вполне «рациональный» смысл, служило плану ещё более глобальному.
Пангерманизм, – а гитлеризм, нацизм можно рассматривать как особенно зловещий этап в развитии и притязаниях давнего пангерманизма, – всегда исповедовал следующее: даже проигрывая войну, нанести как можно больший ущерб сопредельным странам, народам. Особенно – их «биологическому потенциалу». Чтобы в «следующий раз» их было меньше, а немцев больше.
Один из пангерманистов, Клаус Вагнер, еще в 1906 году в своей книге «Война» проповедовал:
«Давайте смело организуем массовое насильственное переселение европейских народов. Потомство нам будет благодарно. Необходимо будет прибегнуть к мерам принуждения. Эти народы надо загнать в резервации, где мы будем держать их изолированными, с тем, чтобы мы могли получить пространство, необходимое для нашей экспансии»[129].
Голос, интонации, фразеология – вполне розенберговские.
Или вот ещё – из выступления другого пангерманиста, Генриха Класса, вещавшего в 1913 году:
«Мы должны закрыть наши сердца для жалости…
…Малые страны, вроде Голландии и Бельгии, утратили свое право на существование…
Мы должны проводить агрессивную политику. Франция должна быть сокрушена раз и навсегда. Да будет война для нас священна. Мы должны приветствовать её как врачевателя нашей души…
Мы ожидаем фюрера! Терпение, терпение, он появится»[130].
А в 1943 году – уже от имени того терпеливо ожидаемого фюрера – фельдмаршал фон Рунштедт учил слушателей Берлинской военной академии:
«Уничтожение соседних народов и их богатств совершенно необходимо для нашей победы. Одна из серьёзных ошибок 1916 года состояла в том, что мы пощадили жизнь гражданского населения враждебных стран, ибо необходимо, чтобы немцы всегда по крайней мере вдвое превосходили по численности народы сопредельных стран. Поэтому мы обязаны уничтожить по крайней мере треть их обитателей…»[131].
А потому, даже проиграв фактически войну, они ещё убивали – женщин, детей… Ещё хотя бы одного русского, белорусского, украинского, польского ребенка… И автоматизм в этом – кошмарный автоматизм фашистской машины уничтожения. В каждом отдельном случае. А в целом – снова план, снова расчёт на отдалённое будущее.
И когда власть их жестокости, сумасшествия сузилась до собственно немецкой территории, тот самый «план» их повернулся уже против немецкого населения. Не убивать, не вешать, не топить и не жечь они не могут – это их форма существования. И не только мысли о том, чтобы спастись или чтобы протянуть ещё месяц, неделю, час, а вот эта их природа убийц проявлялась в том, что и Германию они готовы были, хотели и старались превратить «в зону пустыни». Других земель для такой «работы» у них уже не осталось.
«Фюрер немецкого народа», издыхая, так отблагодарил Германию:
«Если война будет проиграна, пусть погибнет и немецкий народ. Такая судьба неотвратима. Нечего задумываться над основами самого примитивного прозябания. Наоборот, лучше самим уничтожить эти основы, к тому же своими собственными руками. Народ оказался слабым, будущее принадлежит более сильному восточному народу. Кроме того, те, что останутся после войны, представляют незначительную ценность, все лучшие погибли»[132].
И приказал – последний раз бешеный укусил – затопить водами Шпрее тысячи немецких женщин, детей, что спасались в берлинском метро…
И это был для фашизма вполне логический конец, результат. «Фюреры» клялись интересами немецкого населения, и всё, что делали, все зверства свои клали на «алтарь» всё тех же «интересов немца». Потому что его руками всё и делали. Однако не вытянул он их кровавую колесницу из той пропасти, в которой они очутились. – Не получилось всемирного господства «новой касты». Тогда – пристрелить и его, немца, убить и немецкий народ – как загнанного коня убивают. Не нужен. Отомстить и ему за то, что они, «фюреры», издохнут, а немецкий народ останется жить. Геббельс так верещал перед самым концом:
«Немецкий народ заслужил участь, которая теперь его ожидает… Но не предавайтесь иллюзиям: я никого не принуждал быть моим сотрудником, так же, как мы не принуждали немецкий народ… Теперь вам перережут глотки… Но если нам суждено уйти, то пусть тогда весь мир содрогнётся»[133].
Вот что такое Хатынь, что такое белорусские Хатыни! Как и Лидице, Орадур, они – символ нацистских зверств. Но и что-то большее. Это уже – настоящий оскал фашизма, который от многих стран Европы до времени был скрыт.
Белорусские Хатыни – это нечто настолько зловещее, что людям планеты нелегко до конца осмыслить и до конца почувствовать даже после освенцимов и бухенвальдов. Белорусские Хатыни – это та реальность, практика, которую фашизм готовил целым странам и континентам, однако широко начать успел только здесь.
Огромными жертвами советский народ заплатил за то, чтобы мир, чтобы другие народы не испытали того же, не познали сотен и тысяч Хатыней. Своими Хатынями заплатил.
Это должны понимать, знать те, кто приезжает, приходит сюда – в Хатынь. Об этом немо кричит резкая, темная фигура старика с таким каменным и таким мягким телом мёртвого мальчика на руках, об этом кричат названия бывших деревень на страшном «кладбище деревень» – единственном на Земле.
Фотоархив
Алесь Адамович (1927–1994)
Янка Брыль (1917–2006)
Владимир Колесник (1922–1994)
Первое издание. «Я з вогненной вёскі», 1975 г.
Перевод на русский язык, 1977 г. На фото – Ольга Минич
Обложка и титульные листы издания 1991 г.
Момент съёмок «Хатынь, 5 км» А. Адамович и И. Коловский, 1967 г.
Вл. Колесник, Я. Брыль, А. Адамович. Витебшчына, 1972 г.
Соавторы книги. Озеро Нещерда на Витебщине, 1972 г.
Запись местных жителей. Деревня Мстиж Борисовского района, 1973 г. Фотограф В. Колесник
А. Адамович, Я. Брыль, 1970–1973 гг. Фотограф В. Колесник
Разговор со свидетелем из огненной деревни. А. Адамович, Я. Брыль, 1970–1973 гг. Фотограф В. Колесник
Я. Брыль и А. Адамович за работой, 1970–1973 гг. Фотограф В. Колесник
Я. Брыль, А. Адамович возле «Москвича», на котором объехали Беларусь, 1970–1973 гг. Фотограф В. Колесник